– Да что вы! Отличить смогу, ушиб это или побои: как-никак – медработник. И еще. Сегодня в обеденный перерыв Николай подъехал ко мне в больницу на своем КрАЗе. Вижу, самосвал целехонький. И фары, и стекла…
– Так что же его сдерживает признаться, с кем дрался?
– Не хочет,– вздохнула Дорохина.– И вообще из него слова клещами надо вытягивать…
– И часто у вашего мужа случаются подобные инциденты? Я имею в виду, может, характер задиристый?
– У Николая? – протянула она, округлив глаза.– Да он мухи не обидит!
– Или дружки непутевые?
– Какие дружки? В Зорянске он чуть больше месяца живет. Чудом, можно сказать, увезла его из деревни…
Я попросил Дорохину подробнее рассказать о муже, о себе.
История ее – каких тысячи. Выросли в одном селе, закончили одну школу-восьмилетку. Николай пошел на курсы механизаторов. Аня – в медицинское училище в райцентре. Летом она приезжала в деревню, вместе встречали утреннюю зорьку. Зимой он ездил в город, ходили в кино, на танцы. Потом Николая призвали в армию.
Аня ждала Дорохина эти два длинные для нее года. Переехала в Зорянск и поступила работать медсестрой в нашу больницу. Местным ухажерам отказывала: милее Николая никого не было.
Прошлой осенью Дорохин демобилизовался. Сыграли свадьбу. На радость родне с обеих сторон: и жених и невеста с одной улицы, свои…
Но тут между молодыми возникла размолвка. Николай не хотел перебираться в город. И резон у пария имелся: колхоз давал новый дом со всеми удобствами, председатель был рад, что вернулся комбайнер – механизаторов не хватало. Раз такой почет, почему не трудиться на селе? Тем паче мила Николаю земля.
Заупрямилась Аня: что ей делать в деревне? Какое-никакое, а образование. Пусть все удобства, а жизнь-то крестьянская: огород надо заводить, птицу и другую живность. Отвыкла она от этого. Да и задумка была – учиться, чтобы стать врачом.
Короче, коса на камень нашла. Но, видать, в семье все-таки головой была Аня. Поработал Николай в колхозе, помотался на автобусе из деревни в Зорянск да обратно и решил перебраться в город. С работой помогла жена. По ее просьбе райком комсомола (Аня была членом райкома) направил его в автохозяйство № 3, считающееся лучшим в городе. Дорохина верила, что райкому не придется краснеть за своего протеже. Николай имел хорошую характеристику из колхоза, а в армии был отличником боевой и политической подготовки.
Он успел проработать немногим больше недели…
– Как вы думаете, кто все-таки его?– спросил я, когда Апя выговорилась.
– Не знаю, товарищ прокурор. Может, пригрозил кто Николаю? Я до пас в милиции была. Там говорят: укажите виновных, тогда будем разбираться. А я им: вы и так должны найти тех бандитов… Разве я не права?
– Значит, вы никого конкретно не подозреваете?
– Нет.
– А как же милиции искать, если ваш муж молчит, не хочет говорить, кто и при каких обстоятельствах избил его?
Дорохина пожала плечами и заявила:
– Это милиция должна всякую шпану ловить… Я вот была как-то на выступлении московского артиста. Он разные предметы отыскивает, мысли отгадывает… Он может, а у нас что, в милиции, таких специалистов нету?
Я тоже ходил на это представление. Артист Юрий Горный действительно творил чудеса. В мгновение ока возводил в куб предложенные из зала четырехзначные числа, мог в считанные секунды извлечь корень из длинного числа. Но наиболее сильное впечатление он произвел, когда демонстрировал умение отгадывать мысли. Например, попросил девушку из зрителей в его отсутствие спрягать куда-нибудь иголку, а потом с завязанными глазами точно указал ряд и место, на котором сидел человек (тоже из публики) со спрятанной в галстуке иголкой. Он мог также отгадать в книге те слова, которые (опять же в его отсутствие) загадали зрители…
Короче, в Дорохиной как-то странно уживались рассудительность и в то же время наивность. В чем нельзя было отказать ей, так это в искренности и почти детской правдивости.
Насколько я понял, она думала, что мы, то есть прокуратура и милиция, если захотим, можем все, даже отыскать обидчика (или обидчиков) ее мужа, не имея достаточных улик.
– Вот что,– сказал я, завершая беседу,– попросите, чтобы ваш муж зашел ко мне. Возможно, со мной он будет более откровенным. Мужчины могут скорее договориться между собой.
– Поговорите с ним, товарищ прокурор, поговорите,– ухватилась за эту мысль Дорохина.– А то знаете, что-то нехорошо у меня на душе…
Николай Дорохин зашел ко мне на следующий день.
Я видел, как возле прокуратуры остановился могучий КрАЗ, на радиаторе которого почему-то красовалась эмблема от легковой машины «Чайка». Из кабины вылез высокий нескладный парень в брезентовой куртке, кирзовых солдатских сапогах и в кроличьей ушанке. Он потоптался у машины, потом нерешительно вошел в подъезд.
И разговор у нас получился какой-то нескладный. Доро-хин смущался, норовил отвести глаза в сторону. А возможно, он стыдился синяка, расползшегося от глаза почти на пол-лица. Одно было видно: ему очень не хотелось приходить ко мне, но и ослушаться жену, видимо, не мог.
– Неинтересная история, товарищ прокурор,– говорил он, не зная, куда пристроить свои жилистые руки.– И зря Анна всполошилась. Вас вот от важных дел отрываем…
– Значит, вы утверждаете, что была авария?– допытывался я.
Дорохин при слове «авария» насторожился. Может, испугался, что его привлекут за транспортно-дорожное происшествие, и теперь взвешивал, какое зло наименьшее? С одной стороны, авария, с другой – надо в чем-то признаваться…
– Какая там авария,– наконец буркнул он.– Выдумал я. Чтобы жена отстала…
– Драка?
– Так, ерунда,– снова буркнул Дорохин.
Жена была права: из Николая каждое слово надо было тащить клещами.
Насколько мне удалось разобраться (впрочем, я не уверен, что понял его до конца), у Дорохина якобы была стычка с приятелем и виноват в этом как будто сам Николай: нехорошо отозвался о его подружке. Словом, обычная история. Погорячились (оба, кажется, немного выпили), обменялись тумаками. Во всем этом трудно было усмотреть какой-то особый криминал.
Добиться большего от Дорохина я не мог. И, признаться, не очень старался. Если его объяснение было правдиво, то инцидент, как говорится, был исчерпан. Ну а если Николай утаил истину, это оставалось на его совести. Человек он взрослый, должен отвечать за свои слова и поступки. Да и не такое тут происшествие – синяк под глазом и разбитый нос,– чтобы мне самому ломать над случившимся голову. Но все-таки я сказал, что если он посчитает нужным, то может обратиться в суд в порядке частного обвинения, в данном случае – в нанесении Дорохину легких телесных повреждений.
Не знаю, что рассказал Николай жене после визита в прокуратуру, но больше Аня ко мне не приходила. И эта история стала забываться.
А буквально через день пришлось заняться одним необычным делом. Мой помощник, Ольга Павловна Ракитова, уехала на семинар, проводившийся областной прокуратурой, и дела по общему надзору в это время легли на мои плечи.
Однажды, сидя у себя в кабинете, я услышал в приемной шум. И удивился. Не шуму, конечно,– здесь всякое бывало,– а детским голосам. Через минуту зашел шофер Слава.
– Захар Петрович, тут к вам хлопцы рвутся,– сказал он.
– Какие хлопцы?
– Да стою я на улице, вытираю машину,– объяснил шофер.– Окружили меня, говорят, нужен кто-нибудь из прокуратуры, дело, мол, серьезное…
– Так пусть заходят,– пригласил я.
«Хлопцы» – трое подростков. Как они сказали, из соседней школы. Два мальчика и девочка.
Говорить начали разом, поэтому понять их было невозможно.
– Давайте для начала познакомимся,– предложил я, когда возбуждение несколько поостыло.
– Руслан,– назвал свое имя высокий серьезный мальчик, который, по-видимому, главенствовал среди них.
– Роксана,– сказала чернявая девочка с темными миндалевидными глазами и добавила: – Симонян.
Третьего звали Костей.
Они учились в восьмом классе и состояли в «голубом патруле». О дозорных этого патруля писала как-то городская газета. Они следили за состоянием озер, прудов, рек и речушек в Зорянске и его окрестностях, помогали инспекторам рыбнадзора выявлять и ловить браконьеров, спасали водоплавающих птиц, оставшихся по какой-то причине зимовать у нас, вели учет пернатых, чья жизнь связана с водой. В общем, как я понял, забот у них было много…
– Захар Петрович,– серьезно сказал Руслан,– надо срочно спасать озеро Берестень.
– А что случилось?
– Сгорит! – расширив глаза, выпалил Костя.
Берестень-озеро… Сколько счастливых безмятежных часов провел я на его берегу с удочкой в руках…
– Никогда не слышал, чтобы озеро горело,– заметил я.
– А вам известно, что в Америке в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году сгорела целая река?– учительским тоном спросила Роксана.
Пришлось признаться, что данный факт мне неизвестен.
– Об этом писали газеты всего мира,– продолжала серьезно девочка.– Река Кайахога в штате Огайо сгорела вместе с двумя мостами…
– По какой причине?
– На ее поверхности скопилась нефть,– ответил за Роксану Руслан.– Мы сегодня ходили на Берестень… На воде разводы нефти…
– Понимаете, спасать надо! – опять не выдержал Костя.– Срочно! А то будет как в Америке!
– Откуда у нас нефть?– в свою очередь удивился я.
Ребята, естественно, на этот вопрос ответить не могли.
По словам Руслана, они сообщили о происшествии его дяде – пенсионеру, отставному пожарному. Но дядя лишь посмеялся: вода, мол, гореть не может, водой тушат огонь…
Я спросил, говорили они еще кому-нибудь о своем открытии?
Выяснилось, что потом они помчались к учителю географии Олегу Орестовичу Бабаеву, который возглавлял «голубой патруль». Но его не оказалось дома. Они предупредили обо всем жену учителя и побежали в прокуратуру.
– Представляете,– возбужденно сказал Костя, самый темпераментный из троицы,– бросит кто-нибудь зажженную спичку или окурок – и все пропало!