70.
- Вечер добрый, мил'с'дари, - сказа он и поклонился, сняв с головы шапку, украшенную пером цапли.
- А что мил'с'дарь здесь делает?
- Да так, заночевать здесь пришлось, - просто ответил тот. Ясек вновь пригляделся к нему, но уже внимательней. Мужчина высоко подбривал волосы, у него были длинные, обильные усы, спускающиеся даже ниже подбородка. Выглядел он нормально… А впечатление, будто бы в его фигуре было что-то не так, похоже, было всего лишь иллюзией. Обычный подляский71 голодранец, нехотя подумал Ясек; поспорить можно, что он понятия не имеет, кто перед ним…
- Мил'с'дари, думаю, не выставите меня за порог?! – спросил незнакомец тихо и, вроде как, жалостливо. – Сам же я – Миколай Боруцкий, герба Новина.
Ясек оглянулся на Станислава. Старик был бледен, что молодой человек приписал царящей в помещении духоте. Вообще-то он мог бы подать хозяину какие-нибудь отрезвляющие соли или масла, но те остались в карете, а на дождь Винницкому выходить не хотелось. В конце концов, хозяин был должен ему зарплату за целый год. И к тому же не делал ничего, чтобы как-то успокоить его кредиторов, как обещал ранее. Винницкий знал, что старику скоро конец. Пальцы руки, которую тот протягивал перед собой, чтоб указать на стул, дрожали. Но, с другой стороны, у него еще имелись силы, чтобы пытаться сражаться… Сражаться даже в подобной ситуации, в которой сейчас находилась Речь Посполитая…
- Садись, мил'с'дарь, - тихим голосом произнес Станислав.
Только Боруцкий его не послушался. Он вглядывался в лицо старца.
- Вот как-то думается мне, что откуда-то я вас знаю, - произнес он уже несколько другим тоном. – И куда же это ведет вас судьба? Времена ныне неспокойные, а вы в дороге. Повсюду полно московской сволочи… Шляхта из Литвы уходит. Прямиком к несчастью едете.
- А не ваше это, мил'с'дарь, дело, - буркнул Ясек.
Этот шляхтич уже начинал его раздражать. Вот не усидит же, сермяга, спокойно, - подумал он. Взгляд его зацепился за оружие незнакомца. Подобное оружие в Речи Посполитой никтоне применял уже много лет. Это не была обычная парадная карабеля, какую носили шляхтичи старинного покроя, не августовка, но длинная, тяжелая гусарская сабля в черных ножнах. Похоже, что у этого типа она осталась еще от прадеда. Ясек видел подобные в старых оружейных комнатах, к которым причислял, к сожалению, и коронный арсенал в Варшаве. Вот только те бывали уже заржавевшими. Рукоять же оружия незнакомца блестела, как будто бы саблей пользовались очень даже часто.
- Я у хозяина спрашиваю, а не у слуги! – буркнул Боруцкий, и в его голосе случилась неожиданная перемена. Так мелкопоместный шляхетка говорить не мог. Яську все это совершенно перестало нравиться.
- Издалека, - быстро ответил на это Станислав. – А вы откуда?
- Из-под Ленчицы. Вижу, что вы проехали приличный шмат дороги из Варшавы. И не похожи вы на таких, что едут на меды или на девок. А ведь в Подлясе и того, и другого хватает. Тут, в Тыкоцине, проживает как раз одна такая ладная деваха. Толстая и – дьявол упаси – такая добродетельная, что у нее между ногами все срослось. Вот говорю вам, сиськи, словно пара лимончиков. Даже королевская яблоня таких плодов не уродит. А пан, вижу, девок любишь, - обратился он к Станиславу, прищурив глаз. – А что бы мы без них делали? Как говорится, девица и рыбица свой вкус в срединке носят…
- Не по дороге нам в Тыкоцин. По другим дорогам поспешаем мы, чем ты, пан-брат, - прибавил с сомнением пан Станислав. – В Литву мы едем.
- В Литву? Так ведь там сейчас вся сила московская стоит?! Солдатня той курвы, императрицы Екатерины, шляхту лупят, с селян и горожан три шкуры дерут. А самые худшие - тарговичане72. Дорвались до власти и до имений. Даже кого живым отпускают, перед тем все до последнего ограбят. И у вас там цель какая-нибудь имеется?
- Так нам дорога выпала.
- Дорога, - произнес тот быстро и тихо. – Видите ли, господа милостивые, дороги, ни разными могут быть. Одна в корчму ведет, другая – в веселый дом с девками, и как раз такими путями честный человек руководствоваться должен. Имеется и третья – это если с пути сбиться. Но имеется и четвертая, - снизил он голос, - на виселицу… Так какую из них вы выбрали?
- Не твое это… - начал было Ясек, только Станислав сделал быстрый, нетерпеливый жест ладонью. Это означало, что он отсылал слугу прочь.
Придворный медленно отступил. Не то, чтобы он так дрожал за здоровье старика… Хотя с другой стороны Ясек знал, что собирается делать его хозяин и, несмотря ни на что, ценил его старания. И ему не хотелось, чтобы с ним случилось чего-нибудь нехорошего. По крайней мере, не сейчас, когда король еще хоть что-то значил и мог сделать для Яська много чего. В свою очередь, Винницкому было любопытно. Кем был тот таинственный шляхтич? Что привело к тому, что король пожелал говорить с ним один на один? Похоже, игра здесь шла на крупную ставку. Потому-то, он лишь притворился, будто бы выходит на лестницу, быстро и тихонько отскочил в сторону и спрятался за большой закопченной дымовой трубой.
- И что же, пан Август? – голос Боруцкого прозвучал теперь совершенно не так, как раньше, властно, решительно. – Как там с нашей договоренностью? Когда собирали засечки на сеймиках на сем вашей милости, который потом ввел в действие ту конституцию и все с ног на голову перевернули, и когда вашу милость избирали, вся ленчицкая земля встала за тобой, как один человек. Тогда я был вашей милости нужен. Тогда ты меня уважал. И дал слово – никаких перемен, никаких уменьшений Польши. И черт с ней, с той конституцией двухлетней давности. Но что ты теперь творишь? В Гродно едешь. С Тарговицей снюхался. И считаешь, будто бы так легко будет плюнуть мне в глаза после всего этого?
Сделалось тихо. Спрятавшийся за дымовой трубой Ясек слышал лишь тяжелое дыхание Станислава Августа Понятовского. Сердце молодого человека забилось сильнее. Выходит, этот таинственный шляхтич был?... Ну да – кем же? О чем тут могла идти речь? Договор многолетней давности? Никогда он не слышал, чтобы Август заключил нечто подобное.
- А что, по-твоему, я должен делать? – услышал он нервный вопрос короля. – Ничто уже не спасет Речь Посполитую. Ничто… И никто нам уже не поможет. Мы проиграли все и вся. И нам остается лишь спасать останки давнего великолепия. Но без уступок. Ничего не отдавая… И мне были даны некие обещания…
Ясек молчал. Он полностью соглашался с этим всем. В конце концов, это и было целью их выезда.
- Которые дала царица Екатерина. Да самая старая курва по сравнению с ней – это переполненная очарованием девица. И ты в это веришь?
- А мне ничего другого не остается…
- Честь остается! И сабля. И слово. Ты же обещал, что ничего подобного не сделаешь!
- У меня нет выбора! Я должен защищать Речь Посполитую. И буду это делать. Не отступлю!
- Но ведь ты хочешь… Ты же едешь туда, чтобы подписать! Не ври!
- Уйди, прошу тебя, уйди, - тихо вздохнул Понятовский. – Умоляю…
- А договор? Я еще вернусь сюда… Только лишь хотел напомнить тебе обо всем…
Продолжения беседы Винницкий не услышал. Эти двое заговорили тише. А потом раздался стук закрываемой двери и тихий зов короля:
- Жан, Жан…
Тот быстро выскочил из-за дымохода. Лицо Августа стало еще бледнее.
- Ты видел? – прохрипел король. – Еще один… Боже, да когда же мне будет покой?...
- Кто это был, милостивый господин?
- Иди, иди, погляди, куда он пошел, - с трудом произнес король. – Быстро, Жан! Я задыхаюсь, оставь меня!
Когда придворный вышел перед крыльцо постоялого двора, его приветствовали прохлада и моросящий дождик апрельской ночи. Было темно. Ясек не знал, где искать незнакомца. Неужели тот Боруцкий успел выбраться за пределы двора? Винницкий свернул за угол корчмы. А потом… Он успел заметить быстрое движение. Молнией он бросился в сторону, вырывая шпагу из ножен. В самое последнее мгновение он отбил нацеленный в себя клинок. Это был он… тот самый незнакомый шляхтич. Боруцкий наскочил на дворянина с поднятой саблей. Ударил наотмашь, так что рукоять шпаги в руке Яна задрожала. Ясько отступил, сделал выпад, только противник уже сошел с линии удара. Он нацелил быстрый рубящий удар в ркууку, затем влево… Винницкий эти удары парировал. И сам провел атаку крест-накрест. Боруцкий умело вывернулся. Ударил плашмя по гарде, защищающей ладонь Винницкого. Ясек крикнул. Оружие выпало у него из пальцев… А тот схватил его своей левой рукой за фрак на груди, бросил на стену с такой силой, что придворный даже вскрикнул от боли. Боруцкий приложил молодому человеку клинок сабли к горлу.
- И что, пан Винницкий? – спросил он. В его голосе не было ни капли усталости. – Король приказал тебе за мной следить? И ты пошел, словно баран на убой? И это ты, шельма и разгильдяй, выискивающий только своей выгоды?
- Я… - Ясек заикнулся. Красные глаза противника, казалось, загорелись. – Я должен был поглядеть, куда идешь…
- Ну, и наверняка, тебе любопытно, кто я такой и чего хотел от Августа, так?
- От короля… - запыхавшись, произнес Винницкий и быстро, судорожно мотнул головой.
- От короля… Хрен мне королем, а не он. Знаешь, куда вы едете? Ну, скажи, не бойся. Тогда узнаешь, чего я от него хотел.
- Ну… в Гродно, на сейм…
- В Гродно на сейм. По приказу царицы Екатерины. А знаешь, что он должен делать на том сейме?
Винницкий молчал. Сердце его забилось сильнее. Он боялся… Отвратительный, тошнотворный паралич поразил от желудка до гортани.
- Королю служишь верно?
Тот медленно кивнул, опасаясь, что незнакомец может обо всем догадаться. Про себя он проклял собственные карточные долги, заставившие искать службы у такого банкрота, как Станислав Август Понятовский. Но, своим путем, только под его опекой он мог бы насмехаться над кредиторами. Хотя сейчас… Говоря откровенно, он предпочел бы встречу со всеми, кому он был должен, чем с этим одним шляхтичем.