– Юля, коровы очень умные, – ответил папа, стараясь не показывать свое удивление от неожиданно заданного вопроса.
На том и закончили обсуждение увиденного. Вскоре мама позвала их домой – ужин к этому времени был приготовлен, пора было садиться за стол.
Прошло два дня. Семья разместилась на кухне, на завтрак была приготовлена манная каша. Мама разъясняла дочке полезные свойства манной каши, говорила, какая каша полезная – каша на молоке:
«Ток кто пьет молоко – будет бегать далеко; тот кто пьет молоко – будет прыгать высоко.»
Дочка внимательно слушала, а при упоминании слова «молоко» неожиданно задала вопрос: «Мама, мы с папой видели коров. Они такие интересные, с рогами. Мама, а коровы умные?». Мама абсолютно не удивилась, в отличии от папы, заданному вопросу и спокойно ответила: «Ешь дочка и успокойся. Коровы очень умные животные». – «Мама, знаешь, хоть коровы и очень умные животные, но мне кажется наш папа все же умнее», – с чувством ответственности подвела итог своим рассуждениям маленькая девочка.
Папа был в восторге от сделанного заключения: «Юля, большое тебе спасибо за столь высокую оценку своего папы».
Вечером на лавочке вольные интерпретации на тему морских сказок продолжились.
Замена
Судно было на подходе к родным берегам. На экране радара появились отдельные мелкие отметки, предвестники скорого берега, машина уже была переведена в маневренный режим. Через час надо будет вызывать лоцмана. Старпом Иванов начал волноваться, и было отчего. Он подал на замену, и его замена уже два дня проживала в гостинице в ожидании прихода судна. Но в этот раз замена Иванову нужна была не для отдыха, теперь ему предстояло разрушить свою семью.
Иванов поедет домой разводиться. Мероприятие не из приятных, но он уже принял решение – так надо. А вообще-то и вспомнить хорошего за семь лет было нечего. Его никогда по-настоящему не ждали дома: и когда он сидел на контрактах по четыре месяца, и когда работал по восемь, и когда вместо отпуска уходил в частную компанию – никогда. Надоели постоянные разборки и ссоры, капризы и хроническая, по её словам, нехватка денег. Хотя по сравнению с береговой его зарплата была даже очень и очень неплохая. Жалко было маленького сына, но он его же не бросает. Может, подрастет и поймет, хотя это вопрос. В свое время друзья отговаривали, но он их не послушал и все-таки женился, совершив самую большую ошибку в своей жизни. Она просто его не любила. Последний отъезд на судно и сопровождающие его сцены поставили все на свои места. А теперь решение принято и первым шагом к новой жизни была необходимая замена. Надо набраться сил и все преодолеть, готовиться начать все заново. Жалко потерянного времени, напрасных усилий, несбывшихся надежд и планов. На подходе к порту судов не было, рейд пустой. На Иванова нахлынули подробности, воспоминания.
На радаре отдельные отметки соединились в тонкие извилистые нити, затем превратились в отчетливые линии, набухли и разрослись, стали напоминать очертания берега, изображенного на карте. Иванов уточнил место – до ворот порта оставался час хода. Ему показалось, что судно, как опытная лошадь, почувствовавшая родной дом, побежало живее – зашли под прикрытие берега. Пора, решил Иванов и спокойным уверенным голосом начал вызывать лоцманскую станцию.
У старпома Иванова еще наступят светлые дни, и произойдет это гораздо раньше, чем он даже надеялся. А затем появятся и перспективы. Но до этого ему еще предстояло дожить и побороться. Впрочем, это уже другая история.
Знаток живописи
Новый член команды моторист Петр, еще относительно молодой, но уже малоинициативный мужчина, с первого дня появления на судне не проявлял никаких попыток подружиться с кем-либо, ходил букой постоянно один. Чуть позже причина такого поведения приобрела конкретные очертания. Дело в том, что Петруша считал себя знатоком живописи. Он с большим удовольствием и интересом включался во все разговоры, затрагивающие творческую составляющую любого действа. Если говорили о художниках, то Петр не мог не вставить: «Ах да, Айвазовский – молодец, как он писал картины, какие краски, какие тона, такое мастерство кисти» или «Да, Леонардо да Винчи, молодец, это ж надо – в то время, а как уже писал, правда, на одних Мадоннах помешался». «Да, Мане, молодец, своеобразная техника и какая! Правда, в конце исписался окончательно». В следующий раз его речь звучала несколько иначе: «Да, Леонардо да Винчи – молодец и какая техника, хотя, что говорить, в конце весь исписался» или «Да, Айвазовский, молодец, техника отличная, какие тона, но у него одни моря на уме, как будто не о чем было больше писать». Команда уж очень быстро начала к этим высказываниям относиться иронично, подозревая неладное.
Как-то Петр зашел в каюту к старшему механику – среднего возраста, всегда выдержанному и аккуратному Сергею Михайловичу. На переборке кабинета висела в хорошей деревянной рамке репродукция с изображением утомленного человека со странным взглядом и с забинтованной не то шеей, не то ухом. «А это кто такой?» – поинтересовался моторист. «Это Ван Гог», – спокойно ответил Сергей Михайлович. Петр уставился в портрет и долго рассматривал изображение: «Это ж надо как оброс проказник, да так, что я его и не узнал», – был ответ знатока искусства. На очередном разборе проведенных судовых учений стармех хватился опаздывающего моториста, а так как старшему помощнику капитана необходимо было уже начинать «разбор полетов», поинтересовался у присутствующих: «А где моторист?»
– «Какой моторист? – загалдели уже собравшиеся. – «Да какощ да этот «Ван Гог», – машинально вырвалось у стармеха. В ответ услышал громкий смех всей команды, так как всем стало понятно, о ком он спрашивает.
Вскоре моторист Петр подал на замену, он очень обиделся на весь экипаж, и особенно на старшего механика, и, наверное, на самого себя – не надо было рисоваться и изображать из себя знатока живописи.
Успели
Ледокол третьи сутки упорно вел караван в порт. Но до порта было еще далеко. Все члены экипажей судов каравана гадали: успеем или не успеем. Больше всех беспокоился экипаж ледокола. Дело в том, что до нового года оставались считанные часы и в случае выполнения задуманного экипаж ледокола получал реальную возможность встретить Новый год в кругу семьи, так как вел суда в свой порт приписки. Поэтому ледокол постоянно подгонял суда, устраивал серьезные нагоняи капитанам застрявших во льдах судов, быстро обкалывал и вновь возвращался в голову каравана. «Вперед, ребята, вперед! Не отставать, сохранять ордер, дистанцию держать два кабельтова».
Больше всех на теплоходе «Капитан Куров», шедшем последним в ордере, переживал старший помощник: он накануне получил сообщение, что жена уже приехала, поселилась в ближайшей гостинице и ждет постановки судна в порт. Жена старпома работала учителем в средней школе и у неё, как и у школьников, начались зимние каникулы. Поэтому руководство школы её отпустило к мужу без скандалов и ультиматумов. После обеда ситуация начала вырисовываться, вроде бы успевали. Накопившееся утомление сменилось верой в успех. Капитан, и так почти не отдыхавший в течение всей ледовой проводки, последние часы не сходил с мостика. В 16 часов караван вошел в зону контроля движения порта, на запрос о времени подхода ледокол дал подход к приемному бую на 21 час. Эта весть с быстротой молнии распространилась по всему каравану, она передавалась друг другу как самая главная новость и великая радость – значит успеваем.
Капитан вызвал повара на мостик, поинтересовался, как обстоят дела на камбузе, нужна ли помощь. На что молодой, крепкого телосложения повар Эдик сообщил, что все почти готово, добровольных помощников много и вопрос только в том, когда судно поставят к причалу. Обычно капитан запрещал всеобщие праздники в салоне команды. Но Новый год был исключением. В этом случае был приемлем только один подход – организовать и возглавить, в противном случае народ разбредется по каютам и все равно будут праздновать, поэтому уж лучше под контролем и в салоне, чем втихаря и с проблемами. В других ситуациях он разрешал посиделки в каютах виновников торжества, но на то надо было иметь особые причины. Кроме всего прочего повар с гордостью сообщил и о том, что елка, закупленная у шипчандлера в последнем иностранном порту, уже установлена и в данный момент наряжается. От этого сообщения настроение капитана улучшилось, как-то сразу почувствовалось реальное приближение новогоднего праздника.
С наступлением темноты на горизонте появились мерцающие огни близкого родного берега, еще немного – и мы в порту. Ледокол подвел к воротам порта первое судно к 21.20, передав его мощным портовым буксирам. Теплоход «Капитан Куров» подошел к воротам уже в 22.00, до нового года время оставалось совсем мало. Ледокол поблагодарил суда за хорошую совместную работу и полным ходом пошел к своему отстойному причалу, работа этого года для него закончилась. «Капитана Курова» поставили последним из всех судов каравана, местом его швартовки оказался угловой причал напротив главной проходной порта. «Старпому недалеко будет бежать», – сразу сообразил капитан.
На комиссию по открытию границы «Куров» также стоял последним из всего каравана, но комиссия неожиданно прибыла на борт раньше, чем её ожидали. У всех было хорошее настроение, отработали четко и быстро, а самое главное и весело, к тому же комиссия сообщила, что погрузка начнется только утром в 8 часов. По законам гостеприимства и учитывая, что все же Новый год, капитан не мог не пригласить членов комиссии к себе в каюту, предварительно дав команду буфетчице Надежде, женщине средних лет, но очень исполнительной и ответственной, накрыть дежурный стол. Члены комиссии откликнулись положительно на приглашение, зная, что в эту смену и даже в этом году все работы завершены. Капитан повел всех к себе в каюту, по дороге успев дать команду старпому срочно отправляться на проходную встречать жену. Только гости успели сесть и завести разговоры о последних новостях, как вдруг на пороге каюты появился дежурный таможенник, который с раздражением в голосе громко спросил: «Ну что, долго еще со