Свадьба на экране продолжалась. Девушка и парень спели шуточную песню о том, какие заботы появятся теперь у молодоженов. Потом в кадре возник молодой человек, удивительно точно изобразивший известного эстрадного артиста Хазанова и его монолог студента кулинарного техникума. Его сменил парень, прочитавший свои стихи, посвященные Оле и Штефану. Кто-то крикнул «горько». Но тут же несколько голосов провозгласили: «Сладко, сладко!»
Смутившиеся жених и невеста поцеловались.
– Действительно, почему на свадьбах обычно кричат «горько»?– спросил Масяков.– По-моему, более правильно будет «сладко»… Это, кстати, тоже новая традиция, и появилась она на таких вот трезвых свадьбах…
Посреди зала поставили стол. На нем появился электрический утюг, отвертка, раздвижной ключ.
– Не удивляйтесь,– прокомментировал ведущий,– это начались испытания будущей жены… Представьте себе, муж уехал в командировку, а в доме поломался электрический утюг. Вызывать мастера? А может, попробовать починить самой? Посмотрим, как решит эту проблему Оля…
На экране крупным планом озабоченное лицо невесты. Она неуверенно берет в руки утюг, осматривает, дергает шнур, затем начинает разбирать. Гости весело подсказывают. Один из шаферов просит отставить подсказки. Под одобрительный гул присутствующих Оля находит поломку и устраняет ее.
– Молодец, Оля! – говорит довольный Масяков.– Если справилась с таким сложным прибором, то остальное все будет нипочем!…
Починенным утюгом невеста гладила мужскую рубашку. Гости аплодировали.
– Экзамен выдержан! – произносит ведущий.– Жениху тоже предстоит испытание, только немного попозже… А перед этим надо подкрепиться…
Оля и Штефан идут на свои места. Шафер берет бутылочку с безалкогольным вином «Гвиниса», хочет налить невесте. Но она отказывается. Шафер наливает жениху, себе. А Оле – «Фанту». После очередного тоста все выпивают.
Потом снова мы увидели танцующих гостей. Затем ведущий взял еще несколько интервью.
– Внимание! – провозглашает Масяков.– Настала очередь Штефана держать экзамен!
На столе посреди зала-большая пластмассовая кукла. Рядом – чепчик, пеленки. Новоиспеченный муж надевает на «ребеночка» чепчик. Но никак не может справиться с завязочками. Штефан растерянно улыбается, берет пеленку. Кукла падает на пол. Раздается всеобщий смех, потому что присутствующие думают, что жених разыгрывает публику.
Штефан нагибается за куклой и тоже чуть не падает. Становится ясно, что с ним происходит что-то неладное. Но неестественно ведет себя и камера. Изображение в ней то перекашивается, то ходит из стороны в сторону.
Затем вдруг зал на экране переворачивается вверх тормашками. Видна часть потолка с плафоном дневного света.
– Упал! – вздохнул режиссер.
– Кто?– не понял следователь.
– Стасик Каштанов,– пояснил Решетовский.– Оператор… На этом съемки закончились… И веселье, как вы понимаете, тоже… Началась паника…
Телемонитор погас. Некоторое время мы сидели молча. Первым заговорил Володарский.
– Грант Тимофеевич,– обратился он к режиссеру,– вы неотлучно находились в зале?
– Почти… Мы ведь не все снимали. Так бы пленки не хватило…
– А вы?– спросил следователь Масякова.
– Я не выходил.
– Значит, первым потерял сознание и упал Каштанов? – уточнил Володарский.– Потом – отец Оли, а за ним – жених?
– Совершенно верно,– подтвердил Саша.– Четвертым, насколько я помню, упал друг жениха… Да вы его видели в последних кадрах. Они пили со Штефаном безалкогольное вино «Гвинису».
– По-моему, этот кадр снимал ассистент оператора,– сказал Решетовский.
– Точно,– кивнул ведущий.– Юра снимал.
– А где ассистент? – спросил следователь.
– Юра Загребельный? Уехал на «скорой», которая повезла Каштанова в больницу,– ответил режиссер.– Он буквально боготворит Стаса…
– Вы не в курсе, Каштанов ел что-нибудь из угощения на столе? – спросил следователь.
Масяков отрицательно покачал головой: мол, не знаю, а Решетовский сказал:
– Возможно… Уж очень настойчиво приглашал его отец Оли… По-моему, они куда-то выходили вместе… Кажется, покурить… Помню, Стае сказал, что Андрей Петрович мировой мужик…
Мы поблагодарили телевизионщиков, попрощались и покинули ПТС.
– Какие у вас есть соображения? – спросил я у следователя.
– Понимаете, Захар Петрович,– ответил он задумчиво,– интересно получается… Смотрите, кто отравился: жених, оператор, Андрей Петрович Маринич и шафер… Штефан, отец Оли и шафер сидели рядом. Так?
– Ну?
– Скорее всего, они ели одно и то же блюдо… Маринич, наверное, все-таки уговорил Каштанова посидеть с ним за столом и, как это принято, сам положил оператору еду. Ту же, что ели они…
– Вы что, думаете – пищевое отравление?– спросил я.
– Врачи предполагают,– ответил Володарский.– Возможно, ботулизм.
– А чем именно отравились?
– Бог его знает! На столе были грибы, рыба, мясо и другие продукты домашнего приготовления, копченый окорок, сало, колбаса…
– Ясно,– кивнул я, вспомнив одну из последних телепередач «Здоровье», в которой говорилось как раз об отравлении грибами, законсервированными в домашних условиях.– Грибы – опасная штука…
– Не только грибы,– возразил следователь.– Все, что консервируется дома, закатывается в банки, коптится, вялится… От рыбы бывает такое отравление – ого-го! Но, заметьте, помимо этих четырех, увезли в больницу с отравлением еще двух человек. А они сидели в разных концах зала… И потом, Оля и родители Штефана находились рядом с женихом и шафером. Так почему же с ними ничего не случилось?
Я опять вспомнил телепередачу и сказал:
– Часть курицы, например, может быть поражена ядом, а остальное – безвредное… Жениху, Андрею Петровичу и другим попались ядовитые части. Оле и родителям Штефана повезло… Но почему яд был обязательно в домашних продуктах, которые принесли на свадьбу гости? Насколько я понимаю, какая-то еда была приготовлена на кухне банкетного зала, так?
– Совершенно верно,– кивнул Володарский.– Более того, среди отравившихся – повариха Волгина. Наверное, она пробовала то, что приготовила… Короче, я распорядился опечатать кухню, а продукты послать на исследование в санэпидстанцию. Результаты анализов обещали сообщить как можно быстрее.
– Каковы ваши планы?
Следователь развел руками:
– Какие уж сегодня планы… Глубокая ночь… Свидетелей допрашивать не будешь. Да и где сейчас отыщешь их адреса?… Потерпевших – тоже. Все они в тяжелом состоянии. Говорить с врачами неудобно, они, бедняги, борются за жизнь отравившихся… Так что придется ждать утра…
– Ну что ж, подождем,– согласился я.
Мы зашли в банкетный зал, позвонили в городскую больницу № 3, куда увезли пострадавших. Дежурный врач сообщил, что принимаются все меры, но положение пока остается серьезным. Правда, степень отравления у доставленных в больницу разная, у кого более тяжелая, у кого менее. Особое опасение вызывает состояние Каштанова и Маринича.
Я поехал домой. Володя еще не спал, видимо, очень переживал. Я рассказал ему то, что стало известно мне. Сын пошел в свою комнату. Я тоже лег. Но спал тревожно. Под самое утро позвонил Володарский.
– Каштанов умер,– сказал он глухим голосом.
– Откуда звоните, Геннадий Яковлевич?
– Из больницы… Прямо как чувствовал, что будет беда…
– Да, скверно,– только и молвил я.– Так что же говорят врачи?
– Толком их так и не допросил. Они с ног сбились. Ведь еще шесть человек! Промывание, уколы, капельницы…
– Ладно,– сказал я,– держите меня все время в курсе… Вы бы теперь отдохнули…
– Да, прилягу соснуть на пару часов. Медсестры тоже уговаривают…
– Я буду в прокуратуре в восемь. Если что – звоните.
– Хорошо, Захар Петрович…
Я, как и обещал, был в своем кабинете в восемь часов утра. Но до девяти никаких сведений от Володарского не поступило. Он явился сам. С красными от недосыпа глазами, уставший.
– Как остальные пострадавшие?– первым делом осведомился я.
– По-разному,– ответил следователь.– Бедная Оля! – покачал он головой.– Мы с ней просидели часа два, беседовали о жизни… Она все время бегала, узнавала то про жениха, то есть мужа, то про отца… Ужасно больно на нее смотреть… В свадебном платье, зареванная…
– И что же она вам сообщила?
– Жизнь у девушки последние годы была не очень сладкая. После смерти матери… Отец, оказывается, любит выпить, и крепко…
– А кем работает?
– В музее. Начальник фотокинолаборатории. Как я понял, человек он способный. Энтузиаст! Это его стараниями славится наш музей… Представляете, создал фонд кинодокументов и видеофильмов! Сам ездил в Москву, пробивал в Госфильмофонде нужные для экспозиции картины… Буквально недели две назад о нем была большая статья в «Вечернем Южноморске». Не читали?
– Интересно, как отнесся к идее трезвой свадьбы Олин отец?– спросил я.
– Оля говорит, что принял в штыки. Мол, нечего позориться. Еще подумают люди, что ему жалко денег на свадьбу дочери, экономит на выпивке… Но Оля настояла. Со скандалом, но добилась своего. Отец дулся до последнего дня. А теперь девушка не может себе простить, что находится с ним в натянутых отношениях… Говорит: не дай бог, умрет!… Мне врачи сказали, что Андрею Петровичу, конечно, по секрету от Оли, очень плохо. Все время на кислороде…
– Выяснили, что они ели?
– Оля говорит, что отец вообще ест мало. Попробовал салат из помидоров, ковырнул баклажанную икру, съел кусочек рыбы, ложку грибов и крылышко куриное… То же самое ели Штефан и его родители…
– А шафер? Которого тоже забрала «скорая»?
– Его звать Ваня Сорокин… Он ел эти же блюда.
– Ага,– заметил я,– все-таки отравившиеся ели одну и ту же пищу…
– Но Каштанов, оказывается, к ним не присаживался,– сказал Володарский.– Хотя, по словам Оли, отец очень звал его за стол… У них, я имею в виду Андрея Петровича и Стаса, возникла как будто взаимная симпатия. Оля слышала, как они беседовали о видеомагнитофонах, какой-то пленке. Каштанов пообещал помочь Мариничу записать на видеомагнитофон редкие ленты из фонда Гостелерадио. Для музея, разумеется… Они выходили вместе курить. Несколько раз. Задерживались подолгу.