- Бочка у тебя имеется? – спросил Бильский у незнакомца.
Тот кивнул.
- А соль?
- Да.
- Это хорошо.
- Что хорошо? – с сильно бьющимся сердцем спросил Кшиштоф. – Вы о чем говорите?
Бильский со скоростью молнии стал наступать на него. Схватил за запястье, прежде чем Вилямовский успел вырвать из ножен саблю. А потом в темноте затопали чьие-то шаги, из черной бездны появилось десятка полтора фигур.
Конец… мелькнуло в голове Кшиштофа. Он еще хотел было достать саблю, только цепкие пальцы Бильского вцепились в перевязь и рукоять зигмунтовки. А потом уже несколько рук придавило Вилямовского, свалило на землю, придержало там. Он ничего не мог сделать. А они имели его. В этом не могло быть никаких сомнений. Кшиштоф осмотрел плохо видимые, трупные лица и удерживающие его костлявые руки. Здесь были они все: Желеньский, Крысицкий, Щавиньский и другие – практически все гусары из его хоругви – те, которые еще жили или не были съедены.
- Ну что, милостивые государи, - спросил Желеньский – все в порядке?
- Никто нас не видел.
- Хорошо. Половину мы закоптим. Димитрий, у тебя тут дымовая труба имеется?
- Все, что нужно.
- Это хорошо. Клади мясо.
Они даже по имени меня не называют, подумал Кшиштоф. Боже мой… Я просто мясо…
Наместник не дергался. Даже и не пытался пробовать бежать. Он увидел, как Пакош хватает мясницкий топор и поглядел тому прямо в глаза. Только в них не было никаких чувств. Одна только жадность, желание есть – попросту, голод. И радость… Радость, что, наконец-то, этот голод можно будет как-то успокоить. Так вот что меня сломит, подумал Вилямовский. Ну да, именно об этом я услышал, когда мы убивали Злотого. Просто-напросто умру…
Крепкие руки подтолкнули Кшиштофа вперед, в сторону палаческой колоды.
- Погодите, - выдавил он из себя не своим голосом. – Почему вы это делаете? За что?
- Как коптить станем? – услышал он в ответ. – Как думаете, надолго его хватит?
- А я хотел бы почки. Наверняка будут вкусные, как у того армянина неделю назад…
- А, ничего был фокусник.
Кшиштофа продолжали толкать. Всего несколько шагов, но наместнику они казались вечностью. Пакош уже ожидал с топором в руках. Вилямовский глядел на лезвие, внимательно следил за ним. Топор был почти как палаческий, вот только сам он был не осужденным, но мясом…
- Господи Иисусе! – неожиданно взвыл один из ведущих Кшиштофа гусар и обеими руками схватился за живот. Согнувшись в три погибели, он глухо стонал, а потом свалился на камни пола. Закричал: раз, другой, третий, катаясь по плитам.
Кшиштоф молниеносно отскочил в сторону, увернулся от двух придерживающих его мужчин, после чего бросился к ближайшему коридору.
- Держите его, безрукие! – заорал Желеньский. Вилямовский проскочил мимо пытавшегося схватить его за жупан Крысицкого и погрузился холодный мрак коридора. За собой он услышал вопли, топот подкованных сапог и звон стали. Кто-то даже выстрелил, но пуля лишь свистнула над головой убегавшего. Рука Вилямовского, которой до сих пор он вел по сплошной стене, неожиданно провалилась в пустоту. Кшиштоф свернул и забежал в другой, такой же мрачный проход. Через несколько шагов в левой стенке почувствовал еще одно ответвление лабиринта ходов. Кшиштоф заскочил в него и бежал довольно-таки долго. Звуки погони ему не были слышны. Похоже, преследователи потеряли след. А потом неожиданно почувствовал, что сил совершенно не осталось. Кшиштоф споткнулся и упал на плиты под ногами. Он даже не знал, а встанет ли еще вообще. Зато жажда нестерпимо палила изнутри. И, что самое удивительное, он совершенно не испытывал голода. Хотя это вовсе не было так уж страшно. Самое главное – у него никаких шансов не было. Он находился в подземелье без света, в подвалах, которые моги быть и небольшими, но могли тянуться и до бесконечности; к тому же, его ожидали преследователи, ставшие хуже обычных людей.
Неожиданно он замер. Где-то вдалеке перед ним замерцал огонек. Коридор, в котором он лежал, пересекался в нескольких саженях другим. И кто-то приближался, потому что свет становился ярче.
С огромным трудом Кшиштоф пришел в себя. Каждое движение приносило боль, каждая мышца колола тысячами игл. Наместник достал саблю из ножен и оперся о холодную, скользкую стенку, по которой, словно вязки червей расползлись белые свертки серы38. Кшиштоф ждал. Кто-то близился. А когда был уже совсем рядом, наместник выскочил ему навстречу.
Те вскрикнули от радости. Трое. Выходит, он просчитался. На лицах преследователей Кшиштоф видел лишь животное возбуждение. Его нагнали. Да, и, возможно, надеялись на то, что ни с кем не нужно будет делиться.
Первый упал. Он был уж слишком медленным. Сабля Вилямовского блеснула во мраке словно живой огонь. Наместник встал лицом к лицу с другим. Нанес удар, и вновь был первым. Тот, с резаной раной бедра, наклонился вперед, а потом вцепился зубами в ладонь наместника. А в следующий миг Кшиштоф нанес ему укол прямо в сердце.
- Есть… Дай есть!... – из последних сил прохрипел умирающий.
Кшиштоф вырвал саблю из тела врага. Третий, тот самый, что нес факел, сбежал. Попросту повернулся и смылся. Где-то вдалеке слышались окрики.
Вилямовский шел дальше. В темноте он свернул в какой-то другой коридор, вступил в холодную, мелко разлившуюся воду. Наместник не знал, выберется ли отсюда. Ему было уже все равно. Нет, в его сердце имелось еще кое-что. Нечто, о чем он забыл. Соня. И Рудзиньский. И внезапно, когда уже собрался поддаться, когда уже должен был упасть на холодные плиты пола, Кшиштоф почувствовал, как в него вступают новые силы. Внезапно до него дошло, что обязан жить. Обязан жить ради них. Ради женщины, которую любил, и ради приятеля. Они никогда не простили бы ему его смерти. Они просто не пережили бы. Превратились бы в зверей.
- Я вас люблю, - прошептал Вилямовский. Вернусь. Обязательно вернусь…
Теперь он продолжал идти дальше, но уже иначе. Сейчас почувствовал прилив сил, прилив энергии. Ему вспомнилось то, что говорила конская голова, и он слабо усмехнулся. Он не сломился. Не мог сломиться, пока жили те, которых он любил. Кшиштоф стиснул покрепче рукоять сабли и шел дальше. Шел. Дальше.
Неожиданно до него донесся крик. Страшный, переходящий в хрип. Затем еще один, с другой стороны. И еще пара. Что это могло означать? Неужели те наскочили друг на друга и порубили себя в темноте? Да нет, здесь было что-то другое. В этом крике звучала нота столь чудовищного страдания, такой ужасной боли, которых людское оружие вызвать не могло. Это было что-то другое, но что? Осознание этого вызвало, что все волосы на голове Кшиштофа встали дыбом. Неужели в этих подвалах было нечто еще, помимо него самого и остальных? Но что? Он и представить не мог. Вновь раздался дикий, звериный вопль боли и страдания. Но внезапно за спиной Кшиштофа блеснул свет. Кто-то вышел из бокового коридора. Вилямовский видел только лишь его силуэт. Он бросился в ту сторону с вытянутой саблей, но неожиданно факел зашипел и погас. Сделалось совершенно темно. Кшиштоф застыл на месте. Отступит ли этот кто-то? Вовсе даже наоборот. Вилямовский услышал приближающийся стук подкованных сапог.
- Стой спокойно, я иду к тебе, - сказал тот.
И действительно, шел. А самым паршивым было то, что Кшиштоф его не узнавал.
- Стой спокойно, не двигайся. – Голос был настолько милым, настолько сладостным, что почти что парализующим. Звучал он будто приказ. Кшиштоф чуть ли не послушался. – Стой и не двигайся… Стой и не шевелись…
Слова вверчивались в глубину головы наместника. Ему казалось, что он не способен ни одного, даже самого малого шага. Только теперь он почувствовал, как в действительно должны чувствовать себя звери, увидев охотника. Откуда-то издали доносились крики, только Кшиштоф уже не обращал на них внимания. Ему вспомнились Соня, Рудзиньский, но даже это не было в состоянии пробудить его от мертвенности. Все внимание он сконцентрировал на одном: с какой стороны будет нанесен удар. Сверху? Нет, это было бы слишком просто. С боку? Но тогда тот обязан был бы знать, что Кшиштоф понимает: чтобы убить его в подобных обстоятельствах, не нужно особо и силиться. Как же тогда? Слева? Справа? Снизу? Может, укол? Шаги неизвестного близились. Он был уже совсем рядом. Тогда, как же? А может, все-таки, сверху? Кшиштоф уже слышал, почти что чувствовал, как кончик сабли чужака поднимается, чтобы ударить… И неожиданно для себя заслонил бок. Не так, как намеревался. Оба клинка встретились. Рубящий удар чужака был отбит. Вилямовский провел удар и услышал, как нечто свалилось к его ногам. А потом он убежал, просто повернулся и побежал по коридору.
- А я вовсе и не погиб! – отозвалось у него за спиной. – Я иду. Подожди меня!
Кшиштоф застыл на месте. Он почувствовал, как холодный пот оросил его кожу. Неужели он промахнулся? В этой проклятой тьме он ничего не видел. Наместник вслушался в шелест, с которым незнакомец поднимался на ноги, как вдруг с той же стороны услышал чудовищный, животный вой, переходящий в хрип, а под конец – хлюпание, словно бы крови, выливающейся изо рта. Он начал бежать, хотя и с трудом. Он знал, был уверен, что что-то напало на того. Нечто такое, присутствия чего он не чувствовал, и что сейчас – возможно – находилось у него за спиной.
Вилямовский пробежал через несколько коридоров, чтобы неожиданно выскочить в крупный, прямой ход. Здесь было светло. Неподалеку, как видел, догорал лежащий на земле факел. Когда подошел, то увидел лежащие в круге света тела. Наместник вздрогнул. Но те не шевелились, потому он пошел поближе.
Четыре тела. Все в шароварах и делиях грубого сукна. Смерть застала их неожиданно. В багровом свете белели их широко выпученные – ну прямо как у снулых рыб – выпученные в темноту глаза. Ладони судорожно сжимались в области животов. Вокруг раскрытых ртов уже успела собраться кровавая лужа.
Кшиштоф взял факел. Он не мог глядеть на лежащих. Ближе всего валялся Желеньский. Дальше лежал Пакош, все еще сжимавший в ладони мясницкий тесак. Вилямовский беспокойно разглядывался по сторонам. То, что убило этих, могло скрываться повсюду. Но что это могло быть? Бешеный пес? Крысы? Москва? Скорее всего, последнее. Какой бешеный пес справился бы с четырьмя? С четырьмя? У Кшиштофа сложилось впечатление, что подобная судьба встретила и остальных без исключения. И вот теперь, несомненно, ждала и его.