тов со мной говорят, — я все равно ни одного не знаю.
Но мне все понятно. Как и ей, продавщице чая.
Итак, ровно за год до эпизода, с которого начинается эта история, мы с Борей зашли в самую занюханную чайную лавку в самом нищем районе Сианя.
— Нихау, куня, — сразу вывалил весь свой словарный запас Боря, который стоял рядом со мной.
«Девушка» улыбнулась и ответила:
— Нихау.
В этих пределах язык мы уже выучили.
Можно было начинать партию.
Это был не блиц. Отнюдь.
Высокие договаривающиеся стороны представились друг другу и произнесли несколько приветственных фраз. Что значит «представились», если никто не в состоянии внятно воспроизвести имя визави? Попытались, конечно. Изрядно повеселились, но результата не достигли. Поэтому в дальнейшем наш торговый партнер отзывался на имя «тетя Соня». На что отзывались мы, я воспроизвести не в состоянии, хотя было совершенно понятно, к кому из нас обращается собеседница.
Тетя Соня залила пару бутончиков чая горячей водой, подождала несколько секунд и вылила свежезаваренный чай сюда же, на деревянную решетку под чайником. Мы остолбенели, но виду не показали. Мы же тогда не знали, что первую заварку сливают. Лаоваи, прости господи. Так китайцы называют нас, олухов-иностранцев, которые ни чай заваривать не умеют, ни палочки правильно держать, ни элементарные хотя бы полторы тысячи иероглифов прочитать.
Плавно и неспешно потекла беседа.
Точно так же, как это было тысячу или три тысячи лет назад.
Китай был всегда.
Где-то на обочине цивилизации, вдалеке от Срединного государства, как называют свое государство сами китайцы, ненадолго появлялись и исчезали какие-то провинциальные образования, с которыми Китай торговал: Рим, Византия, — появлялись и исчезали генуэзцы, венецианцы… Кто теперь помнит какую-то Бактрию? Был торговый партнер — и исчез.
И вот теперь в этом почетном ряду — мы, купцы из России. То, что мы приехали сюда с произведениями Чайковского и Иоганна Штрауса, явление не из этой жизни. Да и кто здесь, в сианьских трущобах, знает о великой русской и европейской симфонической культуре?
Мы ведь не только для себя покупали. Мы — представители большого оркестрового коллектива. Накануне ночью, практически до самого утра, весь творческий состав бродил по гостинице, советовался друг с другом… Каждый мучительно решал глубоко личный вопрос — сколько и какого чая из десятков доступных сортов необходимо купить. Потому что надо привезти эту экзотику в семью, родственникам, коллегам, которые за тебя отдуваются в Москве, врачу, учителю ребенка. Ведь все знают, что ты поехал в Китай. В конце концов (а на самом деле, в первую очередь) — директору оркестра, в котором ты работаешь и который тебя отпустил на две недели, попросив всего лишь написать заявление об отпуске за свой счет. На всякий случай. Он положил этот лист бумаги к себе в ящик стола, под папки с остальными документами и, если не будет никаких случайных эксцессов, просто выбросит это заявление, когда ты вернешься. Как же ему не привезти пару килограммов чая?
И вот, наконец, «алеет Восток, взошло Солнце» (это из песни про Партию и Мао). У нас в руках длинный список, перечисляющий пожелания коллег, и пачка юаней разной степени помятости.
…Мы практически сразу обозначили свой высокий статус и донесли до тети Сони мысль, что нам нужно тридцать два килограмма чая.
Она заваривала, давала продегустировать и выливала в недра резной деревянной решетки чашку за чашкой чаи разных сортов — почки и листики белого чая, комочки и шарики улуна, пу-эра, жасминового…
На столике появились блокнот и ручка. Тетя Соня продекларировала исходную цифру — 380 юаней и протянула блокнот с ручкой торговым партнерам. Это за 500 граммов — исторически сложившаяся единица измерения чая в Китае.
Боря написал 50 и с улыбкой, эквивалентной ходу е2-е4, вежливо перевернув блокнот, возвратил хозяйке.
Она взглянула на цифру, убедилась, что правильно поняла, и замахала руками. Шутку она оценила.
Процесс торговли описан уже много раз, он одинаков в разных странах и во все времена, поэтому нет смысла вдаваться в подробности.
370
60
350
80
345
85
Блокнот переходит из рук в руки все быстрее. Переговоры становятся все напряженнее и громче. Мы делаем вид, что нас цена не устраивает, сейчас встанем и уйдем. Стандартная реприза. При этом все присутствующие прекрасно понимают, что уже никто никуда не уйдет.
295
90
В лавку вошел старичок. Вот совершенно такое странное сочетание изображения со старинных китайских рисунков и человека, пережившего культурную революцию и прочие радости китайской истории двадцатого века, — с длинной тощей бородкой, в сандалиях и бесформенно висящих изрядно поношенных брюках. В мгновенно наступившей тишине он прошаркал к прилавку, купил пятьдесят граммов чая за 38 юаней и так же не спеша ушел.
Битва продолжается.
280
110
260
Тут Боря применет боевую подсечку — 270.
Пауза.
Выражение «когнитивный диссонанс» нам еще незнакомо, но польза от него очевидна. У тети Сони наблюдается ярко выраженный разрыв шаблона, эквивалентный нокдауну. Она замерла, смотрит на свежую запись в блокноте и молча шевелит губами. Рефери может начинать отсчет.
Молодчина! Очень быстро пришла в себя. Все трое с удовольствием смеемся. Цена сразу упала еще на тридцать пунктов.
Еще час с небольшим — и мы пришли к соглашению.
Дальше сущие пустяки: два часа уходит на расфасовку чая по сортам и пакетикам — у нас же список от всего оркестра.
Целый день в интенсивных беседах, мы уже как родные.
Распихиваем упаковки по здоровенным сумкам и обнимаемся на прощание.
Два солиста, увешанные сумками и коробками, ковыляют к отелю по вечернему Сианю.
Прошел ровно год. Сочельник.
— Что будем делать? Осталось всего два дня, а чая нет, — сказал Боря со спокойствием, из-под которого проглядывала паника.
Я абсолютно безмятежно промолчал. Из-за моей безмятежности тоже проглядывала паника. Потому что оставалось всего два дня, а чая не было.
— Ладно, — после паузы сказал я. — Завтра будем в Сиане, там и решим. Пойдем к тете Соне.
В Сиане нас поселили в другом месте. Значит, сначала надо найти общагу, в которой жили год назад. Общага — это значит общага. Ну и что, что на ней присобачили неоновую надпись HOTEL? Что я, архитектуру общаг не знаю, их художественный, так сказать, образ?
«Начинается Земля, как известно, от Кремля». Это правило работает и в Сиане. Оттуда и стартовали. Сочетая в правильных пропорциях память и интуицию, нашли бетонную коробку, в которой жили год назад, а уж от нее ноги сами довели до халабуды тети Сони.
И — о, боже! Тлен и запустение! И без того кривые хибары покосились еще больше, а тети-Сонина конурка и вовсе заколочена досками. Дело не в том, что мы остались без чая, — эта проблема решаема. Мы вдруг поняли, что тетя Соня нам стала почти родной. Как писали в старинных романтических дамских романах: «Отчаяние овладело нами!» Мы в горе и недоумении бросаемся к ее соседям, которые тут же сидят на земле и курят, и пытаемся узнать о судьбе тети Сони. Вокруг нас собралось человек двадцать сочувствующих. Они объяснили нам, что тетя Соня жива и здорова, она просто переехала в другое место. Ну слава богу!
«А где же ее можно найти?»
Обитатели квартала из бездельников мгновенно превращаются в небольшую толпу и открывают темпераментную дискуссию на тему: «Как найти тетю Соню». Через несколько минут мы получаем на руки подробный план со стрелочками, линиями, кружочками, квадратиками и некоторым количеством иероглифов. На прощание китайские товарищи совершенно одинаковым жестом, знакомым всем по статуям самых разнообразных вождей, указали направление, по которому нам предлагалось начать путь. Надо сказать, что, когда эту эпическую позу одновременно принимают два десятка китайцев, выглядит все довольно комично. Похоже на полку в магазине сувениров. Но нам было не до того. Мы взяли след, отправились искать аналогичную помойку и лично тетю Соню.
Если бы речь шла о собаке, то можно было бы написать так: «Возбужденно повизгивая, уткнув нос в землю, волоча по ней уши и задрав хвост, спаниель, ни на что не обращая внимания, шел по следу».
Иногда мы неуверенно замирали. Нет, вот же оно, дерево, указанное на плане.
Или останавливались на секунду, чтобы показать план прохожему и убедиться, что все верно. Тот кивал и махал рукой в том же направлении, куда мы бежим. Тем временем сомнений в правильности нашего движения возникало все больше, потому что строения, мимо которых мы проносимся, становятся все более солидными, а район — фешенебельным. При чем тут наша тетя Соня? Судя по плану, тут где-то уже недалеко, значит, видимо, сейчас все это великолепие закончится, и опять начнется нормальный «шанхай». В нетерпении мы еще прибавляем ходу…
И тут план заканчивается. Карандашная линия обрывается, и в этом месте нарисован крестик.
Мы отрываем, наконец, взгляд от асфальта и бумажки с планом.
Перед нами многоэтажный пятизвездочный отель — гранитный цоколь, медные перила, вращающаяся дверь, швейцар у входа.
А за стеклом, на первом этаже, прямо перед нами сидит наша тетя Соня и торгует чаем.
Глаза наши встретились…
Наринэ Абгарян. Юбилей
К празднованию своего дня рождения Вера тщательно готовилась: составила меню, закупила продукты, съездила за спиртным в дорогущую «Винотеку», договорилась с соседкой, чтобы та помогла с генеральной уборкой — за небольшие, но все же деньги. Сбережения таяли на глазах, но Вера запретила себе расстраиваться — тридцать пять лет, пик молодости, отметить нужно так, чтоб запомнилось.
От первоначальной идеи пригласить всех в ресторан пришлось отказаться — не хватило бы средств. Можно было, конечно, занять денег у Славы — она щедрая и безотказная на заем, но Вера не стала. Лучше два дня провозиться с готовкой, чем деньги потом с боем возвращать. Слава ведь нормально дружить не умеет! Мало того что подарками завалит, так еще одолженное назад принимать откажется.