И вот Рис Оранжис – маленький городок под Парижем. Тут уже были задатки некой стабильности. Власти города официально позволили художникам и артистам (были там еще лицедеи) жить на старой, закрывшейся фабрике из нескольких многоэтажных корпусов, при условии поддержания порядка и оплаты воды и электричества. Правда, никто никогда так и не заплатил ни сантима. Но уж пространства каждый отхватил себе от души. Петя из скромности устроился на двухстах метрах. На слишком большом пространстве зимой злее свищет из щелей ветер. Не в силах помочь никакие электрообогреватели. Петя использовал свои НОУ-ХАУ. В особо холодные дни он наряжался в теплозащитный костюм и походил не то на космонавта, не то аквалангиста – громоздкий неповоротливый шкаф.
Тут было бы хорошо нарисовать его в этих доспехах, но ладно, попробуем обойтись словами. Значит, так: полутора, двухлитровые пластиковые бутылки наполнялись горячей водой, попарно связывались веревкой на расстоянии полуметра и перекидывались через плечо.
Таким образом, одна висела на груди, другая на спине, соответственно, другая пара через другое плечо. Затем пояс: четыре бутылки связывались покороче, цепью – получалось что-то вроде юбки (если бутылки поменьше – мини-юбка) и закреплялись на ремне. Поверх всего одевался какой-то длинный балахон и перехватывался для верности веревкой. И вы знаете, по утверждению автора – спасало.
Так вот уткнувшись в свою работу, не видя ничего другого вокруг, Петя был совершенно счастлив. И вдруг на тебе – жена! Да и не просто навестить, а всерьез настроена упорядочить их взаимосвязь. Петя сдался без боя, приняв это за неотвратимый поворот судьбы. И выходило даже забавно. Приближался двадцатилетний юбилей их свадьбы, той первой в Союзе, и вторую они решили сыграть точно в юбилейный день. Чтобы уж по-другому и не сказать было, кроме как – ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ…..
И вот свадебный поезд тронулся. Старый Ford – некогда красного цвета – зацвел серо-зеленой плесенью, так что первоначальный цвет вырывался отдельными вспышками. Капот не захлопывался, и чтобы на ходу не вскакивал на дыбы, в передней части проломлена была дыра, в нее продет кусок троса толщиной с хороший палец и примотан к основному туловищу авто. Сиденье в салоне имелось только одно – у водителя, так что пассажиры размещались прямо на полу, как дрова. Сели.
С гиканьем, заваливаясь друг на друга, поехали. Водитель гнал лихо, чтоб с ветерком значит, со свистом и похож был на лихого наездника под обезумевшем конем. Особенно поддавал на виражах, чтоб валились все в кучу.
Проезжая мимо заросшего пустыря, встали. Водитель вышел из машины, сорвал охапку сорняков блекло-желтеньких и приладил на передок машины, заметив:
– Свадьбы без цветов не бывает.
Сел и тут же снова вышел, выдернул из «букета» один цветок и воткнул невесте над ухом.
Тронулись дальше, и тут на полном ходу оторвался бампер и заскрежетал одним концом по асфальту. Из-под колес посыпались искры. Водитель поддал еще газу.
– Салют, салют, – кричал он.
– Салют – кричали все разом, и восторг заткнул уши.
В мэрии, где проходило таинство обряда, произошла заминка, можно сказать конфуз. Гости расселись по местам, вышел мэр, украшенный широкой лентой, и еще два-три представителя власти. Нарядная, строгая дама собралась уже зачитывать торжественную речь, но почему-то вновь стала проверять паспорта и на лице ее выразилось смятение. Напыщенная торжественность мэра сменилась растерянностью. Невеста оказалась замужней дамой!.. Все вдруг засуетились, задергались. Наконец с Петиной помощью уяснили, что муж невесты – теперешний ее жених. Однако растерянность оставалась. Как оформить всё это документально. Жених, как положено, не женат, а вот невеста уже за ним замужем. Все же явилась мудрая мысль, и все опять церемонно заулыбались.
Дарить подарки по известной причине в таком обществе заведено не было. Но все-таки один художник подарил молодым свой «концептуальный подрамник», которым дорожил и гордился. Это приличного размера прямоугольник из разнокалиберных тонких реек, слепленных по углам скотчем, один угол дополнительно здоровым винтом со шляпкой, как булыжник на лицевую сторону. А крестовина из двух неошкуренных тополиных суков, связанных дамским чулком. Никакой холст, понятно, натянуть на него нельзя. Даже переносить его надо было осторожно, он мог развалиться под собственным весом. Но дар от чистого сердца. Еще притащили (3-й этаж) чугунную ванну и поставили в центре лофта, как трибуну. Раньше она валялась посреди двора, и в летнюю жару в ней голышом отмокала какая-нибудь барышня. Теперь решили – пусть станет достоянием молодых. Да еще один из приезжих гостей привез на Петин вкус бутылку White Horse. Петя был непьющий, но попробовал раз в гостях: то ли ему подсказали, то ли решил сам – виски единственный достойный напиток. Налив в объемный бокал на донышке пахучей жидкости, насовал доверху льда и проходил с этим бокалом весь вечер.
Наряд новобрачные имели самый будничный, зато гостья одна явилась, вырядившись невестой (с Хелуином перепутала). Выглядело это так.
Пятидесятилетняя мадам гренадерского роста, в ширину… – это вот на нее глянешь и чувствуешь – грудями проломит стену. Весу в ней было, ну… сто она весила в ранней молодости, а с годами только добрела – считайте сами. Петя же и для среднего мужичонки был жидковат: росточка невеликого, плечи тоже не намахал. В белом подвенечном платье до пола, с длинной фатой на пышной груди, пышные белые розы и сама вся пышно-румяная (у таких чуть ли не до семидесяти ни одной морщинки) светится, как фарфор – гора белоснежная.
Фотограф, что непременно положил для себя удивить мир невиданными персонажами, тут же стал целиться в нее своей пушкой.
И тут Петя сорвался, подхватил гору-невесту на руки (известно – сила духа творит чудеса) и застыл перед объективом. «Невеста» обхватила его за шею и вклеила в его лысину подушкой розовую щечку, вытаращив глаза. Кто-то из новоявленных гостей вручил «Белоснежной» поздравительный букет роз.
А вообще главным подарком тут – всеобщая радость. О закуске никто и не вспомнит, а вина хватает на всех, благо вино во Франции дешевле бензина. Кстати, если брать вино дешевое – то оно так и будет.
23. АЗ
– Хорошая фотография, – кивнул я на фото, прикрепленное к стене.
– Ну так – портрет короля! – пояснил хозяин дома. В изжеванных штанах, таком же пиджаке, вырвавшейся рубашке, поверх которой натянута майка, король слегка выкинул ножку; в осанке царственная небрежность, острый взгляд на мир. Да, Зверев по-королевски с легкостью шел по жизни – как дышал. Божий дар его не был запрятан в глубокие погреба, и ему не надо было пробиваться к нему с великими трудами, как, скажем, Ван Гогу. Феномен Ван Гога и появился как раз в результате преодоления огромного разрыва между глубоко лежащими способностями и чудовищным желанием неумёхи стать художником. Зверевский дар лежал на поверхности, и он сыпал его налево-направо. О Звереве написано, наговорено вороха. И мне хотелось бы зайти несколько с другой стороны, оглянуться назад на сложившиеся стереотипы. Никак, например, не могу согласиться с мнением, что АЗ прожил трагическую жизнь – вздор! АЗ прожил жизнь счастливую. Это взгляд со своей колокольни тех, для кого бытовой комфорт первостепенная необходимость, материальный достаток – цель жизни. Он просто не нуждался в том, без чего они видели АЗ разнесчастным страдальцем. Своим образом жизни АЗ заявлял – НЕ УДАСТСЯ «МИРУ» ЖИВОЙ ДУХ ЕГО ЗАГНАТЬ В СТОЙЛО, взяв абсурд за форму поведения. Раз на существование личности необходимо чье-то там определение – разрешение вроде выдачи водительских прав, извольте получить: вождение без прав и правил.
АЗ знал себе цену, а цена эта высока! АЗ разметал тысячи свидетельств своего величия, имел армию поклонников, которой могли позавидовать многие именитые личности. Единственное занятие в жизни – живопись была не изматывающим трудом, но единственно наслаждением. Осознание своего назначения и места в искусстве, правоты своего дела, плюс возможность видеть оценку (восторженную! к тому же) своего труда – это ли не гармония с миром, что и есть (достижение этой гармонии) главное в жизни. А что касается шатания его по углам, так это ему было не в тягость. У него ведь была законная крыша над головой, и дай ему хорошую мастерскую, он и там бы не усидел. Тут две причины: страх одиночества и потребность, как артисту, всегда быть среди публики. Другой стереотип – «настоящий АЗ только до 63 года» или «АЗ – это 57–59». Господа, ВАМ элементарно не хватает понимания самого искусства. Своего-то мнения взять неоткуда, и вот, начиная рассуждать, сразу застревает во рту замызганный стереотип. Даже если что-то подобное исходило от самого художника – это всего лишь щелчок самому себе по носу, одновременно и кокетство. Толя ведь артист. И это нормально, когда не все периоды в жизни художника однозначны. И в 50-х у АЗ были не только шедевры, что неизбежно при его подходе, ибо даже у самых виртуозных снайперов не все выстрелы в десятку. Так и на протяжении всех последующих лет появлялись настоящие чудеса (их надо уметь видеть!). Кстати, появление и существование фальшаков – это заслуга такого вот рода публики. Ничего не понимая в искусстве, эта самая публика покупает (выставляет, публикует) не работы художника, а имя. Курьезный случай: одна дама выпустила каталог своей коллекции, работа одного из художников была представлена обратной стороной картины, т. к. само изображение считала она малоинтересным, но вот подпись автора представляла, в ее понимании, большой интерес своей подлинностью. Фальшаки исчезли бы сами собой, как опавшие листья – ЗА НЕНАДОБНОСТЬЮ! как товар, не имеющий спроса. Но спрос есть и рынок их процветает. АЗ родился с безупречным чувством цвета, и я прибавил бы – еще и под счастливой звездой. Всё, что ни помажет – всё красиво: превратить цвет в грязь он просто не мог. (Это всем вам – настрогавшим тонны беспомощного мусора с инициалами АЗ. Ваши кастрированные поделки сразу выдают отсутствие страсти, разрывающей «безумца», и краски, превращенные в протухшую грязь. Как-то в Берлине случайно оказался в одной галерее, и пока приятель мой, притащивший меня туда, имел деловую беседу с хозяйкой заведения, та дала мне, чтоб я не скучал, толстый, шикарно изданный каталог АЗ, где не было ни одной настоящей работы Зверева. Закрыл книгу, тошнота подступила…) Будь моя воля я отменил бы преследования фальшивотворцев (иногда такое случается – разоблачают, судят…). Владельцы такого товара имеют то, что они заслуживают по своему уровню, тем и счастливы. Кстати, сам