Фантастический рассказ
Юрию Тынянову
1Сэр Мэтью Стейфорс начинает вычислять
Сестра милосердия прошла, осторожно ступая по длинному коридору, и, дойдя до кабинета, постучала. Никто не отозвался. Она постучала еще раз, отворила двери и остановилась на пороге.
— Простите, сэр, что отрываю вас от работы. Я пришла сказать, что сэр Рэджинальд, кажется, умирает.
Маленький старик в огромных очках и высоком воротнике, сидевший за письменным столом, поднял голову и поглядел на сестру с вниманием.
— Одну минуту, — ответил он, — я кончаю.
— Простите, — сказала снова сестра, — но мне кажется, что сэр Рэджинальд может вас не дождаться.
Старик в очках посмотрел на бумагу, покрытую цифрами, бросил карандаш и, накинув на плечи пиджак, вышел из комнаты.
Сестра прошла вслед за ним.
Дверь в конце длинного коридора отворилась: на узкой кровати лежал, вытянувшись, худощавый бледный человек. Черные волосы падали ему на лоб. Рядом с постелью сидел, задумчиво на него поглядывая, толстый человек в пальто.
— Умер, — сказал толстый человек в пальто, увидев Стейфорса. — Сердце не выдержало. Я с самого начала говорил, что сердце ни к дьяволу не годится.
Математик Мэтью Стейфорс остановился возле постели сына, посмотрел на его бледное лицо и отвел со лба черную прядь волос.
— Я пойду, сэр, — сказал толстый человек в пальто. — Кажется, больше мне нечего у вас делать. Прощайте, Стейфорс.
И толстый человек вышел вместе с сестрой милосердия.
Мэтью Стейфорс поправил очки, сел в кресло, подставил под подбородок руку и задумался.
Он глядел на неподвижное лицо сына, машинально отодвигая и вновь приближая к глазам огромные очки.
После долгого молчания он позвал дрожащим голосом: «Рэджи!» — но тотчас же, махнув рукой, выпрямился и твердыми шагами вышел из комнаты.
Среди ночи он вернулся, переставил лампу с ночного столика на письменный и принялся пересматривать бумаги сына.
Раскладывая их по порядку в аккуратные стопы, он прочел:
«1. Королевская Академия наук
Сэру Рэджинальду Стейфорсу
Настоящим доводится до Вашего сведения, что предлагаемый Вами проект детального исследования небесного свода при помощи сигма-лучей по рассмотрению такового ученой комиссией Академии отклонен за невозможностью выполнения.
Пред, (подпись).
Секр. (подпись)».
«2. Я бы не стал тебе писать, Рэджи, если бы не проклятая нужда. Отец перестал высылать деньги. Будь что будет, однако же я рад и счастлив, что ушел из нашего проклятого дома. Пришли мне сколько можешь. Я бросил пить.
Джордж.
Р.S. Лучше быть живым бродягой, чем мертвым математиком».
«3. Завещание.
Я, Рэджинальд Стейфорс, в здравом уме и твердой памяти, сим завещаю:
Оборудованная химическая лаборатория и библиотека в три тысячи томов, находящиеся в доме № 39 по Марлборо-стрит, переходят моему отцу сэру Мэтью Стейфорсу, действительному члену Академии по разряду теоретической математики. Мои рукописи, записки и письма, все без исключения, переходят мисс Эллен Броун (Эссекс-стрит, 11). Ее же прошу:
1) на могильном камне собственноручно вычертить теорему Блексфорда о неподвижных телах в безвоздушном пространстве и
2) издать мою работу по применению сигма-лучей к исследованию небесного свода.
Через двадцать четыре часа после моей смерти прошу поместить во всех газетах следующее объявление:
«Внимание! Умер математик Рэджинальд Стейфорс. По воле покойного объявляется во всеобщее сведение:
1) что в окрестностях города Норсуэй, возле Литл-лэйк, в левой остроконечной скале, в сорока семи шагах от Каменной дороги, зарыто четыреста пятьдесят тысяч фунтов и на такую же сумму драгоценных камней;
2) что Р. Стейфорс, находясь в здравом уме и твердой памяти, клятвенно при свидетелях трижды подтверждал означенное заявление».
Тысячу фунтов, лежащих в Королевском банке на мое имя, завещаю брату моему Джорджу Стейфорсу.
Рэджинальд Стейфорс.
Год — месяц — день.
Сие заверено в нотариальной конторе «Перидудл и Перидудл». Ливерпуль-стрит, 412».
Сэр Мэтью прищурился и, поправив очки, посмотрел завещание на свет; на оборотной стороне бумаги среди наскоро набросанных цифр он увидел небрежную надпись:
«Левая остроконечная скала, Норсуэй, Литл-лэйк, сорок семь шагов от Каменной дороги».
Под надписью стоял чертеж, на первый взгляд напоминавший бочку. Этот чертеж привлек внимание сэра Мэтью.
— Для тела вращения, произведенного вращением дуги S, — пробормотал он задумчиво. Он помолчал с минуту и продолжал, схватив со стола карандаш: — Крайние координаты соответствуют абсциссам икс нулевое икс прим, отрезок дуги равен…
Сухой и серый, как мышь, почти незаметный в огромном кожаном кресле, он принялся вычислять, засыпая цифрами оборотную сторону завещания.
Наутро из похоронного бюро принесли гроб. Худощавый, белый и очень спокойный человек с большой легкостью был уложен в гроб. Служитель похоронного бюро, распоряжавшийся похоронами, заметил по этому поводу, что ему редко приходилось видеть более покладистых и послушных покойников.
— У него тело эластично, как резина, — сказал он вежливо, оборотившись к сэру Мэтью.
Гроб закрыли крышкой, обтянули белым полотном, поставили на белые дроги, и лошади с высокими султанами между ушами повезли дроги по городу.
Сэр Мэтью Стейфорс шел за гробом, покусывая губы и глядя вокруг невнимательными глазами. Цифры возникали перед ним повсюду.
На углу Норуич-авеню он споткнулся о тумбу, и в голове его возникло на одно мгновение: «Норсуэй, Литл-лэйк, остроконечная скала, сорок семь шагов от Каменной дороги». Он вытащил записную книжку и, думая о другом, машинально записал адрес.
К нему подбежал расторопный служитель.
— Может быть, вам угодно в карету, сэр?
В то же время из-за угла Норуич-авеню, беззаботно размахивая палкой, вышел джентльмен в проломленном цилиндре. Левая сторона его лица была украшена рыжей бакенбардой; взамен другой бакенбарды — справа — не было ничего. Увидев похоронную процессию, джентльмен состроил печальную гримасу, догнал сэра Мэтью и пошел с ним рядом.
Дроги докатились до кладбища. Сторожа сняли гроб, донесли его до могилы и на полотенцах опустили вниз. Сэр Мэтью и джентльмен с одной бакенбардой остановились у свежей могилы неподвижно.
— Джентльмены, — начал дрожащим голосом джентльмен с рыжей бакенбардой, хотя перед ним никого, кроме сэра Мэтью, не было. — Я не знаю, как звали этого человека и что он делал, находясь в состоянии движения. Человек минус постоянное движение плюс бесконечность равен нулю. Он утверждает, что он мертв, — отлично! Значит, закон переместил еще одного человека в обратный порядок, джентльмены. Прощай, будь счастлив, дорогой покойник! Ничего не произошло, и мне нет никакого дела, что этот человек умер. Но я считаю своим долгом выразить мое искреннее сожаление оставшимся еще почему-то в живых родственникам и друзьям покойного.
— Благодарю вас, сэр, — сказал Стейфорс, задумчиво поглядев на джентльмена с рыжей бакенбардой.
И он с признательностью протянул ему руку.
2Размышления о рыжей бакенбарде
Собственно говоря, то, о чем я пишу, будучи человеком с одной бакенбардой, вполне заслуживает того, чтобы я писал об этом, будучи человеком с двумя бакенбардами. Я пишу об относительности мирового движения и о последовательности беспричинных событий во времени. Все это в конце концов стоит одной оторванной бакенбарды конусообразного вида, острым концом вниз.
Я бы не стал и пытаться разрешить мои сомнения, если бы сегодня не пополнилось ровно шесть лет с того дня, как я лишился бакенбарды. Я утверждаю: каждый предмет любого формата, вида и состояния есть измерение объема его мирового места, который неизбежно связан со всеми другими предметами, занимающими определенное место в мире.
Поэтому отсутствие на моем лице одной рыжей бакенбарды есть факт огромной важности и почти космического значения. Рыжая бакенбарда английского джентльмена в оторванном состоянии нарушает мировой порядок. Констебль, оторвавший мою бакенбарду, стоял на Риджент-стрит — улице, которая в числе остальных до сих пор служит мне местом прогулок. Пиво, стакан, бочки и хозяин кабака в Питт-роуд в тот день, как обычно, были в полном моем распоряжении. Сидя за квадратным столом у окна., я размышлял об отсутствии пустоты в мировом пространстве. Напротив меня слева сидели двое джентльменов в одинаковых цилиндрах и с одинаковыми лицами.
Напротив меня справа сидел с газетой в руках толстый, как йоркширец, фабрикант, который, вероятно, и был йоркширцем.
Я наливал уже из третьей бутылки, как вдруг внезапно почувствовал как бы подземный удар; на одно мгновенье под моими ногами, под кабаком, под улицей, под городом переместилось что-то. Лондон споткнулся, закачался из стороны в сторону и как будто даже подпрыгнул вверх.
Не прошло и минуты после этого, как фабрикант сказал, ни к кому, в сущности, не обращаясь:
— Дьяволы!
Помолчав с минуту, он снова повторил:
— Дьяволы! Хамы! — заорал он бешеным голосом, вскакивая и ударяя об стол обеими руками. — Эти мерзавцы лезут в парламент!
— Что вы изволили сказать, сэр? — спросил хозяин.
Я не успел еще допить свой стакан, как йоркширец разбил всю посуду на столе.
— Эти мерзавцы лезут в парламент, — повторил он с бешенством.
— Вы, конечно, говорите о рабочих, сэр? — осведомился хозяин.
— О рабочих! — подтвердил йоркширец с бешенством. — Дьяволы! Внесли билль. О новом представительстве. Долой! Билль! Билль! Бей!
— Да что вы, взбесились, что ли? — вскричал хозяин, но, увидев, что йоркширец ловко нацелился в него бутылкой, сел под прилавок и тоже закричал:
— Билль! Долой билль!
Двое джентльменов, сидевших в глубине кабака, поставили цилиндры на стол и в один голос повторили:
— Долой билль!
Спустя минуту йоркширец и двое джентльменов разбили всю посуду на столах и буфете, повалили стулья и, вылетев из кабака, с криком понеслись по лондонским улицам.
— Билль! Долой билль! Билль! Бей!
Я допил стакан и, ничего не уплатив за пиво, побежал за ними.
— Джентльмены! — кричал йоркширец, придерживая обеими руками живот и тряся жирными щеками. — Джентльмены! Рабочие душат нас! Известно ли вам, — черт возьми! — что в парламент внесли новый билль о представительстве рабочих? Долой билль!
Двадцать шесть лавочников и четырнадцать дам, согласно моему точному подсчету, через семнадцать минут присоединились к демонстрации. Констебли были подкуплены за тот же промежуток времени.
Мы пролетели одну, другую и третью улицы, джентльмены в цилиндрах с одинаковыми лицами увеличили толпу в четыре раза.
Йоркширец, взлетевший на чьи-то плечи, продолжал речь:
— Джентльмены! Идет зараза! Зараза, джентльмены! Рабочие побеждают! Лезут в парламент! Пьют кровь! Бездельники! Мерзавцы! Долой билль! Билль! Бей! Бей, джентльмены!
— Долой билль! — кричали цилиндры.
На углу Риджент-стрит стоял, как я об этом уже упоминал, констебль. Констебли, как я упоминал, были подкуплены. Поэтому, когда я проходил мимо него, он наступил мне на ногу. Пересекая под углом воображаемую воздушную плоскость, я выбросил руку вперед и ударил констебля в зубы.
3Трое в трактире «Встреча друзей», Патерностер-роуд, 13
Вечером того же дня, когда бледный, худощавый и очень спокойный человек был плотно закупорен в гроб, а гроб опущен в землю, трое сидели за круглым столом в трактире «Встреча друзей», Патерностер-роуд, 13. Каменные ступени вели вниз, к пыльным лаврам, которые росли в бочонках. Трактир был почти пуст. Между колбасами, ветчиной и омарами, розовевшими под стеклянным колпаком, толстый и веселый, катался трактирщик.
На огромном прилавке лежали охотничьи сосиски и сыр с немигающими глазами.
— Норсуэй, Литл-лэйк, — сказал один из сидевших за столом, высокий человек с острым носом. — Черт возьми, пожалуй, не меньше, чем два дня пути? Как ты думаешь, Джорджи?
Человек, к которому он обращался, — вор Джордж Стейфорс, — сидел на стуле верхом, опершись локтями на спинку и положив ноги на пивной бочонок. Он склонился над бумагой, которую держал в руках, и ничего не ответил.
— Лезла сорока под собачий хвост, — проворчал третий бродяга по прозвищу Шарманщик.
Все трое помолчали немного. Веселый трактирщик поглядел на них и с внезапным треском раскупорил бутылку.
— Нет, — вскричал Джордж Стейфорс, — не пойму! К черту! Хозяин, пива!
Хозяин, как детский мяч, подкатился к нему с бутылкой.
— Зачем тебе нужен этот чертеж? — сказал остроносый человек, шулер Джим Эндрьюс. — Место указано, деньги под скалою, чего ж больше?
Шарманщик встал и, хмурый, прошелся по комнате.
— «Я, Рэджи Стейфорс, в здравом уме и твердой памяти»… — пробормотал вор задумчиво. Он выпил пива и сказал, оборотясь к Эндрьюсу: — Послушай, Джимми, ты не знал моего брата? Он не стал бы писать эту формулу напрасно. Он в отца, а отец не роняет ни одного слова впустую.
— Адрес у нас в руках, — сказал шулер, — неужели из-за каких-нибудь несчастных чертежей мы остановимся на полдороге? Довольно болтать, пора идти, время не терпит.
— Шел осел по дороге, хмм-прр-прр, да и лопнул, — проворчал Шарманщик.
Шулер допил свое пиво и с треском поставил бокал на стол. Он вышел в соседнюю комнату и принес связку толстых веревок, кирки и железные лопаты. Каждый нацепил на плечи мешок и засунул кирку за пояс.
Портной пустился в путь со зла,
А за коня он взял козла,
Паршивый хвост ему взнуздал,
Его аршином погонял.
Аршином бьет, иглою шьет
И едет задом наперед.
И, вместо замка Роджерстон,
К себе домой приехал он, —
запел вор.
— Путь простой, — сказал шулер, — я все узнал подробно. Мимо предместий на Норсуэй за тремя поворотами дом дорожного сторожа. Влево от дома узкая тропинка через долину, прямо к Каменной дороге.
— Расплатись с ним, — добавил он, кивнув головой в сторону трактирщика.
Трактирщик снова подкатился к ним, размахивая салфеткой.
— Пожелай нам счастливой работы, трактирщик, — сказал Джордж Стейфорс, бросая монету на стол.
— «Ловить не переловить, таскать не перетаскать, — вскричал трактирщик.
Все трое вышли из комнаты. Шулер притворил за собой дверь.
И, вместо замка Роджерстон,
К себе домой вернулся он, —
запел, хитро улыбаясь, трактирщик.
И сам отвечал, хлопнув себя по лбу:
— Молчи, ворона!
4Джентльмен с одной бакенбардой вздрагивает
Газетчик Джой Уайт, сын известного боксера Чарльза Уайта, сидел у окна в трактире «Олд Фрэнд» на Уотерлоу-роуд и молча пил пиво. Напротив него с правой стороны пил виски кучер, который садился на стул верхом, как на коня, и перед каждой бутылкой подгонял себя пощелкиванием пальцев.
Напротив него с левой стороны сидел джентльмен в проломленном цилиндре. Джентльмен в проломленном цилиндре в крайней задумчивости опустил, сам того не замечая, рыжую бакенбарду в бокал с пивом.
— Известно ли вам, трактирщик, — говорил Джой Уайт, с тоской глядя на пустые бутылки, — известно ли вам, что отец моей невесты имеет ветряную мельницу?
— Известно, — сказал трактирщик.
— А известно ли вам, трактирщик, — продолжал Джой Уайт, — что чиновникам королевского суда на полтора шиллинга в день увеличили жалованье?
— Неужели? — удивился трактирщик.
— А известно ли вам, трактирщик… — начал было Джой. Но в это время джентльмен с рыжей бакенбардой вздрогнул как бы от подземного удара. Он вскочил и стал смотреть вниз, — пол шатался под его ногами. И в то же самое мгновение произошло нечто необъяснимое: газетчик Джой Уайт вскочил, ударил стулом об пол, разбил две бутылки и хриплым от перепоя голосом заорал во всю глотку:
— Долой парламент!
Двое рабочих, сидевших в глубине трактира, оглянулись на Джоя Уайта с одобрением.
— Долой парламент! — повторил газетчик, опрокинув над глоткой бутылку. — Довольно над нами властвовали эти пустословы! Долой!
— Будь осторожен, дружок, — отвечал трактирщик, — тут на углу констебли.
— Долой констеблей! — кричал газетчик. — Долой! К дьяволу! Вон!
— Долой! — закричали рабочие дружно и, точно сговорившись, в одну минуту рассадили шесть бутылок с пивом о прилавок.
— Да что вы, взбесились, что ли? — вскричал трактирщик, но, увидев, что газетчик ловко нацелился в него бутылкой, сел под прилавок и закричал вслед за ним: — Долой парламент!
Спустя минуту рабочие, разбив всю посуду на столах, выкатили бочку и, поставив на бочку газетчика Джоя Уайта, понесли его по лондонским улицам.
— Рабочие! — кричал газетчик. — Пустословы из парламента завладели нами! Черт возьми! Они живут на доходы от фабрик и заводов, а мы работаем для того, чтобы они в парламенте занимались краснобайством! Долой парламент!.. Налоги! Мы выбиваемся из сил, чтобы не умереть от голоду, а они издают законы о налогах. Долой парламент! Долой! Бей!
Толпа вокруг него увеличивалась. Триста клерков бросили работу и присоединились к демонстрации.
У здания суда Джой Уайт продолжал свою речь:
— Английские рабочие! Разве мы выбирали парламент? Разве мы выбирали этих гордых лордов и жирных купцов, которые пьют кровь из груди английских рабочих?.. Они объедаются в парламенте, а мы продаем наших детей, чтобы не сдохнуть от голода! Долой парламент! Долой! Бей!
Джентльмен с одной бакенбардой, с карандашом и записной книжкой в руках, бежал за бочкой, на которой волчком вертелся газетчик.
— Долой парламент! — кричала толпа. И, неся на руках бочку с Джоем Уайтом, рабочие двинулись к парламенту.
Глава правительства, лорд Джоккер, был неприятно поражен, увидев с балкона многотысячную толпу, двигавшуюся к парламенту. Впрочем, необходимость обрезать кончик сигары тотчас отвлекла его от неожиданного происшествия. Обрезав сигару и вдыхая ароматный дым, лорд Джоккер спустился в зал заседаний.
Заседание уже началось, когда вбежавший констебль доложил, что демонстративно настроенная толпа требует, чтобы ее впустили в парламент. Констебль не успел еще кончить свою речь, как пущенная с лестницы меткой рукой бутылка заставила его замолчать на довольно продолжительный срок. Вслед за бутылкой в зал заседаний влетела бочка, на которой торжественна сидел газетчик Джой Уайт.
Джой Уайт медленно слез с бочки, поклонился и твердыми шагами направился к председательскому месту.-
— Английские рабочие, — начал он, — и ты, низкий парламент! Не сетуйте на меня за то, что в эти тяжелые времена я первый поднял бурю общественного негодования. Я спрашиваю вас, кто виноват во всех бедствиях английского народа? Каждый честный рабочий ответит: парламент. Английские рабочие! Вы не хотите умирать с голоду? Вы хотите создать промышленность? Вы хотите восстановить равенство? Уничтожьте парламент! Долой парламент!
На другой день правительство лорда Джоккера подало в отставку.
5«Таймс», № 588/24
Вечером того дня, когда кража завещания м-ра Р. Стейфорса была обнаружена, сэр Мэтью был молчалив.
Он спрятался в огромное кожаное кресло и до полуночи просидел, не двигаясь, подобрав ноги, упираясь небритым подбородком в высокий воротник. При звоне часов он вскочил и подпрыгнул на месте, с бешенством грозя кому-то сжатыми кулаками.
— Величина дуги, крайние ординаты?! — проворчал он себе под нос, серый, как крот, с силой упираясь ногами в пол. — Рэджи, мальчишка! Что тебе стоило сказать мне об этом раньше?!
К утру он успокоился, оправил на себе сюртук, надел роговые очки и занялся своими бумагами, разбросанными в беспорядке на письменном столе.
С рассветом сэр Мэтью отдернул шторы и нажал кнопку звонка. Вошел слуга.
— Я уезжаю, — сказал сэр Мэтью. — Когда я вернусь — неизвестно. Можно предполагать, что я никогда не вернусь.
— Слушаю, сэр.
— Поберегите квартиру. Следите тщательно за кабинетом мистера Рэджинальда.
— Слушаю, сэр.
— Моими делами будет руководить мистер Фоссет, адвокат, Риджент-стрит, сорок восемь. Он вам знаком.
— Слушаю, сэр.
Сэр Мэтью задумался, вскинув на лоб очки. Слуга стоял перед ним с бесстрастным видом, слегка наклонившись всем корпусом вперед и как бы подтверждая готовность всякий раз повторять одну и ту же фразу.
— Уложите чемодан; ничего лишнего — две смены белья, сигары и браунинг. Не забудьте сигары.
— Слушаю, сэр.
Слуга вышел и через минуту вернулся.
— Извините, сэр, к вам просит разрешения войти…
— Нет, не нужно, — отвечал сэр Мэтью, — я в отъезде, меня нет дома.
Двери распахнулись — огромный газетный лист пролетел через комнату и упал прямо к ногам сэра Мэтью. Вслед за газетой в комнату просунулись багровый нос и полосатые штаны джентльмена с одной бакенбардой.
— Вы читали? — кричал джентльмен с одной бакенбардой, потрясая целым ворохом газет, газеты торчали у него из всех карманов. — Сэр, я был в этом уверен! Но где они?.. Где они, черт возьми, сэр?!
— У меня нет времени, — сказал сэр Мэтью, поджимая посеревшие губы и с бешенством оправляя воротник, — чем… вы… скорее… уйдете… тем лучше для вас…
Джентльмен с одной бакенбардой молча развернул «Таймс» перед самым носом сэра Мэтью.
— Читайте!
Мэтью Стейфорс с душевным прискорбием извещает о смерти своего сына Рэджинальда Стейфорса, последовавшей в результате долгой, изнурительной болезни. Заупокойная месса состоится в квартире покойного, Марлборо-стрит, № 39, вторник, в 11 часов утра.
— Я сейчас уезжаю, — сказал сэр Мэтью, — я болен, я умер. У меня воспаление мозга. Зачем же, черт вас возьму вы читаете мне эту газету?
— Это еще не все, — вскричал с торжеством джентльмен с одной бакенбардой. — Самое интересное впереди.
Он перевернул два листа газеты, отыскал место, отчеркнутое синим карандашом, и закричал, притопывая ногой:
— Читайте!
«Кража завещания
24 марта 1918 года умер Рэджинальд Стейфорс, сын знаменитого математика, действительного члена Королевской Академии наук, м-ра М. Стейфорса. Покойный оставил завещание, в котором, по сообщению его отца, единственного человека, читавшего это завещание, указано местопребывание ценностей на сумму около 450 000 фунтов. Завещание было похищено из квартиры в день смерти м-ра Р. Стейфорса. Полицией и частными детективами приняты меры».
— Но и это еще не все! — кричал джентльмен с одной бакенбардой. — У меня еще кое-что припрятано для вас, сэр! — Он бросил все газеты на пол, выбрал третий лист и снова закричал на сэра Мэтью, погрозив ему кулаком и притопнув обеими ногами:
— Читайте.
«Три тысячи фунтов тому, кто укажет местопребывание человека, укравшего завещание Р. Стейфорса.
Семь тысяч фунтов тому, кто передаст в руки сэра Мэтью Стейфорса точную копию означенного завещания.
Десять тысяч фунтов тому, кто передаст в руки сэра Мэтью Стейфорса подлинное завещание его сына Рэджинальда Стейфорса».
— Я прочел, — покорно отвечал сэр Мэтью, — я знал все это раньше. Теперь скажите мне прямо и в двух словах — что вам от меня нужно?
Джентльмен с одной бакенбардой бросился в кресло, воткнул в рот сигару, заложил ногу за ногу и начал:
— Я подозреваю, сэр, что в мире не все обстоит благополучно. Для того чтобы доказать это, мне не хватает только знания математики и незначительной суммы денег. Я говорю — незначительной, сэр, потому что сумма, указанная в завещании вашего сына, меня удовлетворила бы вполне. Впрочем, начнем по порядку: прежде всего разрешите мне познакомить вас с историей моей правой бакенбарды. Нужно вам сказать, сэр…
6Трое из трактира «Встреча друзей» зажигают фонари
Трое из трактира «Встреча друзей», Патерностер-роуд, 13, остановились на мосту. Мост был переброшен через небольшое озеро; внизу в глубокой впадине тускло блестела вода.
— Хочу жрать, — сказал Эндрьюс, сбрасывая с плеч лопату.
— А я думаю о завещании, — сказал вор. — Что, если мы будем искать напрасно?
Шарманщик мрачно посмотрел на него и, отвернувшись, подошел к перилам.
— Четыреста пятьдесят тысяч фунтов, — сказал шулер, на секунду переставая есть. — Если бы мы вовремя не стащили завещание, завтра объявление появилось бы во всех лондонских газетах, и тогда в городе остались бы только мертвецы и грудные дети.
Мост перешел в дорогу. По обеим ее сторонам, тупые и мощные, похожие на огромных серых слонов, возвышались скалы.
Спустя некоторое время узкая тропинка пересекла дорогу. Все трое остановились и молча посмотрели налево.
— Левая остроконечная скала, сорок семь шагов от Каменной дороги, — сказал шулер, лихорадочно подергивая щекой, — где-то здесь!
Все трое, один за другим, отсчитали сорок семь шагов, дошли до скалы и остановились.
— Здесь, — сказал вор, бросая на землю лопату.
Шулер обошел вокруг, внимательно осматривая уступ за уступом.
— Если только мы правильно нашли место, — сказал он, — то где-то здесь должен быть вход под скалу.
Вор на коленях ползал между камней. Вдруг он вскочил на ноги. Широкая доска была зажата двумя острыми камнями: черная стрела, начерченная тушью, указывала острым концом вниз. Под стрелой был прибит четырехугольный листок покоробившейся пергаментной бумаги. Вор наклонился к доске и прочел звонким от волнения голосом:
Рэджинальд Стейфорс
профессор Лондонского университета член-корреспондент
Королевской Академии наук
Марлборо-стрит, № 39
— Славный малый, — сказал, засмеявшись, Эндрьюс, — он оставил нам свою визитную карточку.
— В каждой курице есть три четверти курицы, — проворчал угрюмо Шарманщик.
Все трое подсунули под камни лом и, с силой поднимая его вверх, один за другим отвалили их. Обрывистые ступени вели вниз. Шарманщик зажег фонарь и, цепляясь за камни, начал спускаться.
Портной пустился в путь со зла,
А за коня он взял козла, —
запел вор. И стал спускаться за Шарманщиком.
Фонари осветили полукруглую каменную пещеру.
Эндрьюс, нахмурив брови, стал обходить стены.
— Здесь должен быть выход, — сказал он, останавливаясь перед темной впадиной.
— Здесь он и есть, — отвечал Стейфорс, держа фонарь прямо перед собой.
Фонарь осветил узкий проход в виде длинного коридора.
Они шли некоторое время молча.
Паршивый хвост ему взнуздал,
Его аршином погонял, —
запел снова вор.
Спустя три минуты коридор уперся в степу. По левую руку под фонарем Эндрьюса вырисовались большие буквы: «Р. С.».
— Браво, Рэджи, — пробормотал вор и, повернувшись, сделал шаг налево.
— Ш-ш, тише, — сказал Шарманщик, — здесь кто-то есть.
— Сэр, — говорил чей-то голос, — это держится! Я могу вас уверить, что это держится! Соберите всех профессоров со всего мира, сэр! Я докажу! Я докажу, сэр! Плотное пространство заполняет мир. Попробуйте переместить одну вещь, связанную с другой единством объемной связи, и вы нарушите мировой порядок. Мировой порядок, черт возьми, сэр!
— Черт побери! — выругался Эндрьюс. — Кто это?
Вор, найдя щель между камнями, направил поперек свет фонаря и приставил лицо к щели.
В глубокой каменной нише на плоском камне, задумчиво подпирая подбородок, сидел Мэтью Стейфорс. Около него, размахивая руками, бегал джентльмен с одной бакенбардой.
7Сэр Мэтью Стейфорс продолжает вычисления
Шарманщик подсунул лом под камень, на котором трое из трактира «Встреча друзей» прочли две буквы, и первый с киркой наготове подошел к собеседникам.
Джентльмен с одной бакенбардой прервал свою речь и сел на камень.
— Продолжайте, сэр, — сказал сэр Мэтью Стейфорс, мельком взглянув на Шарманщика.
— Кто вы такие? — спросил вор, приблизясь к сэру Мэтью и к джентльмену с оторванной бакенбардой. Он побледнел и сжал челюсти так, что заскрипели зубы. — Что вам здесь нужно?
— Мэтью Стейфорс, действительный член Королевской Академии наук по разряду теоретической математики.
— Джордж Стейфорс, вор.
Наступило молчание.
— Простите, сэр, — сказал математик, — но не вижу ли я перед собой человека, укравшего завещание?
— Он самый, — сказал вор.
— Я очень рад, — ответил сэр Мэтью.
— Я тоже, — сказал вор.
— Джим, Джордж, — сказал Шарманщик, отошедший в сторону, — сюда, на одну минуту.
Трое из трактира «Встреча друзей», Патерностер-роуд, 13, столпились вокруг острого камня.
— Убить, — сказал Шарманщик.
— Уйти, — пробормотал вор.
— Взять в компанию, — заявил шулер.
— Сэр, — шептал джентльмен с одной бакенбардой, наклонившись к самому уху Мэтью Стейфорса. — Не думаете ли вы, что сейчас они убьют нас как бешеных собак, сэр?
Трое из трактира «Встреча друзей» вернулись.
— Мы решили взять вас в компанию, — сказал, улыбаясь, шулер. — Убивать вас мы но хотим, а если отпустить, так вы поднимете травлю. Зачем? У вашего сына, сэр, хватит и на пятерых.
— Хорошо, — сказал сэр Мэтью. — Идем.
— Идем, джентльмены, — вскричал джентльмен с рыжей бакенбардой. — Идем! Мы там найдем хорошую чертову пропасть!
От глубокой каменной ниши, в которой велись эти переговоры, был только один проход, извилистый и узкий. Один за другим все пятеро проползли между трещинами и стали спускаться по каменистым ступеням.
Аршином бьет, иглою шьет
И едет задом наперед, —
запел вор Стейфорс. И принялся с напряженным вниманием смотреть на мелькавший в свету высокий крахмальный воротник отца.
После полуторачасового спуска, когда все, кроме м-ра Стейфорса-старшего, падали с ног от усталости, узкий проход кончился пропастью. Свет пяти фонарей, направленный вниз, не достиг дна.
Шулер подошел к краю обрыва и сбросил камень. Послышался гулкий звук, как от удара по дереву.
— Конец, — сказал Шарманщик, ложась на землю. — Ничего нет, и назад не вернуться.
— Пустое, — вскричал Эндрьюс. — Мы найдем проход. Джорджи, поищи, нет ли где-нибудь щели!
Сэр Мэтью Стейфорс вытащил из бокового кармана записную книжку и при свете фонаря продолжал вычисления.
— Джентльмены, — начал джентльмен с одной бакенбардой, становясь на камень. — Черт возьми, не был ли я прав, когда говорил, что все события, совершающиеся перед нами и внутри нас, есть следствие какой-то космической причины? Я записал, джентльмены! Через определенный промежуток времени совершаются одинаковые события. Если пять лет тому назад под влиянием толчка победили правые, то теперь, под влиянием другого удара, победа осталась за левыми, джентльмены.
— К черту! — сказал, засыпая, Шарманщик.
Вор и шулер с фонарями в руках искали выход более часа и ничего не нашли. Путь вел в пропасть.
8 Джордж Стейфорс, вор
— Ничего, — сказал вор, бледный от бешенства и усталости, — ничего нет.
— Ничего, — подтвердил Эндрьюс, сжимая кулаки.
Шарманщик во сне угрюмо проворчал что-то.
Вор направил фонарь на сэра Мэтью. Сэр Мэтью продолжал вычисления.
— Может быть, он что-нибудь знает? — сказал шулер шепотом. — Поговори-ка ты с ним, Джорджи.
Вор задумался на секунду, приложив руку ко лбу. Потом поставил фонарь на землю и подошел к сэру Мэтью.
— Сэр, — начал он, — вы когда-то любили меня. Вы еще помните, сэр, те времена, когда я был вашим любимым сыном.
— Оставим это, — сказал сэр Мэтью, пряча подбородок в воротничок. — Вам еще что-нибудь угодно сообщить мне?
— Мне нужно знать, найдем ли мы суммы, указанные в завещании?
— Я отвечу вам лишь при том условии, если вы разрешите мне воспользоваться формулой, записанной на оборотной стороне завещания. Она нужна мне для научной работы.
Вор, отойдя к Эндрьюсу, поговорил с ним и спустя минуту развернул перед сэром Мэтью завещание.
— Благодарю вас, — сказал сэр Мэтью, тщательно списывая формулу в записную книжку. — Что же вам угодно было узнать от меня?
— Брат не лжет в этом завещании?
— Нет.
— Где же находятся эти суммы?
— Там.
— Где там?
— На дне пропасти.
— Но как опуститься на дно?
Сэр Мэтью оглянулся вокруг себя: Шарманщик спал, подбросив себе под голову связку толстых веревок.
— На веревках.
— Ах да! Благодарю вас, сэр, — закончил вор и, отойдя в сторону, передал шулеру все, что ему сказал сэр Мэтью.
Первым по решению троих из трактира «Встреча друзей», Патерностер-роуд, 13, должен был спуститься джентльмен с одной бакенбардой.
Веревку укрепили, закрутив ее вокруг тупого уступа, завязали джентльмена тройным узлом и, медленно разматывая веревку, опустили его в пропасть.
Спустя четверть часа Шарманщик опустился вторым.
— Добрый день, сэр, — сказал ему приветливо джентльмен с одной бакенбардой.
— Добрая ночь, — ответил Шарманщик угрюмо.
Третьим должен был спуститься сэр Мэтью.
Вор три раза обкрутил вокруг него веревку, внимательно осмотрел ее на всем протяжении и остановился у края обрыва, направив свет фонаря вниз.
Веревка стала разматываться: один оборот, два, три…
Шулер медленным движением вынул из кармана бритву, раскрыл ее, наступил на веревку и с силой взмахнул рукой.
9Сэру Мэтью Стейфорсу изменяет молчаливость
Через семь минут после того, как сэр Мэтью начал спускаться в пропасть, веревка дернулась вверх и остановилась.
Сэра Мэтью качнуло влево, вправо и больно ударило о скалу. На одну секунду он потерял сознание.
— Запах! — говорил на дне джентльмен с одной бакенбардой, вытянув шею и усиленно нюхая воздух. — Черт возьми, могу поклясться, что мы попали в какой-то винный погреб.
Шарманщик уже спал, закинув голову и вытянув ноги.
Сэр Мэтью пришел в себя и оглянулся. Он висел неподвижно, обвязанный тройным узлом. Задумавшись на мгновенье, он вспомнил о формуле завещания. Рука медленно расстегнула пиджак и раскрыла записную книжку.
Опершись одной ногой об уступ скалы, а другой придерживая веревку, сэр Мэтью оправил висевший на поясе фонарь и с карандашом в руках продолжал вычисления.
Спустя несколько минут веревка стала опускаться.
— Винный запах! — закричал джентльмен с одной бакенбардой, бросаясь к сэру Мэтью. — Вы чувствуете, сэр? Мы попали в винный погреб.
Сэр Мэтью размотал веревку, присел на камень и улыбнулся.
— Я имею сказать вам несколько слов, джентльмены, — сказал он, — но подождем наших спутников.
Спустя пятнадцать минут Джордж Стейфорс, быстро перебирая руками, спустился по веревке. Он был бледен.
— Остался Эндрьюс, — сказал Шарманщик, вытаскивая мешочек с табаком и трубку.
— Никого не осталось.
— Где же Эндрьюс?
— Не знаю. Где-нибудь здесь, недалеко от нас. Он убит.
Шарманщик вскочил, выронив из рук трубку.
— Убит? Кто же его убил?
— Я.
— Ты убил Джимми? — тихо спросил Шарманщик, поднимаясь и обеими руками хватая кирку.
— Подожди, — сказал вор; он подошел ближе и положил руку на плечо Шарманщика. — Я убил его за то, что он хотел перерезать над тобой веревку.
Сэр Мэтью поднял голову и, с силой уперев подбородок в воротник, посмотрел на сына.
— Простите, джентльмены, — начал он, поднимаясь, — но я полагаю своевременным сообщить вам некоторые любопытные сведения.
Он встал на камень.
— Джентльмены! Вы явились сюда, чтобы отыскать и присвоить себе значительные суммы, оставленные, согласно завещанию моего сына Рэджинальда Стейфорса, каждому, кто до них доберется. Джентльмены, мы добрались до них! Они под нами!
Сэр Мэтью с юношеской легкостью соскочил с камня и ударил ногой. Послышался гулкий звук.
— К сожалению, не могу посвятить вас в свои вычисления, — продолжал сэр Мэтью, вернувшись, — вряд ли вы оказались бы достаточно компетентными в них. Сообщаю вам только мой вывод: наш город и все прилегающие к нему местности заключены или некогда возникли в бочке, винной бочке грандиозных размеров.
— Бочка! — вскричал джентльмен с одной бакенбардой. — Вот решение задачи! Все зависит от правильности движения!
— Бочка катится по какой-то твердой поверхности, — продолжал сэр Мэтью. — Эта твердая поверхность освещена сверху невероятной силы светом. Половина эллиптического сечения бочки — то, что мы называем небом, — имеет между ребрами щели, и через них проходит свет. Вторая половина — та, на которой внутри бочки построен наш город, — сплошная и потому для света непроницаемая. Каждые двенадцать часов бочка повертывается на половину эллипса; когда она повертывается расселинами — тем, что мы называем небом, — вниз, для нас наступает ночь. Тогда под бочкой тень, и, кроме тьмы, сквозь расселины к нам, внутрь, ничто не попадает.
Вторые двенадцать часов бочка снова поворачивается на половину эллипса: расселины теперь обращены вверх, к свету, — наступает день.
Пересекая земляные наслоения, почти по нормали к поверхности бочки, мы спустились к сплошной стороне бочки. Пробейте ее, и вы увидите там ночь, хотя сейчас в городе, — сэр Мэтью вытащил часы и направил на них свет фонаря, — половина третьего пополудни.
— Джентльмены, — продолжал он, — в том, что я сообщил вам, только одно вызывает сомнения: почему в те часы, когда у нас ночь, когда мы при вращении бочки перемещаемся вверх, — почему мы тогда не падаем вниз? Я отвечу вам гипотезой, джентльмены: поверхность, по которой катится бочка, обладает, по-видимому, огромной электромагнитной силой. Эта сила путем индукции намагничивает то, что мы называем землей, и создает способность притяжения, которая по ночам удерживает нас и весь город от падения головой вниз.
В заключение я отмечу, джентльмены, что честь этого открытия принадлежит не мне, но моему сыну, Рэджинальду Стейфорсу. Найдя решение задачи, он кратко выразил его формулой на оборотной стороне своего завещания.
10Сэр Мэтью Стейфорс прерывает вычисления
— Дьявол! — выругался Шарманщик. — Так ничего нет!
— Браво, Рэджи, — задумчиво сказал вор. Он сидел на камне, закинув ногу за ногу и покачиваясь взад и вперед.
Джентльмен с одной бакенбардой, бормоча что-то под нос, с лихорадочной поспешностью перелистывал свою записную книжку.
— Я забыл добавить. — Сэр Мэтью соскочил со своей кафедры и опустил руку в задний карман пиджака. Он вытащил оттуда капсюль динамита с длинным шнуром. — Я намерен взорвать под нами непроницаемую поверхность бочки. Джентльмены! Я хочу добраться до наружной поверхности бочки и исследовать мир извне!
— Ты идешь со мной, Джорджи? — спросил Шарманщик.
Вор посмотрел на сэра Мэтью и ответил:
— Нет, я остаюсь. Прощай, Шарманщик.
Шарманщик закинул мешок с провизией за спину и подошел к веревке. Через несколько минут только свет фонаря скользил по неровной поверхности обрыва.
— Для капсюля нужна щель, сэр? — почтительно спросил вор, подходя к сэру Мэтью ближе.
— Можно киркой проделать небольшое отверстие, — отвечал сэр Мэтью.
Вор, разворотив дерево, заложил в неглубокую щель динамит и, открыв фонарь, осторожно поджег шнур.
— Шнур горит восемь минут, — сказал сэр Мэтью.
Все трое отбежали в сторону и в глубине узкого прохода спрятались за камни. Джентльмен с одной бакенбардой не переставал с чрезвычайной быстротой записывать что-то в свою записную книжку.
Раздался сильный удар. Сэр Мэтью, оборотившись к месту взрыва, слышал, как джентльмен с одной бакенбардой пробормотал себе под нос довольным голосом:
— Если этот удар отразится наверху, так уж наверное победят левые.
Сумеречный свет ударил в очки сэра Мэтью, когда он приблизился к месту взрыва. На пространстве двух-трех саженей деревянная поверхность была взорвана. Куски дерева и толстая ржавая проволока торчали по краям дыры.
— Джентльмены, — сказал сэр Мэтью, указывая на отверстие. — Это дыра в мир! Вы теперь видите, что я был прав, джентльмены.
Вор привязал к огромному крюку, торчавшему в дереве, веревку, и сэр Мэтью первым спустился на наружную сторону винной бочки. Вор и джентльмен с одной бакенбардой последовали за ним.
Они увидели себя на поверхности, правильно пересеченной рядами огромных ребер. Дул легкий ветер. Темно-серый сумеречный свет почти переходил в ночь. Они подняли головы вверх, — над ними расстилалось черное, как сапожный вар, небо. Сэр Мэтью, спрятав подбородок в воротничок, снова улыбнулся.
— Это мир, — сказал он, поднимая руку, — я надеюсь, что он понравится вам больше, чем наш мир, джентльмены! Дело обстоит очень просто! Лондон, по моим вычислениям, находится как раз на поперечной оси бочки; чтобы не попасть под бочку, нам нужно отойти в сторону вдоль ребер. Когда бочка, вращаясь, приблизит нас к поверхности, по которой она катится, нам придется сделать небольшое сальто-мортале, джентльмены. Мы выскочим в мировое пространство, а бочка прокатится над нашими головами.
Они ползком пустились в путь вдоль ребер.
Сэр Мэтью внимательно разглядывал ямы и рытвины, попадавшиеся дорогой, а джентльмен с одной бакенбардой, держа в руке записную книжку, изредка останавливался и губами перелистывал страницу.
На третий час пути черное небо над ними выросло вдвое.
— Мы слишком медленно идем, — сказал сэр Мэтью, оглядываясь на своих спутников, — пора поторопиться, джентльмены.
Вор напевал песню. Немного погодя он спросил:
— Сэр, не скажете ли вы мне: мы летим на небо или небо летит на нас?
Сэр Мэтью поднял голову. Черное небо выросло втрое.
— Бегите, — сказал он, бледнея. — Нам не успеть добраться! Бегите как можно скорее или…
Джентльмен с одной бакенбардой остановился и посмотрел вверх непонимающими глазами.
— Джорджи, — сказал сэр Мэтью, — беги!
Вор, схватив поперек сэра Мэтью, положил его на плечи и побежал, сгибаясь от усталости.
— Брось меня, беги! — сказал сэр Мэтью, сжав губы. Черное небо выросло в пятьдесят, сто, двести раз.
Вор положил сэра Мэтью на деревянную землю.
— Поздно, — сказал он, тяжело дыша. — Оно раздавит нас раньше, чем мы сделаем наше сальто-мортале. Если может служить утешением, что нас раздавит небо… Впрочем, к черту! Я бы выпил пива.
Джентльмен с одной бакенбардой бежал к ним, потрясая записной книжкой.
— Соберите всех профессоров со всего мира! — кричал он. — Я нашел наконец причину происходящих в нашем мире событий!
Сэр Мэтью, оглянувшись, с сожаленьем покачал головой. Потом поправил воротничок и, взглянув на рыжего джентльмена, в третий раз улыбнулся.
Вор Стейфорс отбежал вправо. Он видел, как сэр Мэтью вместе с рыжим джентльменом исчезли под надвинувшейся громадиной.
И, заглянув козлу под хвост,
Нашел, что он не так уж прост, —
запел вор.
И, весело улыбаясь, снял шляпу и поклонился черному небу.
Страшный шум ударил ему в уши. В одно мгновенье что-то огромное и серое опрокинулось перед ним. Он открыл глаза и увидел себя сброшенным на черное небо. И винная бочка…
1923