- Поблагодаришь, когда уже ничего с тобой не будет.
Женщина склонилась над Яном, отодвинула край перины, проверила повязку на бедре, и тогда Невяровский почувствовал запах ее тела…
Никто нормальный на его месте ничего бы не почуял, но чувства пана Яна уже много лет были настолько обострены, что, в принципе, он мог бы жить и ходить с закрытыми глазами. В запахе – едва уловимом, но возбуждающем чувства мужчины – было нечто знакомое. Ясное дело, ни в коем случае не запах серы, как мог бы подумать какой-нибудь набожный святоша. Только этот запах что-то ему припоминал.
Ян вновь поглядел в ее черные, таинственные глаза. Он был уверен, что она его жаждет. Невяровский прекрасно знал, как произвести наилучшее впечатление на женщин, знал, чего они желают более всего и использовал эти знания без каких-либо угрызений совести. Он ожидал, что точно так же будет и в этот раз.
- Анна, принеси еду! – сказал тем временем Ясько. – Гость обессилен, а ты подлизываешься к нему!
- Уже иду, - ответила та тихо, еще раз окинула Яна внимательным взглядом и направилась к двери.
Невяровский прикрыл глаза, опал на подушку. Ему нужен был покой.
Здоровье начало возвращаться к нему вечером. Когда Ян проснулся, он почувствовал себя гораздо сильнее. Боль в боку прекратилась, рана уже не напоминала о себе холодом. Еще он уже мог нормально двигать руками. Это означало, что, несмотря на утрату крови, ничего серьезного с его организмом не случилось.
Стояла ночь, когда Ян медленно поднялся с ложа. Иногда сделав очередной шаг слишком уж быстро, он все же испытывал неприятное покалывание в левом боку. Тем не менее, должно было пройти еще какое-то время, чтобы рана до конца зарубцевалась. Он осторожно вышел из предоставленной ему комнаты, остановился в коридоре и долгое время вслушивался в дыхание спящих. Весь дом был погружен в сон. Наверняка спал сам Ясько, рядом с ним точно спала Анна, спал и Михалко, маленький кухонный прислужник, которого Невяровский уже успел узнать и даже полюбить.
Шляхтич еще какое-то время прислушался, потом осторожно отыскал лестницу и начал спускаться вниз. В доме было жарко и душно, ему же хотелось хоть ненадолго подышать свежим воздухом, почувствовать ветер в волосах, увидеть над собой звездное небо. По устоявшейся привычке ему хотелось поглядеть на своего коня, проследить, а ухожен ли тот, как следует. Сени внизу были маленькими и тесными, в них пахло квашеной капустой. Сбоку, возле дверей стояло несколько небольших бочек. Ян обнаружил двери, к счастью, они не были заперты на засов. Он осторожно толкнул их и вышел. Его окутала свежая прохлада ночи.
Шляхтич вздохнул всей грудью. Он уже не чувствовал ни боли, ни холода. Не чувствовал он и упадка сил. Сбоку, по левой стороне небольшого дворика была конюшня. Невяровский осторожно вошел в нее. Его конь пошевелился, фыркнув, почуяв своего хозяина. Шляхтич подошел к нему, нежно похлопал по шее, провел рукой по спине животного.
Вдруг Невяровский замер, услышав шелест соломы за собой. Звук был настолько слабым, что обычный человек даже не обратил бы на него внимания. Но обостренные чувства Невяровского сразу же подсказали ему все. В конюшне был кто-то еще.
Шляхтич быстро обернулся, ловко, что твой кот. Рука потянулась к левому боку. Ян выругался про себя: он не взял саблю с собой. Осторожно направился в ту сторону, откуда донесся шорох. Увидел хранилище, уложенное там сено, ведущую наверх лестницу. Ян вступил на первую ступень, на вторую и третью… Вскоре он был наверху…
Она ждала его. Когда заметила, что он поднимается, поднялась. Белая ночная сорочка отсвечивала в слабом свете луны, впадающем сюда через небольшое окошечко сбоку. Создавалось впечатление, будто бы женщина ожидает его здесь уже столетиями, с самых беспамятных веков. Анна… Кем была эта женщина, почему, хотя он увидел ее вчера впервые в жизни, почувствовал, будто бы она ему близка. Какая нить темноту могла соединять его с этой женщиной?
- Вот и ты, - шепнула она, когда Ян стал рядом с ней, в наводнении лунного света. - Наконец-то ты пришел, мой повелитель. Я столько ожидала тебя, столько раз призывала… И наконец ты пришел… И уже не покинешь меня.
Одним движением расстегнула она застежку на шее. Белая рубашка сползла с ее тела. Анна осталась совершенно нагой в свете луны. Ян четко видел ее тело: длинные, стройные ноги, широкие бедра, узкую талию. У Анны были крупные груди со светло-коричневыми сосками… Само же ее тело было белым, необыкновенным, совершенно похожим на живой шелк.
Невяровский и сам не понял, когда обнял ее, прижал к себе. Женщина хищно припала к его губам, чуть ли не укусила, впилась в них и в него, охватила руками, втиснула в себя, после чего продолжила целовать. Ян и не понял, когда она расстегнула ему пуговицы на рубахе и стала прикасаться к голому телу. От женщины било жаром, Ян чувствовал тепло, исходящее от ее спины, по которой он передвигал ладонь, жар ягодиц. Потом он схватил ее на руки и бросил на сено. Анна тихо вскрикнула и стиснула губы, чтобы не закричать от наслаждения, когда он вошел в нее в первый раз. А потом охватила его ногами и, дрожа, припала к нему уже вся. Когда они предавались наслаждению, женщина целовала мужчину, кусала и царапала. Ян чувствовал, как ее ногти раздирают ему спину, как ее зубы стискиваются на плече. Анна была хищной, словно кошка, но только лишь до какого-то времени… Потому что потом, когда ее потряс первый спазм наслаждения, она отдалась ему без остатка, позволяя утонуть в себе без конца.
Шляхтич не помнил, когда они кончили. Долгое время они лежали рядом друг с другом, вслушиваясь в собственное дыхание. Ян ни в коей степени не был обессилен. Тем не менее, он опасался того, кто кто-нибудь в доме может проснуться и увидеть их. И он нее сопротивлялся, когда, в конце концов, Анна поднялась и тихонько выскользнула из конюшни. Через пару минут Ян последовал за ней и осторожно пробрался в свою комнатку наверху.
На дворе вставал рассвет. На восточной стороне кругозора сквозь темноту пробивалась красноватая полоса. Темнота уступала место серости; медленно и неохотно делала видными деревья, кусты и дома. Невяровский услышал тихое дыхание Яська и печально усмехнулся сам себе. Похоже, что он был опустошен и выгорел до дна. Как он мог сделать подобное человеку, который спас ему жизнь, вырвал из несчастья. Тем не менее, несмотря ни на что, он не испытывал угрызений совести; впрочем, а может ее у него совсем и не было. Так что он всего лишь прошел к себе в комнату, отыскал графинчик с вином, налил себе в серебряный кубок и выпил одним глотком.
Потом глянул в висящее на стене зеркало. Ян увидел спокойное, красивое шляхетское лицо, так что прикрыл глаза и искривил губы в улыбке. Он был шляхтичем плотью и кровью. И что значили для него чувства и переживания селян и мещан. Сам же он стоял за пределами их вонючей, хамской толпы… Отражение Яна в зеркале скривилось еще сильнее, и внезапно, как показалось, громко рыкнуло, отбросило голову назад, выдвинуло из уст искривленные клыки. Невяровский отпрыгнул от зеркала. Все вокруг него закружилось. Изо всей силы он метнул в раму кубок. Раздался звон разбиваемого стекла, и замечательное венецианское зеркало в одно мгновение раскололось на тысячи острых осколков. Невяровскому казалось, что прямо сейчас они обрушатся на него, словно рой кусачих ос. Но как только они осыпались на землю, из почерневшей рамы вырвались языки багрового пламени. Стены за зеркалом не было… Ян почувствовал себя так, словно бы неожиданно заглянул в бездонную пропасть, увидел восьмой круг ада, которым священники с амвонов пугали богобоязненных селян. Жаркий вихрь промчался через комнату. Ян спрятал лицо в ладонях.
В комнате было тихо и спокойно. Невяровский оглянулся по сторонам… Нет, тот голос, те клыки, тот огонь – похоже, это была его больная душа. Только душа. Все это, похоже, было лишь иллюзией.
Не гляди слишком часто в зеркало, иначе увидишь дьявола… застучало у него в голове. Да, суеверные люди повторяли эти слова довольно часто. Невяровскому не нужно было просиживать перед зеркалом часами, чтобы увидеть черта. Сколько он себя помнил, тот всегда был в нем.
Он направился в соседнюю комнату, где находилась его кровать, и прошелся по закопченным, расплавленным от огня останкам венецианского зеркала.
Ясько поднялся поздно. Солнце уже заглядывало в окна, его лучи попадали в комнаты сквозь щели в ставнях. Он осторожно приподнялся на локте, глянул на ложе и усмехнулся, увидав лежащую рядом с ним Анну. Ему хотелось пить, поэтому он встал, отыскал кувшин с водой. День был жарким и солнечным. В стрехах домов чирикали воробьи, солнце пригревало, с улицы доносился говор голосов…
Ясько осторожно направился к двери. Открыл ее, вышел в прохладные сени. Когда выглянул во двор, сориентировался, что в двери конюшни стоит крупный гнедой конь пана Невяровского. То есть, того самого шляхтича, которому он предоставил гостеприимство под своей крышей. Когда он так стоял и глядел, еще не понимая, что все это значит, услышал тихий шорох. Отвернулся. Невяровский стоял перед ним, готовый в дорогу. Он был в своем малиново-черном жупане, в дели и шапке. При сабле. Боньча изумленно поглядел на него. Движения Яна были упругими и решительными, с лица исчезла бледность. Этот шляхтич очень быстро восстановил полноту сил…Слишком даже быстро как для обычного человека.
- Это что же, сударь, выезжаете?
- Да, - решительно ответил тот. – Уезжаю.
- Так ведь ваша милость ужасно ранена. – Ясько заметил, что шляхтич избегает его взгляда. Или это он столь сильно презирал бедного горожанина?
- Ничего страшного. Благодарю за опеку. А это, - Невяровский вынул туго набитый кошелек, - для тебя.
- Так я ведь не ради денег, - промямлил Ясько и даже не протянул руку. – Я ничего не хочу, и пускай ваша милость и не настаивает.
- Бери!
- Не хочу.
Шляхтич задумался. Потом спрятал деньги и снял с пальца перстень.
- Возьми это вот, - буркнул он. – Если бы вдруг тебе чего-нибудь понадобилось, это мой перстень. Перстень Яна Невяровского. Сходи с ним в корчму старого Матиаша и покажи. Ну а Матиаш тут же известит меня.