– Какая именно водка?
– «Столичная».
– Чье производство?
– Местное.
– Дальше,– попросил я.
– Слесарь аварийной службы горводопровода Любешкин,– достал другой протокол допроса следователь.– Он вообще рассказал какую-то не очень правдоподобную историю…
– Что же?
– Вы только послушайте… Любешкин говорит, что ночь была очень хлопотная – четыре раза выезжали по вызову. Особенно трудно, по его словам, пришлось в жилом доме на Комсомольском проспекте. Сама авария несложная, но работали по грудь в воде – подвал затопило… Замерз, говорит, как цуцик… Ко всему прочему, их машина испортилась, так что домой шел пешком. Бежал, чтобы согреться. Присел в сквере передохнуть. Глядь, рядом со скамейкой в траве, прислоненная к деревцу, недопитая бутылка… Взял, понюхал – вроде водка… Отхлебнул для «сугреву»… Действительно, водка…
– «Московская»?– уточнил я, потому что вспомнил рассказ Максима Подгорного.
– Совершенно верно…– удивился Володарский.– Любешкин сказал, что решил остальное допить дома под закуску. Пришел, сварганил себе яичницу, достал соленых помидоров и маринованных баклажанов… Ну и прикончил бутылку… чувствует: что-то не то!… Лег спать… Проснулся от страшной боли в животе… Открылась рвота… Жена Любешкина переполошилась, вызвала «скорую».– Следователь помолчал, потом добавил: – Не понимаю, откуда в сквере могла взяться водка? Мне кажется, он просто сочинил всю эту историю, чтобы не выдавать того, кто снабдил его спиртом…
– Сквер возле «Бесстрашного»?-спросил я.
– Да…
– Значит, не сочинил. Эту самую бутылку распивал там Максим Подгорный,– сказал я.
И поведал вчерашнюю историю про скандал в семье кандидата наук и чем она кончилась.
– Это же надо! – покачал толовой следователь.– Я-то думал, что Любешкин мне голову морочил… Он еще иронизировал: обрадовался, мол, что выпил на дармовщину, вот и вышло боком…
– Когда он нашел бутылку?
– В начале седьмого утра.
– Вы проверяли это?
– Да, звонил в горводопровод. Там подтвердили, что аварийная бригада покинула дом на Комсомольском проспекте в шесть.
– Хорошо,– кивнул я,– но…
– Понимаю,– прервал меня Володарский,– вы хотели уточнить, не мог ли Любешкин обворовать Максима Подгорного?
– Верно, Геннадий Яковлевич. Но теперь ясно, что парнишку обчистили раньше. Ведь отец нашел его около четырех часов ночи и тут же увез в больницу. А бутылку Подгорный-старшнй не заметил, потому что было еще темно… К Любешкину домой ездили?
– Вместе с Кармией Тиграповной… Жена Любешкина подтвердила показания мужа, стала рассказывать…
– Бутылку нашли? – нетерпеливо перебил я следователя.
– Конечно. Но, понимаете, «московская» не нашего производства…
– Как?
– Судя по этикетке – таллинская…
– Господи! – вырвалось у меня.– Как она попала в Южноморск?
Геннадий Яковлевич развел руками.
– Эту загадку еще предстоит решить,– сказал он.– Потом я допросил привезенных со свадьбы. Мунтяну, ну, жених, вставать пока еще не может, но показания дал.
– Он знает, что тесть умер?
– Нет, от него скрывают.
– Так что же рассказал Штефан?
– Говорит, что не имеет представления, как в его бокале оказался спирт… По его словам, Андрей Петрович весь вечер подбивал его выпить… Как только приехали в банкетный зал, Маринич, уловив момент, когда Ольги не было рядом, намекнул Мунтяну: мол, нехорошо, не обмыть такое событие – грех. Даже сказал будто бы полушутя-полусерьезно: не выпьем – разведетесь… Штефан оказался как бы меж двух, огней: с одной стороны, тестя не хочется обидеть, а с другой – дал слово Ольге. Она на полном серьезе предупредила Штефана: если выпьет хоть грамм, то прямо со свадьбы уйдет и между ними все будет кончено… Жена, разумеется, для него дороже… Он так и заявил Андрею Петровичу. Тот отстал. Правда, бросил: ты, мол, как знаешь, а я сам себе голова… Прошел час, другой… Штефан стал замечать, что глазки у тестя несколько помутнели, движения стали какие-то неуверенные… Штефан пил только лимонад да безалкогольное шампанское и вино, что привез Берикашвили, «Гвиниса» называется. Однако один раз когда он выпил бокал «Гвинисы», ему показалось, что в вино подлили водку… Но признаться невесте он побоялся. Ольга еще подумает, что Штефан ес обманывает. Нарушил слово и хочет свалить на кого-то… Короче, Штефан промолчал… Ваня Сорокин, шафер, что сидел рядом с ним, признался на ухо Штефану, что ему, кажется, тоже подлили в «Гвинису» спиртное…
– Постойте, постойте,– прервал я следователя.– Помните, в видеозаписи есть момент, когда Сорокин предлагал Ольге грузинского безалкогольного вина? Ольга отказалась, и Сорокин наполнил бокалы Штефану и себе… Может, именно тогда они выпили вина с метиловым спиртом?
– Вполне возможно,– сказал Володарский.– Надо еще раз посмотреть видеозапись, хорошо бы вместе с Мунтяну и Сорокиным… В общем, Штефан почувствовал себя плохо часа через полтора. Так же, как и шафер.
– Вы допрашивали Сорокина?
– Да, он подтвердил то, что рассказал Мунтяну.
– Откуда, по их мнению, в «Гвинису» попала отрава?
– На этот счет оба ничего не могли сказать. Если вы помните, со свадьбы увезли семь человек,– продолжал Геннадий Яковлевич.– Помимо жениха, шафера, Маринича и оператора Каштанова, еще двух гостей и повариху Волгину… О Мариниче и операторе я скажу позже. Те двое пострадавших гостей уверяли меня, что пили только прохладительные напитки и безалкогольное вино. Когда пили «Гвинису», тоже почувствовали привкус водки.
– Опять «Гвиниса»,– вздохнул я.
– Вот именно!– Следователь достал из папки протокол допроса.– Теперь о Волгиной… Очень жизнерадостная особа, во время нашей беседы все время хихикала… Отделалась легче всех! По ее словам, шкалик ей предложил сам Маринич. За хорошую работу.
– Когда?
– Волгина говорит, гости сели по первому разу, закусили, отведали ее котлет по-киевски, и сразу после этого на кухню завалился Андрей Петрович… Пиджак расстегнут, левая сторона оттопыривается… Спрашивает: где кудесница, которая готовила котлеты? Волгина отвечает: я. Он обнял ее за плечи и говорит: золотые у вас руки! А на ухо шепчет: примем по сто грамм?… Повариха согласилась… Повела в закуток, достала рюмки, два бутерброда с красной икрой. Маринич вынул из кармана початую бутылку… Выпили за здоровье молодых. Причем Волгиной он налил почти полный фужер, себе – поменьше. Объяснил, что надо еще с одним хорошим человеком выпить… Повариха считает, что Андрей Петрович был уже навеселе… Волгиной стало плохо часа через полтора, но она скрывала до последнего…
– Она не помнит, какую именно бутылку достал из кармана Маринич?
– Очень хорошо помнит! Наша «столичная» со знаком качества.
– А Маринич не говорил ей случайно, где купил водку?
– Нет, он не сказал, а она не поинтересовалась.
– Понятно,– кивнул я.– Жаль, что не прояснен такой важный момент…
– Еще бы!– сказал Володарский.– Неизвестно еще и то, что и где пил покойный оператор Станислав Каштанов…
– Какие показания дал его ассистент?– спросил я.– Юрий Загребельный?
– Я еще не беседовал с ним,– ответил следователь и посмотрел на часы.– Загребельный обещал прийти в прокуратуру. Понимаете, он должен встретить мать Каштанова. Ей сообщили утром по телефону о смерти сына, и она тут же вылетела в Южноморск… Думаю, ассистент оператора скоро появится… Знаете, Захар Петрович, мне кажется, что Маринич и Каштанов выпивали вместе. Режиссер намекал, да и Загребельный обмолвился, что оператор не дурак выпить. Отец невесты, как мы знаем,– тоже. И потом, Маринич всю свадьбу крутился вокруг Каштанова, и оба несколько раз отлучались из зала.
– Вполне вероятно,– согласился я.– Главное, необходимо выяснить: где они брали водку?
В кабинет заглянула Карапетян:
– Можно?
– Нужно, Кармия Тиграновна! Ну что там у вас? – нетерпеливо спросил я.
– Что анализы?– задал вопрос Володарский.
– Сейчас, сейчас,– с улыбкой посмотрела на нас Кармия Тиграновна.– Во-первых, Захар Петрович, в пансионате «Скала» в номере Белугиной сохранилось все как было. Фрукты на столе, стаканы, разбитая бутылка из-под «пшеничной»… Между прочим, приехал муж Белугиной. Кто-то из персонала проболтался, что она пила с другим мужчиной. Муж, естественно, рвет и мечет! Прямо Отелло! Пригрозил директору пансионата, что дело так не оставит. Развели, говорит, разврат и пьянство!… В пансионате паника! Кошмар!– темпераментно жестикулировала Кармия Тиграновна.
– Этикетка на бутылке чья?– спросил я.
– Нашего завода… Судя по дате, выпущена еще в прошлом году.
Мы переглянулись с Володарским.
– Странно,– сказал следователь.– Выходит, с прошлого года она где-то лежала! На складе, в магазине или у кого-то дома… И сделала свое черное дело только вчера!
– Все может быть,– пожала плечами Карапетян.– Меня больше волнует, что в трех известных нам случаях в бутылках южноморского ликеро-водочного завода был метиловый спирт.
– Вы имеете в виду те, из которых пили Михальчик, Алясов и Маринич?– уточнил следователь.
– Да,– подтвердила Кармия Тиграновна.– Правда, даты производства водки на всех трех бутылках разные, но факт остается фактом! Может быть, сейчас кто-то где-то покупает бутылки с отравой! Понимаете, произведенные на нашем заводе! По-моему, надо срочно что-то предпринимать!
Я тоже разделял мнение Карапетян. Володарский высказался, что следует принять экстренные и решительные меры немедленно.
Я набрал номер первого секретаря горкома партии.
– Слушаю вас, Захар Петрович,– сказал Крутицкий, и по его тону я понял, что он уже давно ждет моего звонка.
– Георгий Михайлович, дело приобретает еще большую остроту.
Я рассказал про ставшие нам известными факты и поделился соображением, что, возможно, метиловый спирт попадает каким-то образом в продукцию на южноморском ликеро-водочном заводе.
– Ваши предложения?– спросил первый секретарь.
– Чтобы не пострадал еще хоть один человек, надо прекратить производство,– ответил я.– А также вывоз готовой продукции с территории завода. Это раз. Во-вторых, приостановить продажу во всех магазинах, ресторанах, кафе и закусочных водки и вина нашего производства. В-третьих, создать комиссию, которая разобралась бы, каким образом в продукцию ликеро-водочного завода попадает метиловый спирт.