– Старик, угощайся, очень хорошие яблоки – лучше картошки. Следующий раз захочешь картошки – покупай такие вот яблоки. – Это Толя приглашает к столу. Витя ходит по комнате ритмичными шагами, читает Толе из журнала научную статью о вреде алкоголизма. Толя слушает молча, наливает и пьет.
– Между прочим, – сообщает Витя, – Толя пить стал меньше! Зверев тут же, спохватившись, вроде как в подтверждение сказанному – не ударить бы в грязь лицом, быстро наливает и пьет… Но очень скоро (страсть вышла из-под контроля) комнаты стали походить на баррикады: беспорядочные нагромождения, похоронившие под собой и рояль, уперлись в потолок. Традиционная интерьерная эстетика прекратила существовать. Как обнаружил художник С. Бордачёв, изучая по фотодокументам баррикады: «Никакой композиции»! В дом Вити явилась эстетика особого толка, назовем ее баррикадной. Постепенно барахло выдавило компанию на кухню – последний оплот свободного пространства. Кухня была тоже хороша: большая, с высоченным потолком, увешанная всяческой дрянью – тазы, веревки, опять же золоченые рамы, скрученные провода, полки с пустыми банками, кастрюлями, тут же пышный букет сухих роз, на гвозде солдатские сапоги, картина безымянного мастера XIX в., из пола выскакивали по всей стене какие-то трубы, многоэтажное нагромождение на газовой плите, подобные же вавилоны росли из-под раковины, по углам и… всего и не перескажешь. А посредине большой круглый стол, по словам Вити – петровских времен, на толстых кривых ногах из дуба. За ним и располагалась вся публика. Однажды зимой (мороз стоял лютый) застал я компанию за столом в шубах, шапках, в перчатках, закутанных шарфами и кто чем мог. Большое окно завешено солдатским суконным одеялом. Держалось одеяло на двух воткнутых между оконными рамами вилках. Стекла отсутствовали. На мой вопрос: «Не лучше ли вставить стекла?» – Витя резонно заявил:
– Весна скоро.
А вышло вот что. Зверевская дама сердца, отлученная от дома (восточную женщину обижать небезопасно, без мести она не может обойтись – дама была казахского племени и в отличие от большинства своих соплеменниц, низкорослых и коротконогих, была длинноногой, стройной красавицей) засадила целиковым кирпичом в это самое окно – высадила начисто. Через некоторое время, тоже в шубе, она опять заняла свое место за дубовым столом. О даме еще несколько слов. Ася, ее звали Ася, приехала из Алма-Аты учиться. Успешно отучилась в МГУ, осталась в Москве, устроившись на респектабельную работу. Вышла замуж, тоже удачно, и завела к тому времени четырехлетнюю дочку. И что-то, видать, там треснуло, отцепилась какая-то пружина, и Ася кинулась в загул, бросила и работу, и мужа, и дочку. (Впрочем, раз она пришла в Михайловское, как окрестил это злачное место Зверев – «село Михайловское», с дочкой. Зверев сказал: «Дочка вот родилась. Прямо сразу в ботинках, в костюме, с заплетенными косами».)
В Москву прибыли алма-атинские братья Аси и стали ловить Зверева, считая его погубителем Асиной жизни. Зверев скрывался. Примерно так.
Проходя по коридору, машинально хватает телефон.
– Алё… Кого? Зверева? А кто это? Нет таких. А вы куда звоните? Ах, точно знаете, бывает здесь… Ну да, бывает, но в исключительных случаях, только в исключительных! Кого позвать, Зверева? А кто это, Зверев? Да нет, говорю вам, это Горисполком – набирайте правильно номер.
Похороны
В одной из маленьких комнат какое-то время жила Витина мама. Думаю, вряд ли нашлась бы другая старушка, спокойно терпевшая круглосуточное землетрясение вокруг себя. Витина же мама совсем не вникала в происходящую вокруг жизнь, а когда появлялась из своей комнатки, смотрела на всех ласково, с доброй улыбкой и особое расположение имела к Звереву – иной раз и по головке погладит. Мама умерла. Привезли стандартный советский гроб, обтянутый красной тканью. Витя заявил, что мать была староверкой (доподлинно известно – мать вообще не ходила ни в какую церковь) и по их, староверов, традиции гроб должен быть черным. Витя ободрал красную обшивку, вынес гроб на улицу и маленькой кисточкой, продающейся с набором детских красок, стал красить черной гуашью из этого набора. На кладбище повалил мокрый снег крупными хлопьями, переходя в дождь, потом в хлопья и опять в дождь. Гроб несли далеко от остановившейся машины и сам Витя, и его брат, и кто-то из друзей. Черная гуашь поплыла; стекала черными хвостами, залепляя руки, лица, одежду несущих. С кладбища возвратились они, похожие на чертей.
О женщинах
Женщины в Витиной жизни играли особую роль. Венок представительниц дамского пола состоял исключительно из красавиц. Тут, я предполагаю, Витя обладал особой магией. Что за блеклые понятия? – шарм, харизма: все это ерунда – именно магия! В разговоре, и не только с женщинами (с теми-то само собой), Витя слегка подавался головой к собеседнику и буравил глазами, говорил медленно, увесисто, как бы передавая любому, самому простому даже слову сакральный смысл. Минуту назад равнодушные пустые глаза полыхали, вроде как даже вибрировали и страстью, и безумием сразу. Витя ввинчивался в нутро человека, находящегося перед ним. Я слабо разбираюсь в мужской красоте, но посудите сами. Всегда всклокоченные остатки полуседых волос, с отсутствием передних зубов («А девкам нравится, когда целуют меня», – замечал Витя, когда речь заходила о зубах, вернее об их отсутствии), с тщедушной субтильной фигурой; узкоплечий, с пузиком, на тощих ногах. Полное равнодушие к своей внешности. Мне это особенно нравилось, это уже рождало определенный образ.
Любая одежда на нем имела вид случайной, убого старомодной и безликой. Из-под нелепых штанов, не по размеру коротких, по-стариковски подтянутых выше пупка, торчат синюшные палки голых ног, вправленные в такие же нелепые ботинки без носков.
(По поводу носков – так же ходил и Зверев. Не думаю, что кто-то из них перенял у другого эту моду. Скорее они, не сговариваясь, оба решили, что это для них оптимальный вариант.)
А вот свадебный Витин наряд на последней своей свадьбе. Черный пиджак, в мелкую клетку коричневая рубашка, солдатские галифе с завязочками внизу и черные ботинки. Невеста, конечно, разодета красавицей.
– Почему опаздываете? – шумит тетка, которая записывает новобрачных в какую-то книгу. Невеста протягивает документы.
– А где жених?!
– Вот.
– Жених, я спрашиваю, где? – тетка выходит из себя. Витя молча кладет на стол паспорт. Тетка замолкает, на лице ее оторопь.
Официально в первый раз Витя женился, когда ему было уже прилично за пятьдесят. И тут прорвало, он стал жениться каждый год-полтора. Сценарий был всегда один и тот же. Свадьба, сразу по истечении нужного срока ребенок, затем еще пару-тройку месяцев – и жена уходила к маме. Затем появлялась жена новая – и то же самое по кругу.
– …Жениться вот собираюсь. – Речь тут идет о том, как он решился на это впервые. – Но, понимаешь, сложная ситуация складывается. Предлагают сразу две. Одна молодая, а другая ботинки хочет подарить. Никак не могу решиться. Как думаешь, какую брать?
– Бери с ботинками.
– А вот я тоже так думаю, но старовата все же.
– А как старовата-то?
– Да уж двадцать четыре скоро.
Тут надо сказать, что «с ботинками» была не просто красива, но величественно красива, за что получила кличку – Святая: образ Мадонны итальянского Ренессанса, я бы даже сказал – лучший вариант из всех мною виденных. Он женился на ней, но со второго захода, тут же верх взяла молодая. Так появилась команда жен, экс-жен и ребятишек. Правда, на одной из них он женился дважды (через раз), соответственно, и детей у нее получилось двое. Было и еще маленькое отступление от правил. На некоторое время одна из предыдущих вернулась к Вите, ей выделили комнату, и они вместе с новой женой, не успевшей еще родить, занимались ее сыном.
В целом процесс шел таким образом: Витя становился старше, жены моложе. С последней пришлось томиться – ждать, когда ей стукнет восемнадцать. Но незаконные барышни бывали и помоложе, это еще до того, как он заимел привычку жениться. Высокая, крепко развитая или, как еще говорят, статная дама – была школьницей пятнадцати лет. Витя ходил в школу на родительские собрания. В качестве кого неизвестно, но ходил. Родители ей не занимались и, когда появился Витя, страшно обрадовались – с рук долой. Да и многие другие свои проблемы затевали решить за Витин счет. Витя почувствовал дискомфорт и решил нанести контрудар.
Поймал на улице грузовик, подогнал к овощному магазину и загрузил продтоваром: бочка квашеной капусты, бочка соленых огурцов, мешок лука и три мешка картошки. И все это грузчики ввалили в квартиру новоявленных «родственников». Витя рассчитывал, что те устыдятся и попритихнут. Но они тут же кинулись звонить всем своим знакомым, радостно сообщая, что в доме полно жратвы – приезжайте. Ну бывали у Вити поражения, что ж.
Но чаще Витя был на коне. Та же девица задала Вите непростую задачу. Она, оказывается, любит театр, и они пересмотрели весь репертуар Большого. И тут явился новый каприз. «Хочу, – говорит, – посмотреть балет из правительственной ложи!!!» Заявление, прямо скажем, неслабое, без волшебства тут не обойтись. Но Витя справился. И решил он это гениальным образом, то есть самым что ни на есть простым. Пришел к администратору театра и с порога бухнул ему, как мужик мужику: «У меня любовница пятнадцати лет, красоты редкой, и такая вот нашла на нее блажь…»
Обезоруживающе! Администратор просто не мог не загореться желанием взглянуть на это чудо. На ближайшем спектакле они уселись в правительственную ложу.
Витя-бизнесмен
Деньги он умел делать действительно из воздуха, и не будь он художником и не будь тут главным элементом творчество, из него вполне мог бы получиться деловой человек.
– …Представляешь, – рассказывает он, – просыпаемся 31 декабря, считай, к обеду. Еды в доме никакой, денег ноль. Баба моя мрачнее тучи, надулась! Чувствую, мгновенье еще – взорвется истерикой. Беру я, у меня были бруски такие, цилиндрические – сантиметров двадцать из липы, беру, значит, бруски эти и к вечеру вырезаю из них ангелов – четыре штуки. Выхожу на угол у дома (пометаться, конечно, пришлось как следует) и: «Что может быть лучше в новогодний подарок любимой девушке, жене, маме: не игрушка, не сувенир – на вечные времена хранитель счастья, домашнего очага, уюта, здоровья, благосостояния, комфорта, приятной внешности (особенно препятствует появлению морщин!), душевной чистоты и чувства собственного достоинства. Обратите внимание: специально не крашено, видно чтоб было – сиамское дерево Гу-Кун. Все изображения Будды режутся только из этого дерева. Гу-Кун аккумулирует энергию ДИНЬ…» Через полтора часа все фигурки были проданы. Ужин новогодний был в «Будапеште».