Кто-то из слуг подстаросты завизжал нечто непонятное. Несколько бросилось спасать своего хозяина. Кто-то из слуг поднял саблю и полетел на Невяровского, но старый, усатый гайдук схватил того за жупан под шеей, потряс а потом отбросил.
- Хозяин сказал, если что, оставить этого человека в покое!
- Что с ним?
Невяровский, тяжело дыша, стоял с окровавленной саблей. У него кружилась голова, его охватила слабость, он почувствовал, что начинает лететь куда-то вниз и еще ниже – в некую бездну, в бездонный колодец…
Молча он глядел на неподвижное тело Ледуховского и молился, что его предчувствие не оказались правдой…
- Не дышит! – отчаянно закричал кто-то. – Мертвый!
- Поднимите его… Поднимите! И зовите цирюльника, быстро!
Старый, усатый слуга протиснулся через кольцо разгоряченных лиц. Когда Ледуховского подняли, он приподнял окровавленную голову хозяина, приложил пальцы к шее, пытаясь обнаружить пульс. Замер, затем повернулся к Невяровскому.
- Ваша милость зарубил его!!!
Невяровский молчал. В очередной раз он на протяжении одной недели убил человека. И суть даже не в том, что убил. Когда хотел, он мог делать это очень даже часто. Но вот сейчас… теперь случилось кое-что другое. Он ведь и вправду не желал зарубить Ледуховского. Он и вправду удержал руку при ударе… И, тем не менее, убил, не зная – зачем…
Старый гайдук поднялся. Он шел прямо на Невяровского, осторожно, колеблясь. Ян глянул ему в глаза и искривил рот в иронической усмешке. Ему было известно, что в слабом свете факела глаза его отблескивают багровым отсветом, потому и не удивился, когда тот медленно перекрестился.
- Бери коня и уезжай, - тихо сказал слуга. – И будь проклят.
- Кто-то привел оседланного жеребца и сунул поводья в руки Невяровского. Кто-то другой подал пояс с саблей. Шляхтич перепоясался, не спуская глаз со старика, затем вскочил в седло и удалился в темноту ночи.
Он находился уже несколькими улицами далее, как вдруг почувствовал странный холод в левом боку. Когда пощупал там рукой, почувствовал влагу, липкую, теплую мазь, просочившуюся через рассеченный жупан. Кровь… Кровоточил он уже давно, вот только не помнил, когда же он мог быть ранен. Похоже, что в ходе поединка Ледуховский рубанул его в бедро. Невяровский остановил коня и неуклюже сполз на землю. Его охватило головокружение. Шляхтич с трудом удержал равновесие, схватившись за луку гнезда. Он чувствовал, что вся штанина шаровар пропиталась влагой. Кровь стекала в сапог. И он потерял много крови, слишком много. Если бы хотя бы почувствовал боль – это его бы встревожило, заставило бы понять, что случилось нечто беспокоящее. Но даже боли уже не мог чувствовать. Он не мог чувствовать совершенно ничего…
Невяровский пошатнулся, чуть не упал, когда направился к ближайшим воротам. Предместья Львова были застроены скученными, деревянными домиками. Он ожидал, что в каком-то из них, возможно, ему удастся получить помощь… И помощь ему нужна была немедленно. Шляхтич чувствовал, что силы его покидают…
Сейчас он остановился у небольшой деревянной калитки. Ударил в дверь колотушкой раз, второй, третий… Услышал приближающиеся шаги.
- И кого там черти принесли?!
- Откройте…
Кто-то открыл маленькое окошечко в двери. Невяровский увидел лицо пожилой женщины. Та поглядела на него, на блестящие в темноте глаза.
- Господи Иисусе, сгинь-пропади! – взвизгнула она и захлопнула окошечко, прежде чем шляхтич успел что-либо сказать. Он услышал треск задвигаемых засовов, звуки передвижения чего-то тяжелого, словно бы старуха приставляла к двери сундук или лавку, а потом все утихло.
Шляхтич извлек саблю из ножен. В отчаянии он уже хотел прорубить себе дорогу, только не было сил это сделать. После того Невяровский оторвал полосу ткани от жупана и приложил к ране, только кровотечения это никак не остановило. Пошатнувшись, он двинулся дальше с конем. Заколотил в следующую дверь. Кто-то приоткрыл е, лицо Невяровского залила полоса света. Он услышал вскрик – женский, потом и мужской, и дверь захлопнули перед самым носом. Невяровский шел дальше. Он еще постучался в какую-то ставню, но никто не открыл… Шляхтич был сам, один посреди пустой улочки. Невяровский поглядел наверх; звездное небо поразило его холодом и пустотой… Шляхтич понимал: еще пара минут, и он начнет умирать… А может, уже начал. Сражаясь со слабостью, Невяровский опустился на колено, оперся на сабле. Громко застонал и выпустил поводья из рук. Ему делалось все хуже и хуже. Весь окружающий его мир начал темнеть, одновременно он кружил все быстрее и быстрее, кружение становилось совершенно безумным.
Невяровский не боялся смерти. Сейчас ему было уже все равно.
Но до самого последнего мгновения жизни он желал оставаться верным своей чести. И потому даже не допускал до себя мысли, что мог бы обратиться к Богу… Что мог бы просить у него милости, тем более, после того, что недавно сделал. Потому он даже не сложил молитвенно рук… Шляхтич свалился лицом в песок и грязь, даже не чувствуя, что его схватили чьи-то руки.
Когда он поднял веки, увидал над собой белый, чистый, перекрытый балками потолок. Вышел из темноты, наполненной неописуемыми кошмарами, холодом и ужасом. Открыл запертую над ним крышку гроба, оттолкнул трещащую костями Смерть, с которой совсем еще недавно играл на жизнь. Невяровский проснулся, и не верил в то, что еще живет. Странная штука – ведь мог и умереть. А Бог, который ведь мог отмерить ему справедливость, отомстить за то, что когда-то натворил, выпустил его из рук. А это означало, что черт был гораздо сильнее Него.
Ян лежал на скромном ложе в небольшой комнатке. В поле зрения было мало чего: стол, пучки засушенных цветов, небольшой буфет, старый, выцветший гобелен. Нет, он не находился в шляхетском дворе, скорее – в небогатом, мещанском доме. Невяровский неспешно передвинул руку, чтобы коснуться бедра. Пальцы встретили толстые слои бинтов. Выходит, его перевязали, по-христиански приняли в одном из домов, в двери которых он так упрямо стучал. Невяровский болезненно усмехнулся. Не дано ему было еще умереть.
Рядом с кроватью сидел какой-то мужчина: очень молодой, загорелое от солнца лицо будило доверие. Светлые волосы доставали до плеч.
- О, ваша милость проснулся! – воскликнул он, заметив, что Невяровский пошевелил головой. – А это означает, что все будет хорошо.
- Где я нахожусь?
- Ну, сударь, как это – где? У меня, у Яська Боньчи. В предместье. Вашу милость кто-то весьма жестоко рубанул в бок. Ваша милость на пороге лежал, в луже крови.
- Так это ты меня затащил?
- А кто же еще.
- Хорошо. Я щедро вознагражу тебя, не беспокойся. Золота у меня много. Затрат не будет.
- Ваша милость, - запальчиво воскликнул молодой человек. – Я же вам не еврей, чтобы за такое деньги требовать. Я вашу милость по-христиански спас, не ради золота. Ибо, как же оно так, раненного на пороге дома оставить? Нельзя же так! Сам на поле боя бывал, знаю, что делать.
- Выходит, Ясько, своя честь у тебя имеется, - буркнул Невяровский. – Ты же горожанин?
- Да, я не шляхтич, - медленно ответил Ясько. – Но я барабанщик Его Королевского Величества. В придворной роте пана Шарки служу. В гайдуках.
- Вижу, что со службой ты знаком. И на войне бывал?
- Под королевичем Владиславом московских сукиных сынов били. А потом, код командованием князя Радзивилла в Ливонии был.
- Хорошо… Долго я уже здесь?
Невяровский с трудом уселся в постели.
- Вашу милость я обнаружил вчера вечером. Говоря по правде, ваша милость быстро в себя пришел, но совсем еще недавно лежал, что твоя колода. Даже странно это ж скольуо в вашей милости жизни оставалось. Сейчас за доктором пошлю…
- Вот чего нет, того нет, - возразил Невяровский. – Завтра к вечеру буду почти что здоров. Мне нужно только полежать.
- Не может такого быть! Ваша милость, лучше медика вызвать. Жизнь у вашей милости может быть попорчена. После такого разреза так быстро встать просто невозможно. Я знаю тут одного ученого медика… Достаточно ему на дерьмо глянуть, сразу знает, чего в человеке нехорошего сидит. Пропишет вашей милости клизму, кровь пустит, и вот тогда ваша милость мигом выздоровеет.
- Знаю я их немчинские тинктуры да настойки, - тихо буркнул Невяровский. – Все они, скорее, жизни лишат, не болезни. Возьми-ка лучше пару патронов с порохом, разведи его в мерке водки и давай мне пить. Это старинный казацкий способ от горячки избавиться.
- А может бабку вызвать? – спросил Ясько. – Имеется тут одна старая колдунья, она зелья замечательно заваривает.
- От зелий скорее корешок мужской отвалится. Ведь всем известно, что ведьма только и ждет мужчину его лишить. Поверь мне, я не раз в разных бедах бывал.
Дверь открылась. В комнату тихо вошла молодая, черноволосая женщина.
Собственно говоря… Не было в ней ничего чрезвычайного. Узкая талия; темные волосы она не сплетала в косу, не заслоняла чепцом, как было в обычае у жен м дочерей горожан. Достаточно было, чтобы Невяровский поглядел ей прямо в глаза, чтобы потом он не мог оторвать от нее взгляда. Темные зрачки незнакомки притягивали, словно магнит. Ян внимательно глядел на нее, а женщина замерла, глянула на него печально, но и с каким-то интересом. Невяровский знал, как следует глядеть на женщин. Он прекрасно узнал, что дремлет в душе каждой из них. Рогалиньский сумел научить его многому. Поэтому сейчас склонил голову в сторону, легкая улыбка искривила его губы. Незнакомка вздрогнула, а потом, как бы в замешательстве, подошла поближе. Ясько сорвался с места, поглядел на незнакомку.
- Ваша милость, позволь представить мою супругу Анну.
- Приветствую вас, мил'с'дарь – произнесла та мягким голосом, склонилась перед Невяровским, а потом подала ему ладонь для поцелуя, не спуская глаз с шляхтича. – Я рада, что мил'с'дарь уже пошел на поправку… Уж очень жестоко вас рубили.
- Все это мелочи. Я бывал и в более жестких переделках. Благодарю вас за опеку, милостивая пани.