Пришёл журавль на званый обед. А лиса наварила манной каши, размазала по тарелке и потчует журавля:
– Кушай, куманёк, кушай, голубчик! Сама стряпала.
Журавль хлоп-хлоп носом по тарелке, стучал, стучал – ничего не попадает. А лиса лижет себе да лижет кашу – так всю сама и скушала. Съела лиса кашу и говорит:
– Не обессудь, куманёк, больше потчевать нечем.
– Спасибо, кума, и на этом, – отвечает журавль. – Приходи завтра ко мне.
На другой день приходит лиса к журавлю, а журавль наготовил окрошки, наклал в высокий кувшин с узким горлышком, поставил на стол и потчует:
– Кушай, кумушка, кушай, милая! Право, больше потчевать нечем.
Вертится лиса вокруг кувшина: и так зайдёт, и этак, и лизнёт-то кувшин, и понюхает – всё ничего не достанет. А журавль стоит на своих высоких ногах да длинным носом из кувшина окрошку таскает: клевал да клевал, пока всё съел.
– Ну, не обессудь, кумушка, больше угощать нечем.
Пошла лиса домой несолоно хлебавши. На этом у них и дружба с журавлём кончилась.
Петух и кот
Жили-были кот да петух, жили они дружно. Кот ходил в лес на промысел, а петуху наказывал дома сидеть, дверей не отпирать и в окошко не выглядывать: не унесла бы воровка-лиса. Ушёл кот в лес, а лиса тут как тут: подбежала к окну да и поёт:
– Кукуреку, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка!
Выгляни в окошко:
Дам тебе горошку.
Захотелось петушку посмотреть, кто так сладко поёт; выглянул он в окно, а лиса его – цап-царап! – и потащила. Несёт лиса петуха, а петух кричит:
– Несёт меня лиса
За тёмные леса,
За высокие горы,
В далёкие страны!
Котику-братику,
Отыми меня!
Услыхал кот знакомый голосок, нагнал лису, отбил петушка и принёс домой.
– Смотри же, Петя, – говорит кот, – завтра я пойду дальше, не слушай лисы, не выглядывай в окно; а не то – съест тебя лиса, косточек не оставит.
Ушёл кот, а лиса опять под окном и поёт:
– Кукуреку, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка,
Выгляни в окошко:
Дам тебе горошку,
Дам и зёрнышков.
Долго крепился петушок, не выглядывал, хоть очень уж хотелось ему посмотреть, какие там зёрнышки у лисы. Видит лиса, что не выглядывает петух, принялась опять петь:
– Кукуреку, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка!
Вот бояре ехали,
Пшено порассыпали,
Некому подбирать.
Тут уж не вытерпел петушок, захотелось ему посмотреть, какое там бояре пшено рассыпали, – выглянул: а лиса петушка – цап-царап! – и потащила. Кричит опять петушок:
– Несёт меня лиса
За тёмные леса,
За высокие горы,
В далёкие страны!
Котику-братику,
Выручи из беды!
Далеко был кот, едва услыхал знакомый голосок; однако же побежал в погоню, догнал лису, отбил петушка и притащил домой.
– Смотри же, петушок! Завтра я ещё дальше уйду. Не слушай лису, не выглядывай в окошко; а то и будешь кричать, да не услышу.
Ушёл кот, а лиса под окно и запела:
– Кукуреку, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка!
Выгляни в окошко,
Погляди немножко:
Как у Карпова двора
Поукатана гора,
Стоят сани-самокаты,
Они сами катя́т,
Сами ехать хотят.
Хочется петушку хоть одним глазком взглянуть на санки-самокатки, да думает себе: «Нет, не выгляну; уйдёт лиса, тогда погляжу!» Запела было опять лиса свою песню, а петушок ей и говорит:
– Нет, не обманешь меня больше, лиса, не выгляну!
– А мне что тебя обманывать? – отвечает лиса. – Хочешь – гляди, хочешь – нет. Прощай! Мне домой пора.
Отбежала лиса, да и спряталась за угол. Не слышит петушок лисы; захотелось ему посмотреть, в самом ли деле она ушла, – выглянул; а лиса его – цап-царап! – и потащила.
Сколько ни кричал петушок, котик его не услышал: очень уж далеко был.
Мужик и медведь
Подружились медведь с мужиком, и вздумали они вместе репу сеять. Мужик сказал:
– Мне корешок, а тебе, Миша, вершок.
Выросла славная репа; мужик взял себе корешки, а Мише отдал вершки. Поворчал Миша, да делать нечего. На другой год говорит мужик медведю:
– Давай опять вместе сеять.
– Давай! Только теперь ты себе вершки бери, а мне отдай корешки, – уговаривается Миша.
– Ладно! – говорит сговорчивый мужик. – Пусть будет по-твоему. – И посеял пшеницу.
Добрая пшеница уродилась: мужик получил вершки, а Миша – корешки.
С тех пор у медведя с мужиком и дружба врозь.
Охотник до сказок
Жил себе старик со старухою, и был старик большой охотник до сказок и всяких россказней. Приходит зимою к старику солдат и просится ночевать.
– Пожалуй, служба, ночуй, – говорит старик, – только с уговором: всю ночь мне рассказывай. Ты человек бывалый, много видел, много знаешь.
Солдат согласился. Поужинали старик с солдатом, и легли они оба на полати рядышком, а старуха села на лавке и стала при лучине прясть.
Долго рассказывал солдат старику про своё житьё-бытьё, где был и что видел. Рассказывал до полуночи, а потом помолчал немного и спрашивает у старика:
– А что, хозяин, знаешь ли ты, кто с тобою на полатях лежит?
– Как кто? – спрашивает хозяин. – Вестимо, солдат.
– Ан нет, не солдат, а волк.
Поглядел мужик на солдата, и точно – волк. Испугался старик, а волк ему и говорит:
– Да ты, хозяин, не бойся, погляди на себя, ведь и ты медведь.
Оглянулся на себя мужик, и точно – стал он медведем.
– Слушай, хозяин, – говорит тогда волк, – не приходится нам с тобою на полатях лежать; чего доброго, придут в избу люди, так нам смерти не миновать. Убежим-ка лучше, пока целы.
Вот и побежали волк с медведем в чистое поле. Бегут, а навстречу им хозяинова лошадь. Увидел волк лошадь и говорит:
– Давай съедим!
– Нет, ведь это моя лошадь, – говорит старик.
– Ну так что же, что твоя: голод не тётка.
Съели они лошадь и бегут дальше, а навстречу им старуха, старикова жена. Волк опять и говорит:
– Давай старуху съедим.
– Как есть? Да ведь это моя жена, – говорит медведь.
– Какая твоя! – отвечает волк.
Съели и старуху.
Так-то пробегали медведь с волком целое лето. Настаёт зима.
– Давай, – говорит волк, – заляжем в берлогу; ты полезай дальше, а я спереди лягу. Когда найдут на нас охотники, то меня первого застрелят, а ты смотри: как меня убьют да начнут шкуру сдирать, выскочи из берлоги да через шкуру мою переметнись – и станешь опять человеком.
Вот лежат медведь с волком в берлоге; набрели на них охотники, застрелили волка и стали с него шкуру снимать. А медведь как выскочит из берлоги да кувырком через волчью шкуру… и полетел старик с полатей вниз головой…
– Ой, ой! – завопил старый. – Всю спинушку себе отбил!
Старуха перепугалась и вскочила:
– Что ты, что с тобой, родимый? Отчего упал, кажись, и пьян не был!
– Как отчего? – говорил старик. – Да ты, видно, ничего не знаешь! – И стал старик рассказывать: – Мы-де с солдатом зверьём были: он волком, я медведем; лето целое пробегали, лошадушку нашу съели и тебя, старуха, съели.
Взялась тут старуха за бока и ну хохотать.
– Да вы, – говорит, – оба уже с час вместе на полатях во всю мочь храпите, а я всё сидела да пряла.
Больно расшибся старик: перестал он с тех пор до полуночи сказки слушать.
Варёный топор
Пришёл солдат в село на квартиру и говорит хозяйке:
– Здравствуй, божья старушка! Дай-ка мне чего-нибудь поесть.
А старуха в ответ:
– Вон там, родимый, на гвоздике повесь.
– Аль ты совсем глуха, что не чуешь?
– Где хочешь, там и заночуешь.
– Ах ты, старая дура! Погоди, я те глухоту-то вылечу! – И полез было солдат к ней с кулаками: – Подавай, старая, на стол.
– Да нечего, родимый!
– Вари кашицу!
– Да не из чего, родимый!
– Давай топор, я из топора сварю.
«Что за диво! – думает старуха. – Дай-ка посмотрю, как он из топора кашу сварит». – И принесла топор.
Солдат положил топор в горшок, налил воды, поставил в печь и давай варить. Варил, варил, попробовал и говорит:
– Всем бы кашица взяла, только бы круп подсыпать.
Принесла баба круп. Солдат опять стал варить, попробовал и говорит:
– Совсем бы каша готова, только бы маслицем сдобрить.
Принесла ему баба и масла. Сварил солдат кашу.
– Ну, старуха, – говорит, – давай теперь хлеба да соли, да берись за ложку: станем кашицу есть.
Похлебали вдвоём кашу, старуха и спрашивает:
– А что же, служивый, когда топор будем есть?
Солдат ткнул в топор вилкою и говорит:
– Ещё не доварился, сама завтра довари!
Не плюй в колодец – пригодится воды напиться
Жили себе дед да баба. У деда была дочь, и у бабы дочь. Баба была злая-презлая, и дочь у неё такая же. Дед был человек смирный, и дочь его Машенька тоже девочка смирная, работящая, красавица.
Невзлюбила мачеха Машеньку и пристала к деду:
– Не хочу с Машкой жить! Вези её в лес, в землянку; пусть там прядёт – больше напрядёт.
Совсем заела мужика злая баба. Нечего тому делать, запряг он телегу, посадил Машу и повёз в лес. Ехали, ехали и нашли они в лесу землянку. Жаль старику дочери, да делать нечего! Дал он ей огниво, кремешок, трут и мешочек круп и говорит:
– Огонёк, Маша, не переводи, кашку вари, избушку припри, а сама сиди да пряди; завтра я приеду тебя проведать.