- Как бы там ни было, но вчера нехорошее дело случилось, - буркнул Сененский. – Но мы, господа, не должны пустить этого просто так.
- Я его еще достану!
- Говоря по правде, то кроме его милости Рафала, мы сами, похоже, руг друга в той темноте порубили! – буркнул Мерещаницкий.
- Так по его же причине, - вскрикнул Рафал и снова застонал.
- Если бы не это вот ухо, - сказал Адам. – А так дело не мое…
- Но ты же был при этом. Недостойно родича покидать в беде! Ты у нас свидетель!
- Чего?! Да он сбежал, как только мы сабли достали.
- Нееее, не такой он трус. Остался и по-темному нас и порубил.
- Так чего мы сидим тут, милостивые судари?! – воскликнул Сененский. – Едем за этим Дрогоньским, или как там его зовут, и закончим дело. Лично я, Рафал, на твем месте ничего подобного бы прощать не стал.
- А куда он поехал? Кто-нибудь, может, видел?
- Челядь видела.
- Вот же как оно! – Глищиньский стукнул себя по лбу. – Совсем из памяти вылетело. А знаете, что кто-то уже спрашивал про него утром.
- Кто?
- Какой-то казак. Прямо с тракта прибыл, поговорил с трактирщиком и тут же ушел.
- Казак? А какое дело казаку до Анджея? Странно, - заметил Рафал. – Дрогоньский с какой-то шляхтянкой был. Возможно, в ней все дело?
. Вы, ваши милости, советуйтесь лучше, что нам делать следует! – загудел Сененский. – Лично я скажу, что нам следует побыстрее выезжать. Не знаю, как там вы, но этот ососок мою славу всю уменьшил! И дело наше теперь следует разрешить с честью! Догоним его, а потом пускай со всеми нами потом по очереди дерется!
- Но как тут выезжать? – Адам глянул в окно, за которым шумел ливень. – В такое время?
- Время как время, милостивые судари. – Сененский схватился на ноги. – А если вы приболели после той пары тумаков, что вчера получили, если трусите, то, Богом клянусь, сам поеду.
- Ты нам таких слов не говори! – бешено вскрикнул Заржицкий. – И трусом меня не называй, потому что ты же сам видел, как месяц назад я так порубил молодого Тышкевича, что у него прямо клецки с молоком из пуза вывалились! А догоним Анджея, я первым с ним драться стану!
Он щелкнул наполовину извлеченной из ножен саблей, наморщил лоб и застонал по причине шишки.
- А я второй! – заявил Сененский и тоже щелкнул своей карабелой.
- Я – третий! – прибавил Глищиньский.
- Тогда и я с вами поеду, - буркнул Мерещаницкий.
До Солоницы добрались почти что к вечеру. Залитое сиянием красного солнца показалось перед ними урочище, в котором сорок четыре года тому назад полный конный гетман Станислав Жулкевский вырезал до последнего взбунтовавшееся казацкое войско Наливайко. Хотя дикие заросли заняли теперь окопы запорожского лагеря, память про те кровавые дни еще не исчезла из людской памяти. На Солонице посреди бурьяна можно было обнаружить кучи костей, поломанные сабли, разбитые доспехи и гусарские крылья, а в долинах с быстрыми ручьями, казалось, все еще звучал приглушенный грохот орудий.
- Здесь настает пора нашего расставания, - сказала Гелена, когда они приостановились на поросших травой шанцах. – Это уже Солоница.
- Солоница, - повторил за ней Анджей. Он хотел было поглядеть в лицо девушки, но та опустила голову. – И что ты хочешь здесь делать, Гелена?
- Ничего не говори, - прошептала та. – Давай, наконец, расстанемся.
Эти слова она произнесла таким тоном, что в душе шляхтича что-то вздрогнуло.
- Тогда прощай, - прошептал он.
Гелена склонилась к шляхтичу, и вот тут какой-то инстинкт приказал ему отодвинуться. Улук же скрестил руки в странном жесте.
- Ирракхар, ирракхар, - жестким тоном произнес он.
Дрожь сотрясла руки Гелены. Она молниеносно повернулась в сторону Улука. Татарин глядел на женщину расширенными от ужаса глазами.
- О Аллах! – воскликнул тот громко. – Я давно уже знал… Бежим, хозяин!
Анджей заколебался, и это мгновение стало решающим…С чудовищным криком конь слуги стал дыбом, а потом свалился на землю, придавив Улука.
Гелена прыгнула. Даже нет, она, скорее, взлетела с седла, чтобы упасть на коня Анджея сразу за спиной всадника. И в тот же самый миг жеребец испуганно заржал, дернулся и полетел в безумном галопе прямо в открывающееся перед ним пространство степи.
- Гелена, ты что, с ума сошла?! – крикнул испугавшийся Анджей. – Ты что хочешь делать?
- Мы не расссстанемссся, - прошипела та, из-за чего кровь застыла в жилах шляхтича.
В ее руке блеснул длинный серебряный кинжал, так что шляхтич отпустил поводья и схватил девушку за запястье и талию. Он пытался столкнуть Гелену с коня, но та сидела крепко. Ужас охватил Анджея, когда увидел ее бледное, мертвенное лицо и бьющее из глаз золотистое сияние.
- Господи Иисусе! – отчаянно вскрикнул он. – Сгинь, пропади, упырь!
Гелена была сильной. Настолько сильной, что почти что вырвалась у него из рук. Стилет начал приближаться к сердцу шляхтича.
- Ты уже не вырвешься от меня, - прошептала она. – Мне нужна только твоя кровь. Я пролью ее на Солонице, тут, где вы нас уже разбивали, вы, ляхи. И эта кровь станет причиной тог, что к нам возвратятся упыри и вырежут ляхов. Ты по собственной воле пришел, как и было нужно…
Окаменевший от изумления, Анджей пытался отыскать взглядом ее зрачки, только что-то удерживало его от этого. Не гляди в глаза Золотому Вию, казалось, нашептывало что-то ему в ухо. Не гляди в глаза Вию, глупец! Потому он и не сделал этого. Тем временем, обезумевший конь уносил их все дальше и дальше в степь…
Будто вихрь ворвались они в лес, среди деревьев, еще истекающих каплями недавнего дождя. Разогнавшийся конь, захрапев от усилия, перескочил кучу замшелых валунов, поскакал вниз, словно молния, и понесся по дну темного яра. Анджей и Гелена все еще яростно дрались, а острие кинжала уже касалось тела шляхтича, как вдруг конь ужасно заржал и стал дыбом, поскольку перед ним появился крутой склон, наполненный остроконечными камнями. И вот они добрались до конца оврага.
Анджей вылетел из седла. Он беспомощно рухнул в заросли папоротников, а конь отскочил вбок и пропал в зарослях кустов. Дрогоньский медленно поднялся. Все тело ломило оит боли, во рту шляхтич чувствовал сладковатый привкус крови. Но внезапно шляхтич замер.
То, что стояло перед ним, уже не было юной девушкой. Из самых различных рассказов он, более или менее точно, знал, как должен был выглядеть вий – темноволосое, косолапое создание. То же, что он видел сейчас, совершенно отличалось от всяческих описаний – нечто высокое, равное ростом взрослому мужчине. И золотое… Золотое… Всю фигуру чудовища окутывали золотые волосы.
Золотой Вий, шепнуло что-то в глубине души Анджея. Золотой Вий…
Когда он так глядел, создание несколько приподняло голову и глянуло в направлении Дрогоньского. Шляхтич отступил назад, инстинктивно прикрывая глаза рукавом. Рука невольно опала к ножнам карабелы. Анджей вздрогнул. Оружия не было. Сабля явно должна была выпасть, когда он летел с коня…
Вий пошел на него. Золотые глазища искали взгляд Анджея. Шляхтич отступил еще немного, и тут что-то звякнуло у него под ногами. Он глянул вниз – чуть сбоку на камне лежала маленькая серебряная лира. Та самая, которую он получил в корчме. И в этот один-единственный момент, в это одно мгновение сквозь мысли Анджея промелькнуло все то, что он услышал от таинственного лирника в ту такую далекую, темную ночь… Анджей, будто молния, схватил лиру. Поднял, а потом, не пользуясь рукояткой, ударил по струнам.
Глубокий, звучны тон эхом разошелся по сторонам. Анджей глянул на вия. Чудище стояло абсолютно неподвижно, только лишь из-за полуприкрытых век сочилось едва заметное сияние.
Анджей двинулся. Медленно, как будто опасаясь разбудить заснувшую бестию, он обходил вия с левой стороны. Нашел в траве свою саблю, но, прежде чем склонился надней, прежде чем стиснул пальц на рукояти, что-то металлически щелкнуло в его руке, зазвучав токо и жалостно. Лира треснула. Анджей, онемев, глядел на нее. Он видел, как вдоль кованой в серебре оправки появляется широкая щель, как та расширяется, а потом соединяется с другими трещинами.
Шляхтич глянул на вия. Один, очень краткий взгляд. И вот тогда тот пошевелился и атаковал. Ринулся прямиком на Анджея с зажатым в когтистой лапе стилетом. Дрогоньский уклонился в самый последний момент. Он почувствовал, как лезвие кинжала распарывает ему жупан, режет плоть и спускается по кости левого предплечья, после чего сам замахнулся правой рукой, в которой держал остаток лиры – длинны. Глаза вия и , и шляхтич вскрикнул, но в тот же самый миг серебряная заноза вонзилась в покрытое золотым руном тело чудовища… Вий напоролся на острие со всего разгона, только этого Анджей уже не успел увидеть. Какое-то мгновение он еще чувствовал, как что-то разрывает его на клочья, а потом опустилась тьма…
Какой-то странный, далекий отзвук вырвал Дрогоньского из странного оцепенения. Он пошевелился и, чувствуя, что с ним ничего не случилось, уселся. Над собой, над тучей листвы, он видел спокойное, чистое, предвечернее небо. Шляхтич собрал силы и встал. Огляделся.
Вия нигде не было. Анджей посмотрел на то место, где – как полагал – должно было свалиться раненное им чудовище. Но увидел лишь помятую траву и ничего более. Он наклонился пониже, опустился на колени и среди зелени увидел небольшую горку. Земля… Черная и жирная, которую можно встретить только в степях русинов… Он инстинктивно стряхнул от нее руки и вот тогда почувствовал, что к пальцам прилипло что-то липкое. Кровь. Земля в горке была слеплена кровью.
Шляхтич поднялся и лишь тогда заметил кое-что еще. Вонзившись в землю, торчал серебряный кинжал, тот самый, который он ранее видел в руке у вия. Рукоять покрывали темные пятна засохшей крови. И только сейчас Анджей почувствовал боль в левой руке. Он отошел на несколько шагов и обмыл лицо в ключе, бившем между камнями. И сразу же почувствовал себя лучше. Он как раз вставал на берегу источника, как услышал приглушенный топот конских копыт. Анджей напряг слух. Стук приближался со стороны оврага. Анджей отыскал в траве свою саблю.