белки! Этот район Нью-Йорка похож на парк, и именно там следует жить порядочным людям…
К нему подкатил автомобиль, Фланаган открыл дверцу, и мрачно спросил, не выходя из машины:
— Итак, что скажешь, полководец?
— Знаешь, Фланаган, была совершена ошибка, — произнес Алекс, переходя на шепот.
— Не может быть! — издевательским тоном бросил Фланаган. — Не надо! Не надо меня огорчать!
— Ты намерен веселиться? — спросил Алекс. — Может быть, все же выслушаешь, что там произошло?
— Ради всего святого, Фланаган, — срывающимся голосом пропищал МакКракен, — перестань паясничать. Говори то, что надо сказать и уезжаем отсюда. — Тревожно оглядев улицу, он добавил: — Насколько мне известно, здесь каждую минуту может появиться коп!
— Наш славный Шеф Полиции. Наши «Старые железные нервы»[13], — сказал Фланаган.
— Не могу себе простить, что ввязался в это дело, — хрипло произнес МакКракен и спросил: — Итак, Алекс, что же там произошло?
— Все очень просто, — ответил Алекс, — я рассчитал горение фитиля на два часа, и за это время произошло испарение лигроина.
— Испарение? — протянул Сэм. — Что эта за штука такая «испарение»?
— Он у нас образованный парень, этот Алекс. Ну прямо студент. Знает кучу мудреных слов. Теперь послушай меня, тупоголовый грек! Гений эффективных действий! Безголовый сукин сын! И как я мог доверить подобному кретину поджог дома? Ведь ты способен только на мытье посуды в дешевой забегаловке! Александр! — сказал Фланаган и плюнул Алексу в физиономию.
— Ты не должен так говорить, — сказал Алекс, вытирая лицо, — я старался, как мог.
— Я что же нам теперь делать? — взвыл МакКракен? — Кто-нибудь может мне сказать, что нам теперь делать?
Фланаган резко наклонился вперед, схватил Алекса за воротник, и, притянув к себе, прошипел ему прямо в лицо:
— Слушай меня, Александр. Слушай внимательно. Сейчас ты вернешься в это дом и подожжешь его. На сей раз, ты подожжешь дом, как следует! Ты всё понял?
— Да, — ответил Алекс дрожащим голосом. — Конечно, я слышу тебя, Фланаган. Тебе вовсе не обязательно отрывать мой воротник. Послушай, рубашка обошлась мне в восемь долларов…
— На этот раз, ты будешь поджигать дом вручную, — сказал Фланаган и для большей убедительности сильнее затянул воротник рубашки. — Осчастливишь пожар, так сказать, своим личным вниманием. Никаких фитилей, и никаких испарений. Ты меня хорошо понял?
— Да, — ответил Алекс. — Я понял тебя, Фланаган, очень хорошо.
— Если что-нибудь опять пойдет не так, тебя запекут в пироге, протянул Фланаган, уставив взгляд своих маленьких, светлых, подловатых глаз прямо в зрачки Алекса.
— Ну почему ты не отпускаешь воротник? — прохрипел Алекс — он уже начал задыхаться, — Эта рубашка стоила мне…
— Как мне хочется врезать тебе в брюхо, — сказал Фланаган.
Еще раз плюнув Алексу в лицо, он отпустил воротник рубашки и тычком ладони оттолкнул от себя его голову.
— Послушай, Фланаган… — возмущенно пискнул Алекс и попятился назад, едва устояв на ногах.
Дверца машины захлопнулась.
— Поехали, Сэм, — бросил Фланаган, откидываясь на спинку сиденья.
Автомобиль резко рванулся с места. Алекс вытер лицо дрожащей ладонью.
— О, Господи! — прошептал он и двинулся по темной лужайке к ещё более темному дому.
Тишину ночи нарушило чириканье воробья, и Алекс едва не заплакал под сенью столь мирных деревьев.
Оказавшись в доме, Алекс повел себя весьма деловито. Первым делом он поднялся на второй этаж, где с прошлого раза оставил ведра с лигроином и перетащил их вниз по два за ходку. Затем он сорвал все драпри с окон первого этажа и сложил их кучей в дальнем конце коридора, тянущегося вдоль всей стены дома. После этого он сдернул холщовые чехлы с мебели и бросил их поверх драпри. Алекс не поленился спуститься в подвал, чтобы принести оттуда картонные коробки из-под яиц, наполненные древесной стружкой. Когда он высыпал стружки на драпри и чехлы, куча в конце коридора достигла высоты семи футов. Он работал решительно и быстро, разрывая ткань в том случае, если она легко поддавалась, и передвигаясь по ступеням лестницы бегом. На нем было тяжелое пальто, и он обильно потел, чувствуя, как струйки пота стекают под воротник рубашки. Алекс пропитал лигроином всю мягкую мебель и вылил десять галлонов жидкости на кучу, которую он воздвиг в коридоре. От острого запаха лигроина у него свербило в носу. Алекс отступил на пару шагов и с удовлетворением осмотрел дело своих рук. Если и теперь ничего не получится, подумал он, то этот дом не сожжешь даже в доменной печи. Когда он закончит подготовку и приступит к делу, в домике Литтлуортов станет очень жарко. На сей раз для ошибок не останется места. Алекс взял метлу, отломил рукоятку и обмотал её коней тряпками. Он макал этот факел в ведро до тех пор, пока тряпки не пропитались настолько, что лигроин стал стекать с них на пол широкой струей. Тихонько насвистывая мелодию песни «В старом городе сегодня будет жарко», он широко распахнул окно в противоположном от кучи тряпья и стружек конце коридора. Коридор был узким и длинным. Окна от погребально костра отделяли, по меньшей мере, тридцать пять футов.
— В старом городе сегодня будет жарко, — пропел он негромко, доставая одну спичку, из тех, что хранились россыпью в его кармане. Стоя рядом с окном, чтобы иметь возможность сразу из него выпрыгнуть, он зажег спичку и поднес огонек к своему факелу. Факел ярко вспыхнул и Алекс, что есть сил, швырнул его вдоль коридора в кучу пропитанных лигроином тряпья и стружек. Бросок оказался точным. На какой-то миг, казалось, что ничего не случилось. Алекс стоял у окна, в глазах его отражался свет факела. Он улыбнулся, поднес руку ко рту, поцеловал кончики пальцев и послал воздушный поцелуй, в противоположный конец коридора.
И в этот миг весь коридор взорвался. Куча тряпья и стружек превратилась в огненный шар, который со страшной скоростью понесся к окну за спиной Алекса. Крик, вырвавшийся из его горла утонул в громовом реве взорвавшегося дома, и Алекс успел нырнуть на пол в тот момент, когда над ним пролетал клубящийся огненный шар. Шар сорвал с него шляпу, опалил волосы и огромным клубом огня, вырвался из окна так, как вылетает дым из печной трубы.
Придя немного в себя, Алекс прежде всего почувствовал сильный запах гари. Затем он увидел, что ковер под его лицом горит — горит тихо и ровно, словно уголья на каминной решетке. Алекс три раза ударил себя по голове, чтобы погасить огонь на том, что осталось от его волос, и попытался принять сидячее положение. Однако дым оказался настолько густым, что он кашляя и заливаясь слезами, снова лег на пол и медленно фут за футом пополз по горящему ковру. Он полз к ближайшей двери, а руки его чернели и сохли, а кожа на них трескалась. Наконец, он открыл дверь и выполз на боковую веранду дома. В тот же момент, позади его рухнули стропила, и плотный, как цемент, столб пламени взвился из крыши в черное небо. Алекс вздохнул, подполз к краю террасы и свалился с высоты пяти футов на кучу земли, которой предстояло стать цветочной клумбой. Земля была теплой и пахла навозом, но он тихо лежал, с благодарностью вдыхая этот аромат. Алекс лежал бы и дольше, если бы вдруг не почувствовал, что с его бедром происходит нечто странное. Он сел и покосился на бедро. Из-под пальто выбивалось пламя, а кожа под ним, похоже, начала запекаться. Алекс аккуратно расстегнул пальто и несколькими ударами сбил пламя, вырывающееся из кармана, в котором он хранил спички. Покончив с пожаром на своем бедре, Алекс выполз на лужайку и сел под деревом, тряся головой. Он тряс ею снова и снова, в надежде прояснить затуманившееся сознание. Однако силы оставили его, и он в бесчувствии улегся под деревом, головой на корневище.
Где-то вдали беспрестанно звонил колокол. Алекс открыл глаза с опаленными ресницами и прислушался. Пожарные машины уже сворачивали на улицу. Он ещё раз вздохнул и, как можно ниже припадая к холодной земле, пополз по земле к задней стене дома и затем дальше через живую, но без листвы изгородь, больно царапающую обожженные руки. Скрытый высокой живой изгородью Алекс поднялся и пошел прочь как раз в тот момент, когда первый пожарный выбежал из-за угла к задней стене дома.
Упорно, но замедленно, так как ходят во сне, он шагал к дому МакКракена. Для того, чтобы добраться до дома шефа полиции ему потребовалось сорок минут. Алекс двигался темными проулками и задворками, чувствуя, как лопается на коленях опаленная кожа. Он нажал кнопку звонка и стал ждать. Медленно открылась дверь и из-за неё осторожно выглянул МакКракен.
— Боже мой! — прошептал МакКракен и стал закрывать дверь. Однако Алекс выставил ногу и не дал ему это сделать.
— Впустите меня, — хриплым, срывающимся голосом произнес он.
— Ты обгорел, — сказал МакКракен, пытаясь ударом ноги столкнуть ступню Алекса с порога. — У меня с тобой нет ничего общего. Убирайся отсюда.
Алекс извлек револьвер, уткнул ствол в ребра МакКракена и прошипел:
— Впусти.
МакКракен медленно открыл дверь и Алекс чувствовал, как дрожат ребра полицейского под стволом револьвера.
— Полегче, — пискнул голосом испуганной девочки МакКракен. — Слышишь, Алекс, полегче!
Они вошли в прихожую, и МакКракен закрыл дверь. Дверную ручку он, однако, не отпускал, так как боялся, что от ужаса хлопнется в обморок.
— Что тебе надо от меня, Алекс? — Когда он говорил, его свободно болтающийся на шее галстук дергался в такт словам. — Что я могу для тебя сделать?
— Мне нужна шляпа, — ответил Алекс. — И пальто.
— Хорошо, хорошо, Алекс, — захлебываясь от торопливости произнес МакКракен. — Что ещё я могу для тебя сделать?
— Я хочу, чтобы вы отвезли меня в Нью-Йорк.
— Послушай, Алекс, — МакКракен нервно сглотнул и провел по сухим губам тыльной стороной ладони, — давай рассуждать здраво. Я не могу везти тебя в Нью-Йорк. У меня работа, за которую мне в год платят четыре тысячи. Я начальник полиции и не могу рисковать…