- Так узнай же, какова цель вашей поездки, - прямо в лицо прохрипел ему в лицо Боруцкий. – Станислав Август Понятовский едет на сейм в Гродно, чтобы подписать трактат о разделе Речи Посполитой. Что бы уничтожить ее во веки веков!
Винницкий вздрогнул. Это для него было совершенно неожиданным. Даже кто-то подобный ему не мог спокойно глядеть на то, что в последнее время творилось в Польше. Проигранная война, вступление российских войск и правление Тарговицы после низвержения знаменитой Конституции Третьего Мая переполняли гневом даже кого-то такого, как он сам. Ясь восхищался энергией Станислава Августа. И в Гродно они выехали, чтобы вести переговоры, но совсем не затем, чтобы поддаться России. По крайней мере, так утверждал король.
- Это не… Это не может быть правдой, - тихо прошептал молодой человек. – Мы должны туда ехать… Мы обязаны торговаться. И наверняка не обойдется без отмена конституции…
- Так ты считаешь, будто бы Екатерина вот так, за здорово живешь, выведет войска из Польши? И, возможно, вернет нам давние свободы? Нет, слуга. Твой король предал! Он едет подписать раздел. Пруссия заберет себе Великопольшу, Австрия – ничего, впрочем, сейчас у них хлопоты с французами. А Россия – эта зацапает Литву и все остальное. Станислав Август – это изменник! Он предал меня, поскольку обещал, что никогда не поднимет руки на целостность Речи Посполитой, он предал тебя, поскольку не сказал тебе всей правды. Он предал армию, потому что приказал прервать войну. Предал всю шляхту, простых горожан, даже сельское хамье, потому что едет подписать приговор на нас всех…
- Нет! Нет! – выкрикнул Винницкий. – Это… это невозможно! Да как он мог?!
- Так пойди! Сам спроси у него, прислуга! Это и есть причина, зачем я прибыл сюда. Он не может доехать до Гродно. Не может доехать… живым. Не позволю сделать этого, как польский шляхтич! А ты… ты можешь мне пригодиться. Ты сделаешь так, что он перестанет существовать…
- Я не желаю во все это вмешиваться, - тяжело дыша, произнес Винницкий. – Не могу…
- Можешь! И даже обязан сделать это! - - тихо произнес Боруцкий. – А перед тем отправляйся к нему и скажи, что я не допущу того, чтобы он поставил свою подпись на акте раздела!
Винницкий прикрыл глаза. Сильная рука Боруцкого, до сих пор прижимавшая его к стенке, внезапно ослабела. Ясек уже мог дышать свободнее… Медленно поднял веки… Он был один… капли воды с крыши стекали ему за шиворот. Тот ушел. Ушел… Ушел! С бешено бьющимся сердцем Винницкий осмотрелся по сторонам. Никого и ничего он не увидел. Ничего?!
Карета монотонно колыхалась на подляской дороге с ее вечными выбоинами. Ехали медленно, но и так отдалились от Тыкоцина уже на две мили. Август поглубже закопался в вымощенное атласными подушками сидение. Он устал Но не настолько, чтобы еще раз не обдумать соей ситуации.
Тот уже обо всем знал. А Понятовский так надеялся на то, что Боруцкий не узнает про его выезд из Варшавы. Но "черный" – так он про себя называл встреченного в корчме шляхтича – все же вынюхал. Вынюхал, что готовится. Август был уверен, что сейчас тот сделает все возможное, а мог он много чего, чтобы король не добрался до Гродно. Только все осталось по-старому… А что он мог сделать? Похоже, откровенное нападение в расчет не входило… Перегородить дорогу? Станислав дрожал при одном только воспоминании огненных глаз того человека. Что он мог сделать? Что? Вот это и беспокоило, учитывая то, что ему самому без всякого нужно было быть в Гродно, самое большее, через несколько дней…
А может, промелькнуло в мыслях, а может попробовать договориться с ним… Только как? Через кого? Через Винницкого? Подсознательно он чувствовал, что кто уж кто, но этот шельма и картежник наилучшим образом подошел бы для этого. Да, надо попробовать.
Неожиданно раздался громкий треск. Карету сильно перекосило. Снаружи до ушей короля донеслось ржание лошадей и ругань кучеров. Он покрепче ухватился за сидение, придержал сползающий сундучок. Дверцы неспешно открылись. Король осторожно передвинулся к ним, позволил подхватить себя под руки двум камердинерам, чтобы те вынесли его.
- Ваше Королевское Величество, колесо отвалилось! – услышал он голос Ясека.
Холод пронзил сердце Понятовского. Он поглядел на неестественно перекошенную карету, на измазанных грязью слуг, пытающихся приподнять переднюю ось.
- Ваша милость, сегодня уже ехать не удастся, - отрапортовал вахмистр из эскорта. - Нужно где-то ночевать. А за ночь, дай Бог, исправим.
- Ваша милость, - шепнул кто-то другой из придворных. – Ну как зло какое к нам прицепилось. Поначалу в Тыкоцине лошади пали… потом разваленный мост. Теперь колесо… Может, мессу в костеле заказать?...
- Заткнись, дурак! – грозно рявкнул Август. У него уже не было сил на всех них. - Исправляйте! Пошлите за колесником!
- Милостивый государь…
Этот голос заставил Августа обернуться. Винницкий. Глаза его странно блестели. Наверняка пил целую ночь.
- Чего хочешь?
- А зачем нам вообще ехать в Гродно? Если там мы должны будем сопротивляться, то точно так же можно и не спешить с приездом…
- Думаешь, что Сиверс73 не пришлет за нами казаков? Впрочем, а какое тебе до этого дело, Жан?
- А если… Если то, что ты хочешь сделать, погубит Речь Посполитую?
- С чего это ты вдруг таким патриотом сделался? – хмуро спросил Август. – Более умные о том размышляли, как ее спасти. Хотя, послушай-ка: ведь у тебя же долги, так? Если бы не я, ты давно уже сидел бы в долговой яме. Так что молчи и делай то, что я приказываю. А Гродно… Гродно для нас может ой как здорово пригодиться… ты парень молодой, оборотистый, глядишь, и в сам Петербург попадешь? Ладно, иди уже!
Винницкий медленно подъехал к корчме. Этим вечером он на несколько часов исчез с глаз Понятовского. Ему нужно было все обдумать. Нужно было решить, что делать. Слова Боруцкого, а потом короля, вызвали в нем волну беспокойства. Что-то было не так. Я Яну не хотелось служить изменнику. Может потому, что, как сам признавал, его совесть еще не была выжжена до дна… А разделы означали правление Тарговицы. И некоторые из тарговичан имели к нему некоторые… претензии, взять хотя бы Францишека Ксаверия Браницког, за то, что случилось… Ну, понятное дело, женщины, карты, дуэли… Нет, правильней: карты, дуэли, женщины… И это могло оказаться мало приятным. Потому Винницкий должен был все оценить и обдумать. Хотя бы и недолго.
Навстречу ему никто не выбежал. Корчма казалась совершенно пустой. Винницкий привязал поводья к коновязи. Потом толкнул дверь и вступил в темноту. Его удивила пустота, царящая внутри постоялого двора. В очаге не горел огонь, столы и лавки были перевернуты, бочонки и кувшины стояли пустыми, по углам на сквозняке покачивались пряди паутины. Винницкий уже собирался было выйти наружу, как вдруг заметил полоску света в щелке занавески, которой перегородили одну из спальных ниш. Он быстро направился в ту сторону. И одним движением раздвинул два куска материи.
- А вот и он! Вот он! – прозвучало несколько голосов.
Альков – большой, занимающий чуть ли не половину всей корчмы – был полон людей. В ноздри Винницкому ударила вонь вина и потных тел, говор и шум, потому что неожиданно, словно по команде, все начали шуметь, вести диспуты, пить и развлекаться. Среди них Винницкий видел одну только шляхту – все были одеты в польские одежды, у всех были подбриты головы, на всех висели сабли, все пил и ссорились, одним словом – развлекались, будто в давние времена, как минимум, при короле-саксонце74 из поговорки. Вот только в последнее время в Речи Посполитой так никто не делал. Веселиться здесь сейчас могли разве что тарговичане, те самые, что пришли в Литву и Корону за московскими штыками. Вот только среди них была мало шляхты, такой, как эта, что удобно устроилась на лавках в корчме. И Винницкий не видел среди этих ни одного москаля, ни одного царского офицера или хотя бы одного продавшегося поляка во фрачке и паричке. Присутствующие здесь, в кунтушах или жупанах, в рогатых конфедератках75 или меховых колпаках, не очень походили на новых повелителей Польши и Литвы. Забава была в самом разгаре. Но почему же он не слышал ничего перед корчмой или когда вошел в основное помещение? У Винницкого голова пошла кругом… Эта корчма… Все, что здесь творилось, для него было настолько далеким, словно бы, войдя сюда, он перенесся из богом забытой харчевни куда-то далеко… Только не в смысле дальних сторон. Скорее, на несколько веков назад…
- Низкий поклон, поклон вашей милости! – Боруцкий шел навстречу нему с несколькими незнакомыми шляхтичами. – В конце концов, и ты сюда попал! Пей с нами! – он сунул Яну в руки громадный наполненный вином кубок вместимостью с половину гарнца.. – Все вы сюда попадете!
Ясек приложил посудину к губам. Пил он долго, медленно, не чувствуя терпкого вкуса молодого вина. Головокружение охватило его, едва он отвел кубок от уст.
- Позвольте, мил'с'дари! – воскликнул Боруцкий. – Ян Винницкий, кавалер, достойный всех нас. И ты, пан Ян, познакомься с моей компанией. Вот это, - указал он на ближайшего, - это пан Самуэль Лащ76, гуляка, скандалист и пьяница, что называется! Двести шестьдест баниций и сорок инфамий в свое время! А сколько голов в драках повредил…
- Двести шестьдесят семь баниций и сорок семь инфамий, по позволению вашей милости! – поправил Боруцкого указанный.
- Да и двести шестидесяти хватило бы, чтобы очутиться здесь! – воскликнул второй из товарищей Боруцкого, высокий мужчина с тщательно выбритой головой и довольно-таки притными чертами лица. В руке он держал толстую кожаную нагайку.
- А это вот, - указал на него Боруцкий, - пан Миколай Базилий Потоцкий, тот самый каневский староста, что загонял баб на деревья и стрелял по ним, ну а жидков живьем жарил! Теперь я его на горелке жарю! Пей, мил'с'дарь!
- Пей! – выкрикнул Потоцкий, потряхивая нагайкой, когда Винницкий во второй раз оторвал кубок ото рта. – Пей до дна!