— Это мое дело, — сказал Макомбер, задумчив возлагая на голову шляпу. — Я первым заглянул в товарный вагон, после того как они его взломали. Шагая к дверям, он добавил: — Кто-то должен доставить Брисбейна из Лос-Анджелеса. Разве я не тот, кто должен это сделать?
— Ты — именно тот, кто должен это сделать, — лениво ответил второй помощник. — Прекрасная поездка. Голливуд. Девочки из Голливуда, которые, как известно, в полном порядке. — Он покачал головой и мечтательно добавил: — Я и сам не прочь потрясти телесами в этом городе.
Макомбер неторопливо двинулся к дому шерифа. Однако, подумав о прелестях Голливуда, он улыбнулся и, несмотря на испепеляющую жару, зашагал быстрее.
— Боже мой, — пробормотал шериф, когда третий помощник доложил ему о звонке. — Что, дьявол их побери, твориться в этом Лос-Анджелесе? — Шериф сидел на краю дивана, на котором спал, лишь сбросив ботинки, и расстегнув три верхних пуговицы на брюках. Он ещё не до конца проснулся и поэтому был сердит. — На вполне хватает и одного приговора по этому делу.
— Брисбейн — изобличенный преступник, — сказал Макомбер. — Он совершил кражу со взломом.
— Да, он совершил взлом, — согласился шериф. — Влез в товарный вагон. Увел два пальто и пару носков, а я теперь должен посылать за ним человека в Лос-Анджелес! А если попросишь их отправить к нам убийцу, то ответа не получишь и через двадцать лет! Скажи, пожалуйста, с какой стати ты решил меня разбудить? — с кислой миной спросил шериф.
— Лос-Анджелес просит вас позвонить им, как можно скорее, — без запинки выпалил Макомбер. — Хотят знать, что с ним делать. Они желают от него избавиться. Говорят, что он весь день ревет белугой, и целый тюремный блок громогласно требует его отправки. От него в тюрьме все уже озверели. Так мне сказал парень из Лос-Анджелеса.
— Мне только его здесь не хватает, — сказал шериф. — Я лишь об этом мечтаю.
Тем не менее, он сунул ноги в ботинки, застегнул штаны и направился вместе с Макомбером в свой офис.
— Ты не против того, чтобы съездить в Лос-Анджелес? — спросил он у своего третьего помощника.
— Кто-то, так или иначе, должен это сделать, — пожал плечами помощник.
— Мой старый, добрый, надежный Макомбер, — не скрывая сарказма, сказал шериф. — Становой хребет полиции. Он настолько предан службе, что готов на любые жертвы.
— Я знаком с делом, — ответил Макомбер. — Изучил его вдоль и поперек.
— Там, как я где-то вычитал, такое множество девиц, что даже толстяк не рискует остаться без дела, — покосившись через плечо на помощника, сказал шериф. Ты намерен прихватить с собой жену, Макомбер? — добавил он, ткнул большим пальцем в слой сала на ребрах спутника и рассмеялся.
— Кто-то ведь должен ехать, — серьезно произнес Макомбер. — Не скрою, мне было бы интересно познакомиться с Голливудом. Я много о нем читал.
Когда они вошли в офис, второй помощник вскочил с вращающегося кресла, и шериф тут же занял свое место, не забыв расстегнуть три верхних пуговицы на брюках. Затем он выдвинул ящик стола, извлек оттуда журнал регистрациии, обильно потея, спросил:
— И почему только люди вообще соглашаются жить в местах подобных этому? — С отвращением открыв журнал регистрации, он раздраженно продолжил: — У нас не осталось ни пенни. Ни единого вонючего пенни. Эта поездка в Нидлз за Бюхером окончательно обескровила наши фонды. Новых финансовых поступлений не будет два месяца. Мы работаем в замечательном округе. Стоит поймать одного жулика, как сразу остаёшься без средств на целый сезон! Скажи-ка Макомбер, что должен означать твой, обращенный на меня взгляд?
— Командировка одного человека в Лос-Анджелес, обойдется не более чем в девяносто долларов, — сказал Макомбер, опускаясь на крошечный стульчик.
— Может, у тебя сыщется девяносто долларов? — спросил шериф.
— Лично меня это дело не колышет, — ответил Макомбер. — Но мы имеем дело с изобличенным преступником.
— Может быть, удастся уговорить их продержать Брисбейна пару месяцев в Лос-Анджелесе? — высказал предположение второй помощник.
— Ну и мозговитые же ребята трудятся в моем офисе, — заметил шериф. Ужасно мозговитые. — Тем не менее, он поднял телефонную трубку и произнес в неё: — Соедините меня с Полицейским управление Лос-Анджелеса.
— Дело ведет человек по имени Суонсон, — подсказал Макомбер. — Именно он ждет вашего звонка.
— Если попросить их поймать в Лос-Анджелесе убийцу, то услышишь такое… Но зато, как славно они действуют против людей вскрывающих товарные вагоны.
Шериф стал ждать соединения, а Макомбер тем временем тяжело повернулся на стуле, — промокшие от пота брюки уже успели прилипнуть к его клеенчатой обивке — и посмотрел в окно на пустую, залитую белым солнечным светом улицу. На асфальте от жары появились маленькие черные пузырьки. В этот момент он всем своим скрытом под толстым слоем жира сердцем ненавидел дыру, именуемую город Гатлин, штат Нью-Мехико. Окраина пустыни. Замечательное место для больных туберкулезом. Вот уже двенадцать лет как он живет здесь. Вот уже двенадцать лет он дважды в неделю ходит с женой с кино и слушает её болтовню. Толстяк. Да любой человек, прежде чем помереть в городе Гатлин, штат Нью-Мексико, успеет обрасти жиром. Двенадцать лет… думал он, глядя на вечно пустынную улицу, оживляющуюся лишь субботними вечерами. Макомбер вдруг представил, как он выходит из парикмахерской в Голливуде, и легкой походкой направляется в бар с изящной блондинкой. Они выпивают по бутылке или даже по две — пива, беседуют и весело смеются, находясь среди миллионов таких же беседующих и весело смеющихся людей. Он будет ходить по улицам, по которым ходила Грета Гарбо, Кэрол Ломбард и Элис Фей[11]. «Сара, по делам службы мне необходимо уехать в Лос-Анджелес. Вернусь через неделю», скажет он супруге.
— Алло… — произнес в трубку шериф. — Алло… Где же этот чертов Лос-Анджелес?
Девяносто долларов. Девяносто вшивых долларов… Макомбер отвернулся от окна, чтобы не видеть опостылевшей улицы. Шериф снова заговорил в трубку, и его третьему помощнику пришлось положить ладони на колени, так как тот с изумлением обнаружил, что у него дрожат руки.
— Это Суонсон? — спросил шериф.
Будучи не в силах тихо сидеть и спокойно слушать разговор шефа, Макомбер поднялся и неторопливо зашагал через заднюю комнату в туалет. Войдя в уборную, он тщательно закрыл за собой дверь и принялся изучать свое отражение в зеркале. Да, эти годы сказались на его физиономии. Вот что значит, двенадцать лет без перерыва слушать болтовню жены. Вернувшись в офис, он услышал как шериф чуть ли не кричит в трубку:
— Да, да. Вы не обязаны держать его у себя два месяца. Мне известно, что тюрьма переполнена. И я понимаю, что это явилось бы нарушением конституции. Послушайте же, ради всего святого! Я же сказал, что знаком с вашими трудностями. Это было всего лишь гипотетическое предположение. Мне жаль, что он донимает вас рыданиями. Но разве я виноват в том, что у него глаза на мокром месте? А вы бы не зарыдали, если бы вам грозили пятнадцать лет тюрьмы? Перестаньте орать, ради Бога! Не тратьте время. Этот звонок и без того обойдется административному округу Гатлин в миллион долларов. Хорошо, я вам ещё позвоню. Хорошо, в шесть часов! Хорошо, говорю я вам! Хорошо!
Шериф положил трубку и некоторое время сидел молча, рассеянно глядя на расстегнутый пояс брюк.
— Тот ещё город, — сказал он, — этот самый Лос-Анджелес. — И, покачав головой, продолжил: — У меня настроение послать всё это дело к дьяволу. С какой стати я должен раньше времени загонять себя в гроб из-за какого-то типа, забравшегося в товарный вагон? Кто может ответить на этот вопрос?
— Но он же — изобличенный преступник, — стоял на своем Макомбер. — У нас же против него завершенное дело. — Голос третьего помощника звучал ровно, но все его естество — невидимо для других — дрожало от нетерпения. Закон есть закон.
— Голос совести — тот призрак, который вечно преследует шерифа, посмотрев на помощника, с горечью произнес шеф.
— Мне-то что до этого, — пожал плечами Макомбер. — Я всего лишь хочу закрыть дело.
Шериф снова обратился к телефону.
— Соедините меня с казначеем нашего округа, — сказал он и стал ждать, держа трубку у уха и внимательно глядя на Макомбера. Макомбер подошел к дверям, открыл их и выглянул на улицу. Чуть дальше в конце квартала он увидел свой дом и свою жену, которая сидела у окна скрестив на груди жирные руки. С её округлых локтей капал пот. Макомбер отвернулся и стал смотреть в другую сторону.
Откуда-то, как ему казалось издалека, до него долетали голоса. Это шериф беседовал по телефону с казначеем округа Гатлин, штат Нью-Мексико. Он слышал, что казначей ведет беседу на повышенных тонах. Искаженный телефоном голос чиновника звучал так, как будто на противоположном конце линии находится не человек, а какой-то скрипучий механизм.
— Все умеют тратить деньги, — верещал казначей, — но никто не хочет их зарабатывать! Все берут у меня деньги, и никто мне их не приносит! Я считаю, что мне необыкновенно повезет, если к концу месяца останутся средства на выплату моего жалования, а ты просишь девяносто долларов на увеселительную прогулку в Лос-Анджелес, чтобы привести оттуда человека, который украл подержанное барахло, ценою в девять долларов! Катись к чорту! К чорту!!
Услыхав стук брошенной казначеем трубки, Макомбер сунул руки в карманы брюк, чтобы никто не видел, как дрожат его пальцы. С холодным вниманием он следил за тем, как его шериф медленно опускает трубку на аппарат.
— Боюсь, Макомбер, — сказал шеф, — что Джоан Крауфорд придется пострадать этот год без тебя.
— Они вывесят черный креп во всех студиях, как только до них долетит эта весть, — заметил второй помощник.
— Лично мне на это плевать, — ровным голосом произнес Макомбер, — но что скажут люди, узнав, что шериф отпускает уличенного преступника после того, как тот был арестован? Боюсь, что всем это покажется весьма забавным.