го только она не выделывала!
– А что именно? – насторожился Кашелев.
– Представляете, до чего дошла,– расширила глаза Куреиева.– Бабку она приводила, ворожею. Когда, конечно, Мары и Жоры не было дома. Та бабка чем-то кропила дверь их комнаты да пришептывала.
– Для чего?
– Для сглазу. Чтоб Мара заболела, наверное.
– А вы знаете ту бабку?
– Марией Семеновной зовут. Фамилия – Мишина. Я, между прочим, встретила ее месяц назад на Коптевском рынке. Она приглашала к себе домой, обещала погадать.
– Где живет Мишина?
– В Ховрино.
– Адрес?
– Дома где-то, кажется, есть.– Куренева несколько смутилась.– Она так пристала, я и черкнула на бумажке, чтобы Мария Семеновна отстала. Потом сунула куда-то…
– Поищите, пожалуйста, хорошо?
– Ладно.
– Давно это было? Я имею в виду ворожбу?
– Летом еще.
– Так, хорошо. А скажите, Елизавета Федоровна, когда-нибудь при вас Маргарита говорила о том, что жить не хочет?
– Да вы что?– удивилась Куренева.– Сроду от нее подобного не слыхала. Если рядом такой человек, как Жора, то спрашивается, зачем уходить из жизни? Любовь для женщины – самое главное,– философски заметила Куренева.– Честно говоря, я ушам своим не поверила, когда узнала, что Мара…
Кашелев спросил Куреневу о ее знакомом. Это насторожило женщину. Она стала уверять, что Василий Иванович очень порядочный человек, настойчиво добивается ее руки, но она раздумывает.
– Знаете, сколько хлопот прибавится, а я так зверски устаю на работе,– сказала Куренева, потупив взгляд.– А почему он вас заинтересовал?
– Ну, бывал в вашей квартире. Может, свежим глазом видел то, чего не заметили вы,– неопределенно ответил следователь.
Чтобы не огорчать Куреневу, Кашелев не стал расспрашивать ее, как вел себя Василий Иванович по отношению к умершей. Он сам поговорил с «дамским угодником», как охарактеризовали его Гаврилкина и Валентина Сергеевна.
Второго декабря Василий Иванович в Москве не был. В конце ноября он выехал в группе охотников, которую послали в Шаховской район, где местных жителей стали донимать волки. Василий Иванович довольно живо рассказал, как они расправились с серыми разбойниками, убив более десятка матерых хищников. И чтобы следователь не подумал, что это из области охотничьих побасенок, показал вырезку из «Вечерней Москвы», в которой описывалась их шаховская эпопея.
Еще одно алиби, еще один подозреваемый отпал.
Значит, убили Маргариту?
Георгий Велемиров с определенностью показал, что его мать ненавидела сноху. Однако Георгий – сторона потерпевшая, а стало быть, необъективная. Но была еще Куренева, человек посторонний. По ее мнению, Валентина Сергеевна была готова пойти на все, лишь бы разлучить сына с Маргаритой.
Неужели Велемирова не остановилась даже перед убийством?
Отнять жизнь у молодой, полной энергии женщины? Жены сына, которого она, по ее же словам, безумно любит. Чего же добивалась Валентина Сергеевна в таком случае? Неужто же человеческая ненависть бывает так непреодолима, так слепа?
Как бы там ни было, надо искать новые факты, подтверждающие или опровергающие эту версию.
В городе стояла оттепель, что часто случается во второй половине декабря. Снег стаял, сырой ветер гулял по улицам. Что радовало глаз, так это витрины магазинов, украсившиеся нарядными новогодними елочками.
В один из таких дней Кашелев отправился за город, в Ховрино.
Мария Семеновна Мишина жила в двухэтажном деревянном доме, потемневшем от времени. Комната Мишиной производила тягостное впечатление. Вокруг неопрятность и беспорядок. Мария Семеновна, в безрукавке неопределенного цвета и с папиросой в зубах, приняла следователя, видимо, за «клиента»
– От кого, касатик, пожаловал? – спросила она хриплым прокуренным голосом.– Кто рекомендовал?
– Я из прокуратуры,– сказал Кашелев, предъявляя служебное удостоверение.
В глазах Мишиной промелькнул испуг. Но только на мгновение.
– За что такая честь?– усмехнулась она.– Живем тихо-мирно, законы уважаем. Ничем плохим не занимаемся.
– Если не считать, что морочите людям голову,– заметил следователь.
– Просвети, товарищ дорогой, кому это я заморочила голову? – со сладенькой улыбочкой произнесла старуха.
– Многим,– ответил Кашелев.– Кому жениха привораживаете, кому – богатство, а кого и вовсе хотите со света сжить.
При последних словах Мишина недобро глянула на следователя.
– Да я всем только счастья желаю.
– За деньги?
– Бескорыстно, сынок, бог видит – бескорыстно. «Святошей прикидывается»,– усмехнулся про себя Кашелев.
Перед тем, как зайти сюда, он говорил с участковым уполномоченным, который сказал, что Мишина – вреднющая старуха. Занимается какими-то темными делишками, а поймать с поличным пока не удается. Осторожная очень. Вот и теперь, спросила, кто рекомендовал.
– Я, милок, утешаю людей,– продолжала гнусавить Мишина.– Иной раз человеку надобно только словечко хорошее. Горе, оно само бродит по свету.
– Вот вы и накликали его,– строго сказал следователь.
– Пугаете, товарищ начальник.– Она стрельнула в пего злым колючим взглядом.
– Велемировых знаете?– в лоб спросил Кашелев.
– Нет, не знаю таких.
– А вы припомните получше. У которых летом были… Соболевский проезд…
Старуха закатила глаза к потолку. Видимо, размышляла, стоит ли признаваться. И если стоит, то в чем именно.
– Это в Лихоборах, что ли?– наконец молвила она.
– Точно, в Лихоборах,– подтвердил следователь.
– Приглашала меня к себе одна. Так ведь горе у нее. Сноха-разлучница. С сыном разлучает родную мать…
– Добились своего. Теперь нет снохи, умерла.
– О господи! – вырвалось у Мишиной. На этот раз испуг был неподдельный.– Так ведь я не хотела! Об одном только молилась, чтобы сноха вырвала из своего сердца злобу и повернула душу свою к свекрови!
– А разве вы не желали снохе Валентины Сергеевны всяческих болезней? – сурово спросил Кашелев.
– Клянусь, нет! – со страхом произнесла Мишина.– Это Валентина просила, чтобы я наслала на сноху какую-нибудь порчу. Я отказалась. Тогда Верка…
Старуха вдруг осеклась, поняв, наверное, что сказала лишнее.
– Какая Верка?-ледяным голосом спросил Кашелев.
– Ры… Рыбина,-с трудом выдохнула Мишина. Вероятно, из боязни, что ее обвинят в причастности к смерти Маргариты, Мишина рассказала, как в один из осенних дней, после того как не помогла ворожба в доме Велемировых, к Мишиной заявилась Валентина Сергеевна. В это время у старухи находилась ее соседка – Рыбина. Велемирова снова стала жаловаться на жену сына и завела разговор, как бы избавить Георгия от Маргариты. Она попросила Марию Семеновну испробовать какой-нибудь другой способ ворожбы. По словам Мишиной, Рыбина посмеялась над всем этим и сказала якобы, что нужно действовать по-другому.
– Что Рыбина имела в виду?-спросил Кашелев.
– А я почем знаю?-ответила старуха.– Дальше об этом они говорить не стали. Ушли.
– Вместе?
– Да.
– Не знаете, после этого Валентина Сергеевна общалась с вашей соседкой?
– Чего не знаю, того не знаю. Да вы сами Верку поспрошайте.
После допроса Мишиной следователь снова зашел к участковому уполномоченному, расспросил о Рыбиной.
Ей было тридцать восемь лет. Работала контролером-браковщицей в Химках. Второй раз замужем.
– Бедовая бабенка,– охарактеризовал Рыбину участковый.– Закладывать любит.– Он выразительно щелкнул себя по воротнику.
Возвращаясь в прокуратуру, Кашелев размышлял о том, сколько еще дикости вокруг.
Взять хотя бы Мишину. Правда, было похоже, что она сама мало верила в свои «чудеса». Скорее всего дурачила простофиль и обывателей, выманивая у них деньги. Однако, как могли люди, подобные Велемировой, уповать на какие-то потусторонние силы?
Но дикость дикостью, а следователя в данном случае больше всего интересовало то, что Валентина Сергеевна не гнушалась ничем в достижении своей цели – избавления от снохи.
Пришел ответ на запрос из Пензы. Родная тетя Маргариты, Евгения Павловна Ланина, передала по просьбе прокуратуры письма, полученные в разное время от племянницы. Читать эти послания без волнения было невозможно.
«Дорогая тетя Женя! – писала Маргарита в 1950 году.– От всей души горячо благодарю за помощь, которой вы нас просто спасли. Мы дошли до того, что продали книгу «Поварское искусство» за пятьдесят рублей, потом Жора продал две своих стамески из набора за сорок пять рублей. Я-то знаю, как это было для него тяжело, потому что такой инструмент сейчас нигде не найти. К концу месяца у нас осталось всего два рубля 20 копеек. Вчера приехала с работы домой, а Жора сказал, что только что получил извещение о вашем переводе. Я в первую минуту даже расплакалась от радости…»
В этом же письме Маргарита, несмотря ни на что, вот так отзывается о муже:
«Мне говорят, что я неудачно вышла замуж, но я, тетя Женя, ни разу не пожалела об этом. Жора – прекрасный человек, лучшего друга не может быть. Не знаю, что будет дальше, а сейчас я счастлива с ним. Правда, милая тетя Женя, если бы вы его узнали, то сами бы сказали это же. Он очень способный, талантливый, я верю в него. Живем дружно, утешая и поддерживая друг друга…»
Другое письмо. И снова о том, какие испытания выпали на их долю: «Морозы стоят сильные, а у меня пальто на «рыбьем меху» и даже галош нет. Но о себе я не думаю. Главное, чтобы Жора не простудился и хорошо питался. Кроме него, нет рядом ни одной живой души…»
И еще в одном письме: «Задолжали за пять месяцев за квартиру. Но все это ерунда, конечно, явление временное. Было бы здоровье у Жоры. Когда мы вместе, нам никакие трудности нипочем…» Это письмо Маргарита заканчивала так: «Будет и на нашей улице праздник! Правда?»
Но праздник, увы, для них с Жорой так и не наступил. Хотя, судя по последующим письмам, Георгий, наконец, закончил учиться, пошел работать и стал приносить домой до трех тысяч рублей в месяц – по тем временам немалые деньги.