- Ну, убей меня, - произнес король. Он сказал то же самое и тем же тоном, когда прошлой ночью над его грудью завис стилет Винницкого. – Мне уже все равно.
- Лжешь!
Винницкий видел, что Борута прав. По лицу Августа стекали крупные капли пота. Король просто трясся. Время от времени, он не мог сдержать спазматической дрожи пальцев.
- Ну, и что теперь, пан Понятовский? – спросил черт. – Речь Посполитую делишь. Половину ее отдаешь России, четверть – пруссакам, а остальное, возможно, Австрии. Только вот, а что ты дашь мне? Где будут мои владения? Нехорошо это, пан Август, пропускать в трактате о разделе мое имя. А вот знаешь, что я сейчас сделаю? Убью тебя и вступлю в твое тело. А потом поеду на сейм в Гродно, а там подпишу такой пакт с Москвой, в котором Речь Посполитую буду представлять уже я…
- Погодите, сударь! – с трудом воскликнул Винницкий. – Зачем убивать Понятовского… Быть может, мы до чего-нибудь еще договоримся.
Борута замер. Он даже не обернулся. Но сабля, которую подносил к шее Августа, застыла. Винницкий и не думал, что способен на столь спокойный тон.
- Этот человек нарушил договор, - сказал Борута. – В 1763 году в разделе нас участвовало двое… Для него был трон, а для меня – его душа. Он должен был сохранить Речь Посполитую такой, какой та была… Но нет же, он полакомился на деньги Екатерины. В разделе участвовало двое, а будет – один…
- Нет, пан Борута, в разделе сейчас участвуют трое, - медленно произнес Виницкий. – Тебе незачем убивать короля. Это приведет только лишь к замешательству. Ведь даже из упадка Польши ты можешь получить большие выгоды, чем из ее существования. Зачем убивать Августа? Когда он умрет, я попаду в лапы кредиторов… А ты станешь королеубийцей. Ты же сам желал повесить меня за это. Договоритесь по-новому. Поделитесь Речью Посполитой сами!
Борута молчал. Раздумывал. А потом отступил в сторону, чтобы видеть обоих людей: короля и его лакея.
- А ведь этот шельма, мой камердинер, прав, - тихо заметил Август. – Раз нас здесь трое, достойных один другого сволочей, мы договоримся.
- Ты предал Речь Посполитую! Ты нарушил наш договор! – взбешенно засопел черт. – И я должен тебе верить?
- А он ведь был заключен без свидетелей. Скажи вслух, теперь уже можешь, зачем ты так защищаешь Польшу. У тебя на уме лишь выгоды, идущие тебе от этой страны. Ты боишься, что после разделов они значительно уменьшатся. Но самое главное, дьявол, ты не правишь территориями. Ты правишь людьми… Народом… Поляками… С чего ты имеешь выгоду? Позволь тебе напомнить. С польского разврата, нищенства, пьянства, обжорства, гордыни, несогласия, ссор и разврата. Ты боишься, что захватчики приведут твой народ к порядку… Что тогда каждый будет молиться и трудиться, а ты потеряешь души… Ведь это они для тебя наибольшее сокровище. Но я скажу и продам тебе кое-что, что сделает так, что разделы сделаются для тебя выгодными, что, благодаря ним, ты получишь еще больше душ… И то, что вскоре произойдет, сделается для тебя благословением…
Борута молчал. Он стоял, не двигаясь, глядя горящими глазами на короля Августа.
- Я отдам тебе кое-что, что для тебя будет неожиданностью, и что находится только в моих руках, как короля Речи Посполитой, что вознаградит тебе радел страны и упадок шляхетского правления. Я отдам тебе, как король и помазанник божий, все будущее Польши и поляков. И скажу, что ты с этим должен будешь сделать… Ты получал неплохие прибыли с драчливости, пьянства и разврата. Но теперь ты станешь подшептывать полякам слова бунта, провоцировать на восстания. Ты станешь отводить их от Бога, говоря, будто бы тот жесток, раз допустил упадок такой страны, как Речь Посполитая, ты объявишь его виновником всех тех несчастий, к которым, на самом деле, это ты приложил руку. И ты будешь иметь больше душ, чем даже мог себе представить и мечтать. Весь этот народ будет твой. Его величайшие поэты назовут Бога царем света и отвернутся от него… придя к тебе. А даже если и станут молиться и лежать крестом в костелах, ты всего лишь нашепчешь им, от имени якобы истинного Творца, что те хватались за оружие, и они отправятся в бой на смерть. На смерть, поскольку у них не будет ни единого шанса на победу. И тогда их осудит даже божий наместник из Рима. И они станут выть и рыдать, бить себя в грудь, только, на самом деле, их сердца уже станут принадлежать тебе. А сколько из них отбросит веру отцов, сколько из них отрекутся от нее в гневе? А сколько из них станет святотатствовать? До сих пор ьы был слугой этого народа – а теперь станешь его господином. Поляки – это сумасшедшие люди. Они готовы с голыми руками броситься против всех сил мира сего. А ты станешь жить за их счет будто король. Ну, пан Борута, соглашайся. Мы подпишем договор или циро81граф, как ты его называешь. И поровну поделим прибыли, которые достанутся нам от упадка Речи Посполитой. Справедливо и поровну. Я возьму деньги от Екатерины, а ты – польские души.
- Соглашайся, пан Борута, - словно эхо произнес Винницкий. – Так будет лучше всего.
Черт замялся и опустил саблю. Ясек уже знал, что они выиграли. Выиграли все, что только могло быть ставкой в этой большой игре.
- Изумляешь ты меня, Понятовский, - медленно произнес дьявол. – Изумляешь сообразительностью. Да… Будущее Польши рисуется мне чрезвычайно любопытно. Согласен! Но ты обязан кое-что подписать. На слово договариваться я как-то не привык! – Он сунул руку за пазуху и извлек оттуда пергамент, а еще железный стилус. – И подпишешь это собственной кровью!
Август вздрогнул. Он послушно взял иголку и уколол себя в безымянный палец.
- Пиши, пиши, Август. Это наш договор. Мы делим Польшу – по справедливости.
Пальцы короля вновь задрожали. Понятовский как будто бы заколебался. Но подпись поставил. Размашисто, по-королевски.
- Теперь ты, в качестве свидетеля!
Ясек медленно подошел к ним. Сердце его стучало молотом.
- А какая выгода из всего этого будет для меня? – спросил он.
- Золото, карьера… Я дам тебе столько, что долги отдашь, и еще много останется.
Ян наклонился над пергаментом. Он уколол палец и позволил, чтобы кровь заполнила железный стилус. На мгновение он почувствовал себя странно, будто судья в заседании. Речь Посполитая была осуждена. Вместе с королем они как раз подписывали ей приговор. Ян почувствовал, да нет же, он прекрасно знал, что делает нечто неотвратимое, нечто такое, чего отвернуть будет нельзя. Все это было сном… Все это должно было ему сниться.
И он поставил свою подпись – нечеткую и запутанную, как и вся его натура.
- Ладно, - буркнул он. – Итак, каждый со всего этого что-то будет иметь. Вы, Ваше Величество – деньги от Екатерины. Вы, пан Борута – будущее поляков. Ну а я? Моя подпись тоже чего-то стоит, пускай и не совсем шикарная.
- Она стоит кола, - пан Винницкий, - произнес дьявол, непонятно: то ли с восхищением, то ли с отвращением.
Он схватил пергамент, свернул его в трубочку и сунул себе за пазуху. Потом раскрыл полы дели и извлек туго набитый кошель. Когда он бросил его на стол, тот зазвенел негромко, но приятно.
- Тридцать тысяч злотых. В два раза больше, чем у тебя имеется долгов, Винницкий.
- А от меня, шельма, получишь рекомендации к императрице, - деланно усмехнулся Понятовский. – Ты высоко зайдешь, Жан.
- На виселицу… - пробурчал дьявол. – Ладно, буду прощаться. Мои поклоны, господа! И помните, теперь вы принадлежите мне… До свидания.
Он повернулся и вышел в соседнее помещение, где растворился в темноте.
- Ушел… - прошептал бледный, что полотно, Август, - ушел. Можем быть спокойными… Погоди! Жан, быстрее за мной!
Словно буря он заскочил в комнату, в которой исчез дьявол. Винницкий поспешил за ним. Король подбежал к сундучку в углу. Тот был пустой! Королевские регалии исчезли…
- Корону забрал… - с трудом произнес Понятовский, - Забрал… И теперь все будущее принадлежит ему.
- Что делаем? Что скажет Екатерина?
- Поедешь в Августов, Жан, - тихо сказал король. – Там у моего ювелира имеются копии регалий. Всего лишь копии, но ведь Екатерине это не должно помешать…
- Хорошо, но что дальше?
- С ними отправишься в Гродно. Только поспеши. А потом поедешь в Петебург, как я тебе и обещал. Ты парень шустрый, справишься. Так что подпись твоя тебе оплатилась. Ладно, а сейчас – в путь!
Проникающий во все щели и дыры холод вырвал Бертрана де Кюсси из глубокого сна. Когда он с трудом разомкнул опухшие веки, глаза поразила снежная белизна. Потом раздалось воронье карканье; целая стая с шумом сорвалась в полет. Бертран осмотрелся. Башка болела буквально дьявольски, во всем теле чувствовалось тошнотное головокружение. Он увидел, что лежит в развалинах какого-то деревянного строения; он был прикрыт плащем и присыпан снегом. Повсюду вокруг были обгорелые, почерневшие балки. Вместо крыши было серое, зимнее утреннее небо и кружащие в нем стаи ворон и галок. Француз осторожно поднялся; устоять на ногах сил не было, поэтому он извлек рапиру из ножен, вонзил ее в землю и оперся на рукояти.
Он понятия не имел, где находится и каким чудом здесь очутился. Вновь вернулось воспоминание о странной ночи. Неожиданно, в одном из проблесков сознания, ему вспомнилось все – долгую пьяную беседу с Боруцким и его собутыльниками, их рассказы и выпитые мед и вино. Он осторожно протянул руку к боку и замер, не почувствовав сумки с бумагами. Огляделся и заметил, что та лежит чуть дальше на снегу. Очень осторожно он наклонился и поднял ее с земли. На первый взгляд, вроде ничего не пропало.
Было раннее утро, солнце только-только поднялось над тучами. Неужели он вчера свалился, побежденный силой питья, а компаньоны подбросили его в эти руины? Ах эта польская шляхта! Бертран осторожно переступил через порог и замер. С подгоревшей балки свисала выцветшая вывеска, на которой был изображен дракон. Точно такой же, которого он видел вчера вечером.
Бертран не знал, что думать обо всем этом. Он перекрестился, только его опасений это не разогнало. Француз неспешно вышел из развалин корчмы и беспомощно остановился с бумагами в руке. Сбоку послышалось тихое ржание. Из-за кучи прикрытых снегом деревяшек появился его конь в яблоках. Он узнал своего хозяина и радостно подскочил к Бертрану с громким ржанием. Дворянин схватил поводья, прижался к конской шерсти. В голове у него был самый настоящий водоворот, воспоминания странной ночи смешивались в его мыслях с персонажами рассказываемых историй. Неужто все им пережитое случилось на самом деле? Бертран не знал А может, попросту, все это было проделками дьявола?