Дело в том, что Олег решил чуть-чуть повысить свой уровень знаний. Нужные ему статьи, попадавшиеся на других языках, приносили ему в переводе. Его это несколько задевало, что сам не способен справиться. И он решил подогнать, неплохие в общем-то на институтском уровне, знания английского. И вот эта хлопающая глазами девчонка – его преподаватель, которую он добыл через знакомых.
Нет, она не была похожа на тысячи слоняющихся по улицам смазливых, с жадными глазами, с пропеллером в заднем месте. Скромно одетая, с умным лицом; но, черт возьми, с неудовольствием заметил Олег, слишком молода, да и хороша определенно. И когда он опомнился, было уже поздно.
Она была романтиком, так глубоко зарывшаяся в мир своих фантазий, что мир реальный, т. е. окружающий, казался настолько причудливо-скучным, что осознавать его она даже не пыталась.
С большими синими глазами, девочка Оля в Москве оказалась случайно, она была питерская. С детства, а затем и студенткой, занималась художественной гимнастикой. На втором курсе политеха распрощалась с точными науками и поступила в Институт физкультуры, где ведущим предметом была любимая гимнастика. Затем увлеклась йогой, и конечно же явился ГУРУ – молодой таджик, покоривший ее чудесами, которые вытворял со своим телом, которых ей предстояло только достигнуть. Когда их отношения стали самыми тесными, УЧИТЕЛЬ решил, что им необходимо отправиться в Индию и существовать в истинной гармонии с их учением.
Тут, судя по дальнейшему развитию их отношений, есть подозрение, что учитель крепко рассчитывал на ее кошелек, не зная всех обстоятельств дела.
Папа Оли до недавнего времени был быстро двигающийся бизнесмен, имевший несколько небольших предприятий. Роковой случай оборвал этот процесс: после автокатастрофы отец полностью потерял память, способность соображать. Бизнес рухнул. Предприятия исчезли и кроме большой квартиры в хорошем районе не осталось ничего.
По каким-то соображениям таджик-учитель решил перед решающим рывком в сказочную землю остановиться в преддверии рая, в Таджикистане. Так сказать, потоптаться на месте, поразмыслить. Топтаться отправились в далекий горный аул, где родственники его выделили им крошечный глинобитный сарай; пустой, холодный, куда едва проникал свет из малюсенького, единственного окошка.
Денег, как оказалось, у учителя не было вовсе, Олины кончались. Правда, умудренная суровым детством, она таки затерла как-то заначку на самый черный день, решив не расставаться с этим ни при каких обстоятельствах. Поначалу кое-что из пропитания подкидывали те же родственники, но недолго, и они стали питаться бесхозными плодами, что рождали дикие деревья.
Проторчали они там с полгода, и с каждым днем Индия, до которой рукой подать, отодвигалась всё дальше и в конце концов исчезла из упоминания. Мысли гуру тонули в бездонной черноте восточных глаз. Отношения их разладились, и она дернула из аула, сверкая пятками.
Возвращаться домой ни нужды, ни желания не было. От матери всю жизнь она видела одни матюки и поджопники, а потом и подрыльники; невменяемый отец, которого, впрочем, жалела; друзей особенно близких тоже не завелось. Добравшись до Москвы, вышла без всяких определенных целей и врезалась в московскую толчею.
Не имея в Москве ни друзей, ни знакомых, для общения стала искать духовные центры. Ближайший конечно же церковь. И церковь на какое-то время наполнила ее неким содержанием.
В природе ее была странная неуемность. Она хваталась, хваталась с жадностью за все, что подвернется. И Олег, будучи человеком науки, никак не мог справиться с простейшей арифметикой, складывая часы ее занятий: они упорно не складывались во время суточного солнцевращения. Кроме своего основного занятия (сразу в нескольких фитнес-клубах устроилась она инструктором по йоге) занималась: ирландскими танцами, боксом, в каком-то кружке у «необыкновенного» педагога лепила из глины страшные чудовища, изучала санскрит, немецкий (причем в разных местах), посещала занятия по психологии, занималась вокалом и даже игрой на барабанах.
Со страхом Олег думал, как бы она не взялась за физику…
Казалось бы – ей хочется знать и уметь всё, при этом выяснялись интересные обстоятельства. Занимаясь боксом, она ни разу не видела никаких выступлений профессионалов, даже по телевизору.
– А зачем, – говорила, – мне смотреть на других; мне интересно заниматься самой…
Занимаясь скульптурой, оказалось, она ни разу – это в Пите ре-то выросшая – никогда не была ни в одном музее и вообще не имела никакого понятия об изобразительном искусстве.
В детстве Олег немного рисовал и с удовольствием таскался со мной по выставкам и музеям. И даже отец его был, несостоявшимся правда, почти художником; учился в знаменитом ВХУТЕМАСе и не намного позже Маяковского.
Раз решил он вытащить подругу в Пушкинский. Ему хотелось удивить ее, чем сам удивлялся когда-то: у Матисса, в аквариуме вот-вот метнутся, как живые, красные и черные рыбы; бронзовые коротконожки Майоля; а тут вот немецкий мастер шестнадцатого века на доске, с немецкой дотошной ясностью вывел колючий терновый венок на голове Христа и по лицу тяжелые падающие слезы.
И заглядывая в лицо Оленьки, всякий раз слышал неизменное – ПРИКОООЛЬНО!.. Ненадолго хватило духу и на церковь. Всё там казалось давным-давно известным, да и храмы по Москве на каждом углу. Интриги – никакой… И вот она уже с головой в новой вере. Теперь – индуизм. Яркие, загадочные символы, обряды. Главное – новизна, необычность…
Раз она притащила Олега в их храм. С улицы никакой вывески, да и нигде никакой. Просто дверь. Поднялись на второй этаж; темно, ни единого человека. Но таинственности с избытком: культовые атрибуты, запахи, давящая тишина.
– А народ-то где?
– Народ приходит по определенным дням.
В самом жилище Оленьки колом стоит стойкий запах индийских курений, всяких премудростей – атрибутов медитации. Как и разнообразные области человеческой деятельности, ее манили и выдающиеся личности: выдающиеся спортсмены, музыканты, всякого рода мистики, религиозные лидеры и т. д.: и хотелось всех их съесть, не пропустив ни единого.
Вот и Олег угодил в ту же команду. С уроками английского она немного слукавила, не удержалась. Английский действительно знала неплохо – училась в английской школе, – но назваться преподавателем было уже серьезной натяжкой. И когда услышала, случайно, что выдающийся, талантливый… желает брать уроки языка, она кинулась наперерез. Несостоятельность их занятий выяснилась скоро. И когда она приходила, он, очумевший, просто смотрел на нее – «Гибкая, как змея», – видел, как она может завязать себя узлом, держать тело одной точкой, вопреки законам физики, и чувствовал, как пробегает по спине стайка иголочек, и со страхом понимал, что без прикосновений к этому змеиному телу ему не выжить.
Явилась вдруг еще одна не охваченная область, фехтовальный клуб, – ну как можно было раньше без фехтования… – чудовищный пробел. Олег не помнил уже, когда последний раз отдыхал, как люди, т. е. просто, как делают это все – бросить свои кости на горячий песок и забыть про всё на свете. Положенный отпуск обычно все равно проходил за рабочим столом. Но теперь он выкроил несколько таких чудесных дней – чтоб ни о чем на свете… – только Оленька, и где-нибудь на Байкале или горный Алтай.
Оказалось, ничего такого ей не нужно. Шляться по горам, глазеть на чудеса природы, считала она, преступная трата времени. Из Интернета, считала она, за это время она выудит в миллион раз больше полезной информации.
– Путешествием хочешь меня одарить? Давай. Запри меня на месяц в комнате, поставь компьютер, да раз в день пожрать приноси – вот лучшее мое путешествие.
Был у него знакомый. Он знал больше десятка языков, большинство из которых освоил самостоятельно.
– А древнегреческий тебе к чему?
– Чтоб читать Евангелие в оригинале.
При этом религией не интересовался вовсе. Однажды собрался он в путешествие по Италии, и надо же – оказывается, он без итальянского. Экстренно засел за учебники и в три недели был уже с языком.
– А тебе это так спешно? – не мог не поинтересоваться Олег. – У тебя же великолепный французский и английский.
– Что ж я по Италии с французским буду ходить?..
Одарен он был во всем, за что ни возьмется. Но всё как-то не в коня корм. В детстве занимался музыкой – бросил. Получил диплом журналиста, написал пару статей, для солидных, кстати, журналов, бросил и это. Языки он изучал исключительно из удовольствия. Один, развлечения ради, коньяк пьет стаканами, другой за девками сломя голову, а он получал удовольствие в библиотеке, копаясь в книгах на неведомых языках. Нет, перед таким интересом к знаниям можно лишь шляпу снять, но странновато как-то, если все эти знания никуда не прилагаются. Т. е. – совсем никуда.
То вдруг занялся живописью, и для начинающего сразу показал незаурядные достижения. Бросил и это. Когда у него родился сын, он решил, что растить его будет на собственных книжках (другие ни к черту не годились). Он засел за сочинение сказок. Самих сказок Олег не читал, но потом, когда автор наделал к ним картинки, оказалось и впрямь здорово. Дальше тот заявил, что дети всего мира будут воспитаны на этих сказках, что они выйдут в лучших издательских домах. Но все это нашло место на старом шкафу, где быстро заросло толстым слоем пыли, и неизвестно, увидел ли когда мальчишка придуманные для него сказки.
Когда сын стал подрастать, он стал пророчить его (как по Гоголю – «Пророчу по дипломатической части») по исторической линии – такая в нем тяга к историческим знаниям; ну всё, всё хочет знать…
Пичкал его, чем только мог, возил в древние страны… В результате сын пошел по торговой части, и он, папаша, страшно переживал; вдруг сынуля его единственный не сумеет твердо встать на ноги в этом деле? Встал, встал.
Можно рассудить и так: не все ли равно, чем человек прозанимался жизнь, – всё ведь суета? Зато для себя прожил нескучно, считал так, по крайней мере. Может, он прав?