Серёжкина тётка, у которой целую неделю жили ребята, ещё утром уехала из посёлка в город.
— А мы приедем вечерним поездом. Надо нам ещё удилища вырубить, сказал ей Серёжка.
Сборы затянулись. Лишь к полудню был оснащён «Орион».
— Гроза будет. И ветер, — сказал соседский Генка. Он был посвящён в планы ребят, но по молодости лет в экспедиции не участвовал. — Наш Бобка траву жуёт. Раз собака траву жуёт — значит, к дождю.
— Ваш Бобка — корова. Небо чистое, и не будет дождя, — возразил Серёжка.
— Буря застигнет вас в пути! — зловеще продекламировал Гарик. Трепещите!
Генка просмотрел на них, посопел и ушёл.
Ветер и гроза застигли путешественников на полпути.
— Свистать всех наверх! — заорал Серёжка, когда чуть на сорвало парус. Они свернули мешковину, затем опустили мачту: Гарик утверждал, что мачты притягивают молнии. Потом сложили одежду в брезентовый рюкзак. Серые лохматые края сизой тучи уже перешли зенит, и скоро грянул ливень.
Минут сорок проели ребята под дождём и ветром, вздрагивая от синих вспышек и трескучих ударов.
— З-ак-каляйся, как сталь! — изредка произносил Серёжка. Нужно было оставаться бодрыми. Всё равно укрытия не было ни на плоту, ни на берегу.
Дождь стих мгновенно, и сразу стало теплее. Путешественники причалили к берегу. Там, метрах в сорока проходила дорога, ведущая от кирпичного завода к городу. Ливень размыл глиняные колеи. Увязнув да осей, на дороге буксовал грузовик. Наконец, на последнем издыхании машина выползла из глиняного мешка, но не вперёд, а назад. Ребята подошли, с сочувствием глядя на чертыхающегося водителя.
— Не проехать, — сказал шофёр, садясь на подножку. — Чёрт бы побрал это дело.
Объезда не было. Слева — размытая глина пологого берега, дальше вода, а справа — косогор, на который не заберётся ни одна машина.
— На ТЭЦ кирпичи везёте? — спросил Серёжка, кивнув на кузов. Шофёр осторожно мотнул головой. В этот момент, прикрыв ладонями спичку, он закуривал сигарету.
— На судостроительный, — наконец, произнёс он, с ожесточением выпустив сквозь зубы дымную струю. — Цех достраивать надо. График срывается.
Он отбросил недокуренную сигарету и полез в кабину. И вдруг замер на подножке, с надеждой глядя на ребят.
— Хлопчики, выручите, а? — осторожно сказал он. — Я бы… Это такое дело. Понимаете, а?
Чего уж было не понять, когда водитель смотрел отчаянными глазами то на мальчишек, то на приткнувшийся к берегу «Орион».
— Вам обратно сколотить плот — на полчаса работы. Я и молоток оставлю. А мост получился бы, что надо. Это ж не долго. Ребята?
Как жить на свете, если не помогать друг другу? Втроём они закатывали на дорогу брёвна. Мост был готов за пятнадцать минут. Машина прошла.
Ребята начали разбирать переправу. Но тут подошёл и остановился тяжеловесный «МАЗ».
— Вы что… Головы у вас нет?! — загремел водитель. — Люди старались, а вы переправу губите!
— Это наши брёвна, — удивлённо возразил Гарик. — Мы их дали шофёру. Он буксовал.
— Я вам дам «ваши». Сейчас забуксуете… — Тяжело дыша, грузный водитель в промасленном пиджаке выбрался из кабины. Растерянно переглянувшись, ребята отступили.
Шофёр ногой закатил на старое место вытащенное бревно и провёл машину, ещё глубже утопив в глине остатки «Ориона». Подождав, когда отъедет «МАЗ», ребята снова принялись выковыривать брёвна. Когда, с ног до головы перемазавшись глиной, выпрямились они, чтобы передохнуть, Гарик сообрахил:
— Мачтой надо подковырнуть.
Скользя по глине босыми ногами, они подошли к воде, где лежала мачта. С реки продолжал дуть сырой плотный ветер. Маленькие крутые волны коротко хлестали о берег. В небе, жёлтом от низкого солнца и влажного тумана, проносились серые рваные облака.
Скользнув взглядом вдоль берега, Серёжка увидел далеко-далеко, у поворота, где река теряла свинцовый блеск и зелёной ниткой казался береговой тальник, колонну автомашин.
— Колонна идёт, — сказал он.
— Колонна? — переспросил Гарик. — Много? — И тут же определил сам: — Машин двенадцать… Но мы до них успеем ещё…
Он замолчал вдруг. Дальше нужно был сказать слова: «…вытащить брёвна», но это было всё равно, что сказать «разрушить мост».
Далеко-далеко шла колонна грузовиков.
— Потом ещё будут машины. Бкз конца, — сказал Гарик. — Ну, как?
Серёжка думал. Уже стал слышен гул моторов. Но ещё можно было успеть скатить брёвна к воде. Серёжка взял мачту и двумя руками, как тяжёлый гарпун, кинул её в реку. Гарик вздохнул и промолчал.
Потом они вымылись в реке. Вода оказалась тёплой, но ветер обжигал мокрое тело. Ребята оделись.
— Пошли?
Они двинулись в путь, держа в руках ботинки.
Впереди было семь километров размытой дороги и пять километров асфальтового шоссе. В мокрых кустах шумел ветер. Солнце клонилось к горизонту где-то за облаками.
В трёх километрах от города, когда уже стемнело, их взяла на борт попутная машина.
Владислав КрапивинВОСЬМАЯ ЗВЕЗДАРассказ
Поезд шел из Ленинграда в Свердловск. Ярко-желтый кленовый лист прилип к мокрому стеклу где-то у Тихвина и был теперь так далеко от родного дерева, как не занес бы его ни один осенний ветер. Лишь вечером поезд вырвался из-под низкого облачного свода. Впереди синело чистое небо, и первые звезды дрожали над черными кронами тополей.
Через несколько минут поезд остановился на маленькой станции. Красный огонь семафора светился впереди. Узнав, что путь не откроют, пока не пройдет встречный состав, я вышел на перрон. Это была обычная маленькая станция, каких сотни встречает на своем пути пассажир. Коричневый домик, желтый свет в окнах, палисадник с кустами акаций и высокие, нависшие над крышей тополя. Влажный ветер изредка пробегал по их вершинам, и тогда одинокие листья падали на дощатый перрон.
Я вынул папиросы и, достав из коробки последнюю спичку, закурил.
— Дяденька, у вас коробка пустая? — раздался позади мальчишеский голос. Я обернулся. Двое ребят стояли передо мной: один в школьной форме, только фуражка на нем не обычная, серая, а наползающая на уши мичманка с «крабом»; другой, поменьше, оделся в громадный, видимо, отцовский, ватник и завернулся в него, как в тулуп. Должно быть, ребята лишь на минуту вышли из дома.
Оба выжидающе смотрели на меня.
— Какая коробка? — удивился я.
— Ну, спичечная. Мы наклейки собираем, — пояснил старший.
Я отдал им коробку. При свете, падающем из окна вагона, мальчишки разглядывали этикетку. На ней вокруг улыбающегося земного шара мчался спутник.
— Есть у нас такая, — вздохнул обладатель мичманки. — Ну, все равно. Спасибо… — Он обхватил малыша в ватнике за плечи. — Айда домой, Васек.
— Подождите, — остановил я их и нашарил в кармане другой коробок. — А такая у вас есть?
Васек смущенно почесал веснущатую переносицу. — Есть… Нам бы с космической ракетой…
Я развел руками. Коробки с ракетой у меня не было.
— Нечего им спички давать, — раздался вдруг сердитый голос проводницы. Она стояла в тамбуре и с неприязнью разглядывала ребятишек. — Подожгут еще чего.
— Нам спичек вовсе и не надо, — удивленно сказал Васек. — Нам коробку. Пустую…
— Пустую, — проворчала проводница, скрываясь в вагоне. — Знаем…
Васек запахнул поплотней телогрейку, и мальчики пошли, не оглядываясь, с перрона. Мне не хотелось, чтобы они думали, будто я заодно с проводницей. Как-то обидно стало.
— Послушайте, — окликнул я ребят. — А разве бывают с космической ракетой? Я таких наклеек и не видел.
Санька обернулся, и вдруг шагнул назад. Мне показалось, что у него промелькнула хитроватая улыбка.
— Мало ли кто чего не видел, — сказал Санька. — А вы знаете, сколько звезд в Большой Медведице?
Я без колебания ответил, что в ковше Медведицы семь звезд, и по торжествующим лицам мальчишек понял, что совершил какую-то ошибку.
— Смотрите, — сказал Санька, показывая в небо. Там уже ярко проступали созвездия. — Видите среднюю звезду в ручке ковша? Так рядом с ней, чуть влево и вверх, еще одна, восьмая…
Старательно вглядываясь, я увидел еле заметную звездочку.
— Видите? — обрадовался мальчик. — Ее не каждый видит. В древнем Египте воины проверяли по ней свое зрение.
— Это ты откуда знаешь?
Он пожал плечами.
— Так, читал…
Я еще раз отыскал глазами восьмую звезду, и представил вдруг теплую ночь, согретую дыханием близкой пустыни. На загадочном лице сфинкса метались красные отблески жертвенных огней. Лунный свет струился по склонам пирамид, и тускло блестели бронзовые щиты. Молчаливые люди стояли неподвижно и смотрели в темно-зеленое небо, где над самым горизонтом висел, опрокинувшись, бледнозвездный ковш Медведицы. И была тишина, лишь трещало в жертвенниках пламя, да изредка тихо звенел щит, коснувшись копейного древка.
— Слушай, — спросил я, — в небе столько больших, ярких звезд. Почему же вы собрались на такую тусклую и маленькую?
Ребята переглянулись, словно советуясь.
— Откуда вы знаете? — резко ответил Санька. — Может, она больше и ярче в сто раз, чем Полярная звезда. Она, может, просто очень далеко.
Васек беспокойно потянул его за рукав:
— Пойдем домой, Сань.
Больше я ни о чем не спрашивал у ребят. Видимо, у них была какая-то своя тайна.
— Может быть… — только и сказал я.
Семафор вспыхнул зеленым светом, и я вскочил на подножку.
— Ну, прощайте, космонавты!
Они кивнули и пошли к маленькому домику, желтые окна которого ярко светились за кустами акации. Я долго смотрел вслед мальчишкам и забыл прочитать название станции, когда вокзал медленно проплывал мимо вагона.
Так и не знаю, что это была за станция. Помню только, что шумели там высокие тополя и неяркие огни робко мигали на стрелке…
Черные деревья набирали скорость за окном. Летели мимо едва различимые столбы, тихо плыли далекие огоньки. Лишь звезды висели неподвижно, и среди них восьмизвездная Медведица.