— И ты, значит, недолго думая, в ларек залез. Герой. За чужой счет подарки делать ума не надо.
— Не хотел я сначала воровать. Надеялся денег достать. Занять. Но кто ж десять тысяч первому встречному с восьмилеткой за плечами даст? У меня, когда вчера сюда заходил, еще и в мыслях не было залезать. Рассчитывал все ж найти деньги… Не нашел…
Володя громко чихнул, зацепив рукой елочку. Шарики на ней весело зазвенели.
— А я ж Андрюшке обещал. Он ждать будет. А теперь что? Хорош батя. Появился и пропал. Да еще обманул… Мне ж меньше трехи не дадут. И все, потеряю Андрюшку. Потом не объяснишь. Да хрен с этой трешницей. Отсижу. Пацана подведу. Он теперь знает, что батя у него есть…
Пошел редкий снег. Прохожих на улице еще не было. Сегодня выходной, на службу не надо, перед бурной ночью лучше выспаться. Некоторые, судя по громким звукам магнитофона, летевшим из окна дома, уже начали пировать. Водитель хлебовоза, закончив разгрузку, закрыл борт машины, забрался в кабину и запустил двигатель. Максим Максимович взглянул на часы. Прошло двадцать минут. Отдел милиции находился в конце соседней улицы, пешком за четверть часа дойти можно, если, конечно, не через Камчатку. Не позвонил этот собачник, что ли?
— То есть ты, значит, предлагаешь тебя не только выпустить, но еще и фейерверк за десять тысяч подарить? Так, что ли?
Володя из Зайцево не ответил.
— То-то и оно… У тебя, голубок, таких историй плаксивых, наверно, с десяток, на все случаи жизни. Как побрякушек на елке. Один красавец мне тоже про больную жену вещал, а потом с прилавка калькулятор пропал. Ты эту сказку про сына в милиции рассказывай, а меня нечего лечить.
— Не вру я! — эмоционально отозвался бывший зэк. — Понимаю, чепуха какая-то, только без резона мне врать. Все равно теперь посадят. А насчет сына в школе можете спросить. Ковалев Андрюшка. Первый «Б».
— Уже бегу…
— Зря вы так…
— Ах, я еще и нехороший. Деньги всегда найти можно. Если очень надо. Значит, не очень надо. Молчал бы лучше.
Володя замолчал. Прошло еще четверть часа. Без разговоров. Больше он не канючил и выпустить не просил. Нога, которой Максим Максимович упирался в столб, здорово затекла, но он не опускал ее, боясь, что парень снова попробует вырваться. Несмотря на легкий мороз, было жарко, словно после марш-броска с полной выкладкой.
«Ну скоро они там?» Максим Максимович принялся высматривать прохожих, чтобы призвать кого-нибудь на помощь. Миловидная дама в шубке, кое-как вывалившаяся из тормознувшего такси, на его призывы не отреагировала. Едва держась на ногах, потащилась к парадному подъезду. К дедку, копающемуся в недрах мусорного бака, обращаться вообще не имело смысла.
— Скажите, — неожиданно спросил Володя, — а у вас есть дети?
— Есть…
— Сын?
— Да. Двадцать три года. Что еще интересует?
— Ничего… Просто так спросил.
Сын жил отдельно. С молодой женой. Не сказать что отношения с ним были натянутыми, но теплыми их тоже не назовешь. То ли юная супруга так влияла на сына, считая Максима Максимовича отсталым от жизни, то ли характер, то ли еще что… За последние два года они ни разу не собрались на какой-нибудь семейный праздник, не говоря уже чтоб посидеть просто так, безо всякого повода. Сегодня они снова будут встречать Новый год порознь. Хорошо бы хоть позвонили, поздравили…
Отцы и дети? Кто их, нынешних, разберет. Все сейчас поменялось… Вы, предки, свою роль выполнили, до свиданья. Да нет, глупости… Просто у них теперь своя жизнь. Хотя обидно. Все ведь для детей… Почему тогда? В чем нестыковка?..
Ну где там эта чертова милиция?!.. За что им деньги платят? Что, у них нормативов нет? Идиотизм… Надо было сказать «убивают». Может, мне еще и в отдел этого самому тащить? Сейчас возьму и выпущу его к чертовой матери! Так ведь завтра снова куда-нибудь заберется… Во, кажется, едут. Дождались.
Максим Максимович, будучи почти всю службу связанным с армейским автохозяйством, научился различать марки машин по звуку двигателя. Вот и сейчас он без труда угадал тяжелое урчание мотора «уазика», который, сверкая голубым маячком на брезентовой крыше, пару секунд спустя вырулил из-за гастронома.
«Они б еще сирену включили, — подумал Максим Максимович, — можно подумать, в пробке застряли».
Он опустил затекшую ногу и помассировал ее ладонями. Милицейский транспорт вскарабкался на поребрик и прямо по заснеженному газону подкатил к ларьку.
— Все, рота, подъем, — бросил он Володе, — выходи.
Когда сержант-водитель обыскивал парня, перед тем как посадить в зарешеченный отсек машины, последний поднял глаза на Максима Максимовича и каким-то по-детски обиженным тоном произнес:
— С наступающим… Служите дальше.
Рефлектор оказался выключенным. В ларьке висел тяжелый запах прелости и подвальной сырости. Часть упаковок с товаром была аккуратно составлена со стеллажей на пол. «Надо же, не просто сбросил, а составил». Возле кассового аппарата лежала на боку черная коробка со «Звездными войнами».
— Все цело? — заглянул в двери оперативный уполномоченный.
— Вроде да… Бардак только.
— Не трогайте ничего. Сейчас эксперт подъедет, следы снимет… И вызовите кого-нибудь из своего руководства, нам нужно заявление.
— А с ним что будет? — поинтересовался Максим Максимович, кивнув на машину.
— Сначала на трое суток. А там поглядим. В зависимости от личности.
Покинув ларек, Максим Максимович достал сигареты, но затем, подумав о чем-то, спрятал пачку обратно в карман. Уполномоченный докладывал начальству о раскрытии кражи, громко крича в перемотанный изолентой микрофон рации. Водитель машины стряхивал снег с брезента «уазика».
Володя из Зайцево каким-то зачарованным, но в то же время грустным взглядом, прижав лицо к решетке, смотрел куда-то в сторону. Максим Максимович обернулся. В небольшом сквере, в сотне метров от гастронома, переливаясь веселыми огнями электрических гирлянд, сверкала новогодняя елка…
После праздников батяня-комбат выписал отличившемуся подполковнику премию в размере месячного оклада. За спасение частного имущества и героизм.
Год спустя, покупая шампанское, Максим Максимович заметил в дверях универсама знакомое худощавое лицо. Человек выходил на улицу. Впрочем, сказать с уверенностью, что он не обознался, Максим Максимович не мог, зрение здорово подсело, а очки остались дома. «Может, просто похож? Или все-таки он?» Тогда, в январе, сразу после праздников его вызвали в милиции и допросили о ночном происшествии. Делом занималась молодая дамочка с длинными красными ногтями, которые мешали ей печатать на машинке. «А где этот?» — спросил Максим Максимович. «В тюрьме, — не отрываясь от печатания, ответила дамочка, — он ранее судимый, к тому же без прописки. Не отпускать же такого…» Закончив допрос, она оставила на всякий случай свою визитку, предупредила, что месяца через три Максима Максимовича вызовут в суд, и попросила обязательно прийти.
Но ни через три, ни через девять месяцев Максима Максимовича никуда не вызывали. Он спрашивал у комбата, но тот пожимал плечами — надо будет, вызовут. Неужели выпустили?
Максиму Максимовичу очень хотелось, чтобы он сейчас не ошибся. Чтобы это был он, Володя… «Да, я тогда все сделал правильно, задержал вора, передал его органам… Какие могут быть угрызения? Его арестовали? Но ты здесь при чем, товарищ подполковник… История с сыном? Скорей всего, это выдумка… Или нет?.. Но что с того, даже если правда? Вор должен сидеть. А он вор… Воры не бывают честными… Но… Лучше б его отпустили. Не знаю, почему, но так оно лучше».
Максим Максимович покинул очередь, вышел на улицу, огляделся по сторонам. Парня не было. То ли свернул за угол, то ли сел в отходивший от остановки троллейбус. «Обознался или нет?»
Вернувшись домой, он отыскал в трюмо визитку дамочки-следователя, набрал номер.
— Слушаю, — раздался знакомый голос.
— Здравствуйте… С наступающим…
Максим Максимович представился и напомнил обстоятельства прошлогодней истории.
— И что вас интересует?
— А чем все закончилось? Просто меня так и не вызвали в суд.
— Дело же прекращено. Я разве не уведомила вашего начальника?
— Он ничего не говорил, — почувствовав явное облегчение, ответил Максим Максимович.
— Возможно, уведомление не дошло. Это бывает.
— Простите, а почему прекращено?
— За смертью обвиняемого…
— Как?.. Как за смертью? — едва слышно выдавил из себя отставной подполковник.
— Он с кем-то подрался в камере, и его ударили ножом… Это вина администрации тюрьмы. Допустили, что у арестованных был нож… Алло, вы слышите? Алло?
— Да… Слышу… Скажите, пожалуйста… Если знаете. У него есть сын?
— Сын? Кажется, есть… Да, точно. Я вызывала его бывшую сожительницу. Она что-то говорила про мальчика.
Не попрощавшись, Максим Максимович положил трубку и уставился в белое, пустое окно.
За пятнадцать минут до боя курантов Максим Максимович вышел в прихожую, обулся, накинул куртку и поднял с пола приготовленную хозяйственную сумку.
— Куда ты? — обалдело уставилась на него жена, выглядывая из кухни. — За стол пора.
— Я сейчас. Быстро, — как-то виновато ответил отставник, шагнул за порог и аккуратно прикрыл дверь.
Выйдя на улицу, он почти бегом направился к спортивной площадке, расположенной в соседнем квартале. Редкие прохожие неслись домой, боясь опоздать к первому удару часов. Кое-кто начал праздновать прямо на улице. Впрочем, Максим Максимович не обращал на них ни малейшего внимания. Без пяти двенадцать он остановился в центре площадки и внимательно посмотрел на окна возвышавшегося напротив семиэтажного сталинского дома с колоннами. Затем вытащил из сумки черную коробку и поставил ее на снег. «Звездные войны! Незабываемые впечатления!» Чуть замерзшими пальцами извлек спрятанный под защитной бумагой фитиль и стал ждать.
Когда пробил двенадцатый удар курантов, Максим Максимович зажег спичку и поднес ее к фитилю.