«Я думал ты на другом работаешь» – а я в ответ: «Я тоже думал и думал, что ты давно дома с молодой женой. Помнишь, как еще раньше в сентябре расходились в Белом море, ты тогда пригласил меня на свадьбу, сказал, что в ноябре у тебя торжество. Я тогда очень удивился твоим объяснениям той задержки, что тебя просто не отпускают, помнишь?»
– Помню, помню. Как раз после этого рейса меня все же заменили. А ты на свадьбу так и не попал, все проплавал.
– А сейчас как у тебя дела, как семья? Я ведь хорошо знаком был с Валентиной, как живете?
– Живем, но никак.
– Как так?
– Живем, но раздельно, ушел я от неё. И причин-то нет, просто ушел.
– Почему? Так не бывает? – пытался допытаться Дмитрий.
– Бывает. А как сейчас там в морях, как капитанство, чего новенького? Я семь лет на берегу, работаю в конторе начальником, правда небольшим, но забот хватает и опять же ближе к народу, – перевел разговор на другую тему Геннадий.
Взяли еще по пиву. Далее Геннадий рассказал о своей нынешней работе. И чем дальше он рассказывал, тем больше, как показалось Дмитрию, он внутренне менялся. Геннадий на глазах превращался из веселого беззаботного парня, каким он его всегда помнил, в озабоченного и озлобленного мужика.
– А ты как справляешься с командой, где бываете, в каком регионе работаете? – в свою очередь спросил Геннадий.
– Вроде справляюсь, пока все нормально, работаем в основном на юге. Да ты помнишь, как мы с тобой расходились в Дарданеллах? Давно это было. Ты тогда уже в частной компании капитаном работал. Вот с тех пор и работаем в основном в том регионе.
– Ты всегда был у нас молодец, только в тот раз уж больно маленький пароходик был у тебя. Как тебя угораздило попасть на такой? – поинтересовался Геннадий.
– Нормальное судно, а потом куда назначили – туда и поехал. Экипаж был отличный, замечательный старший механик и старпом. Так что поработали неплохо, – отозвался Дмитрий.
К большому удивлению Дмитрия Генка как-то уж быстро охмелел. Начал перескакивать с темы на тему, задавать множество вопросов и, не слушая собеседника, сам же и давал на них ответы. И самое неприятное, как показалось Дмитрию, в задаваемых вопросах и тем более в ответах Геннадия присутствовал какой-то, пока не совсем понятный, подтекст. Вел он разговор, будто подтрунивая над собеседником. Потом быстро встал и, сказав, что скоро вернется, вышел из зала. Дмитрий, просидев в дальнем углу зала в одиночестве четверть часа, начал проявлять беспокойство, куда мог запропаститься его товарищ. Просидев еще немного, он, оглядел внимательно зал и вышел в прохладный холл заведения – гардероб не работал, туалеты были закрыты. Геннадия в вестибюле не оказалось, Дмитрий вышел на улицу. Находясь на высоком крыльце, огляделся по сторонам, внимательно всматриваясь во все прилегающие подворотни. Вскоре он увидел Геннадия в сопровождении двух блюстителей порядка. Геннадия, который как-то съежился и, виновато вжав голову в плечи, что-то объяснял на ходу милиционерам, сопроводили в ближайшее отделение милиции, расположенное недалеко от места встречи, на соседней улице. «Что-то надо предпринять, надо попытаться его выручить, хотя неизвестно, что он натворил, – быстро оценил ситуацию Дмитрий. – Надо выручать, хотя я тоже пил пиво и есть большая вероятность, что меня прицепом усадят рядом с Генкой». Дмитрий немного поколебался, вернулся в бар, расплатился и быстрым шагом направился в сторону отделения милиции.
Войдя в отделение, Дмитрий увидел в дальнем углу совсем раскисшего Генку, обреченно сидевшего на казенной табуретке. За столом сидел старший лейтенант, заполнял какие-то бумаги. К нему и обратился Дмитрий: «Товарищ старший лейтенант, а за что вы задержали вот этого гражданина, что он такого натворил?» – Дмитрий рукой показал на своего друга.
– Этого? Да за то, что за углом в неположенном месте решил похулиганить, – равнодушно ответил милиционер.
Генка, поняв что разговор идет о нем, как-то сразу встрепенулся и начал плаксивым голосом (и, наверное, уже не в первый раз) объяснять ситуацию: «Дорогие милиционеры, я больной, я очень больной, мне долго терпеть нельзя, простите меня, пожалуйста, отпустите меня».
– За такой проступок, наверное, предполагается какой-то штраф? – решил все же уточнить Дмитрий.
– Да, за такой проступок предполагается штраф, – ответил дежурный милиционер.
– Я готов заплатить этот штраф за него. – Дмитрий опять рукой указал на Генку. Генка видя, что дело принимает другой оборот и что его могут даже и отпустить, опять встрял в разговор: «Дорогие милиционеры, я больной, отпустите меня, пожалуйста… А вот этого раскрутите, у него денег много, он капитан дальнего плавания, ходит заграницу».
Дмитрий был просто ошарашен такими генкиными словами, но все же спокойным голосом продолжил: «Товарищ милиционер, вы, наверное, сами убедились, что он больной, такую чушь несет, отпустите его». И положил на край стола, за которым сидел дежурный милиционер, денежную купюру, превышающую в два раза названный штраф.
– Ну если штраф уплачен, то вопросов у нас нет, забирайте этого нарушителя, – отреагировал дежурный милиционер.
Отойдя на безопасное расстояние от отделения милиции, Дмитрий резко обернулся и, в упор глядя на Генку, спросил:
– Я не понял, как я должен относиться к твоим словам, что это значит?
– Я тебе деньги отдам, – начал оправдываться Генка.
– Я не про деньги спрашиваю, а про твои слова в отделении. Хорошо, что они тебе не поверили. И как я после этого должен к тебе относиться? Что молчишь? – наседал на Генку Дмитрий.
– Я пошутил, – как-то вяло произнес Геннадий.
– В следующий раз, если надумаешь пошутить, шути без меня, – резко ответил Дмитрий.
После объяснений бывшие друзья пошли, понурив головы, каждый в свою сторону.
Бискайский залив
Судно вышло из испанского порта Пасахис. Предстояло совершить переход в свои воды, портом назначения был Санкт-Петербург. Для судов смешанного плавания Бискайский залив – достаточно сложный район, тем более что только в прошлом году суда португальской постройки получили разрешение на эксплуатацию в этом регионе. Работа требовала постоянного контроля за изменениями погодных условий – прогнозы, прогнозы и еще раз прогнозы. И все же судно не успевало выйти из этого опасного открытого района: было получено сообщение о значительном усилении ветра.
Александр Петрович в очередной раз поднялся на мостик, еще раз прочитал полученное сообщение, тревожно глянул в западную часть горизонта, пытаясь рассмотреть первые признаки ухудшения погоды. Да, так и есть – погода портится. Появились небольшие барашки, порывы ветра начали срывать с водной поверхности первые брызги. Встречный ветер усиливался. Александр Петрович подошел к штурманскому столу, еще раз поколдовал над картой. Даже с настоящей скоростью потребуется шесть часов для того, чтобы зайти в систему разделения движения напротив французского порта Брест. Но, как показывал приемник спутниковой системы, скорость уже начала падать.
На горизонте неожиданно появился знакомый силуэт коллеги по пароходству, Александр Петрович вызвал на связь своего знакомого капитана: «Виктор Иванович, ты куда направился? Дают ухудшение погоды». – «Знаю, прогнозы принимаю. Думаю, на попутной волне успею добежать до Бель-Иля, там и стану, пережду, – поделился своими планами коллега. – «Ты чего переживаешь? Попросись в Брест, там отстоишься. Они скорей всего разрешат постоять», – посоветовал Виктор Иванович. Но, как впоследствии выяснилось, Виктор Иванович все же не успел добежать, у него были значительные проблемы, и только благодаря его опыту и выдержке ситуацию удалось разрешить без серьезных последствий.
Александр Петрович в очередной раз в раздумьях наклонился над картой. Порывшись в ящиках штурманского стола, достал карту с планом порта Брест. Ему еще не доводилось заходить в этот порт. «Да и если пустят, то там можно застрять надолго. Циклон идет за циклоном. Надо все же постараться протянуться в пролив, там и стать, если будет невозможно продолжить движение» – рассуждал капитан.
Погода продолжала портиться, появились отчетливые и уже достаточно высокие волны, ветер крепчал, срывая пену с гребней волн. Скорость судна упала до шести, а еще через час до пяти узлов. Кроме нового все усиливавшегося волнения, появилась зыбь, идущая с запада, сообщая, что там за горизонтом разыгрался серьезный шторм. Александр Петрович все больше беспокоился, но, внешне не проявляя никаких признаков нервозности, все чаще и подолгу задерживался на мостике. В шестнадцать часов на вахту заступил старший помощник, в начале его вахты скорость упала до четырех узлов. Судно тяжело взбиралось на гребни волн и стремительно падало в основание следующей волны, создавая миллионы брызг. Самое опасное было еще впереди, и капитан уже прикидывал, как судно будет следовать в системе разделения движения. Если ветер не изменит своего направления, то придется идти, имея волну чисто в борт, что и произошло в восемнадцать часов. К этому моменту судно все же дотянуло до входа в систему. Капитан сделал предварительное объявление по громкоговорящей, что судно заправляется в систему, а так как оно будет испытывать бортовую качку, экипажу необходимо еще раз проверить и крепить все по-походному в каютах и на объектах по заведованию. Судно легло на новый курс системы разделения движения. Крен достигал тридцати градусов на каждый борт.
Впереди с правого борта следовал небольшой теплоход с низкой рубкой. Теплоход надолго исчезал из вида, проваливаясь между гребнями очередной пары волн. Все присутствующие на мостике с тревогой следили за попутчиком, но пароходик настойчиво выскакивал на вершину очередной большой волны. И каждый раз вахта на мостике облегченно вздыхала, обнаружив его появление. «Как они там? Как там экипаж? Наверное, тяжеловато», – задал старпом сам себе вопрос. На что Александр Петрович произнес: «А они, наверное, так же думают и о нас». Очеред