Комиссия, как специально, ковырялась подолгу в каждой бумажке, ветеринарный врач неожиданно надумал опечатать запасы камбузных кур, затем таможенник решил проверить артелку, очень долго замеряли топливо. И наконец комиссия закончила работу, капитан проводил проверяющих до трапа и сразу же начал звонить домой.
Дозвонившись с третьего раза и успокоившись, спросил, почему жена передумала приезжать. Что-то случилось? Заболела или просто не смогла?
– Ты мне что прислал? Я ничего не поняла, какая-то странная телеграмма, – в свою очередь задала вопрос супруга.
– Какая странная телеграмма? Обычная. Сообщил время прихода и указал название агента и больше ничего, ничего странного. Я же всегда указываю название агентской фирмы.
– Дату прихода ты сообщил, согласна. А дальше ничего не поняла. Что агент наврал? Не поняла, чего он наврал и поэтому не поехала.
– Не пойму «чего агент наврал», не было об этом ни слова.
Важен результат, а его как раз и не было, встреча не состоялась.
Далее обсуждать, чего агент наврал, не стали, жена поделилась последними семейными новостями, договорились, что в следующий приход, если все сложится удачно, обязательно приедет к мужу на судно. После разговора капитан решил все же проверить содержание своей радиограммы. Вспомнил, что клочок бумаги, на котором записал текст послания, положил в карман рабочих брюк. Достал сложенный листок бумаги, развернул его и прочитал: «Подход 24 апреля утро. Агент Нарвал. Люблю и жду. Павел» и ему стало все ясно. На почте, принимая сообщение, перепутали или просто не знали, что нарвал – это морское животное, близкий родственник белухи, из семейства китообразных, и решили исправить «ошибку» в тексте. Было очень жаль, что из-за такого пустяка сорвалась встреча.
Разобрались
На судно прибыл новый второй помощник капитана Егор Дмитриевич. Представившись капитану, он отправился принимать дела. Первое, что бросилось в глаза капитану, было явное несоответствие внешнего вида и манеры вести разговор прибывшего с его реальным возрастом. На все слова капитана, касающиеся специфики работы судна, Егор Дмитриевич реагировал с видом уставшего, обремененного большим и тяжелым житейским и профессиональным опытом работника. На большинство вопросов капитан получал однозначные равнодушные ответы, типа «плавали – знаем». Весь вид помощника говорил о том, что он бывалый моряк, а все эти инструктажи нужны ему, как простая формальность. Надо – значит надо, что уж тут делать, так и быть, выслушаю их еще раз.
Такой подход к общению не способствовал формированию нормальных деловых отношений среди штурманского состава теплохода. Этими мыслями капитан поделился со старшим помощником, в ответ тот сказал, что у него сложилось такое же впечатление. «Надо к нему приглядеться, а то этот «опытный специалист» выкинет какой-нибудь сюрприз, потом проблем не наберешься», – высказал свое мнение капитан.
Погрузка производилась медленно, сопровождаясь большим количеством замечаний по качеству подготовленных партий груза. Согласование оговорок требовало больших усилий администрации судна, официальных писем и дополнительного контроля выполнения достигнутых договоренностей. За время стоянки в порту опасения капитана в отношении второго помощника подтвердились: Егор считал себя очень опытным специалистом, хотя реально это пока ничем не подтверждалось.
На пятые сутки стоянки грузовые работы были завершены, судно в ночь вышло в очередной рейс. Утром перед завтраком капитан поднялся на мостик, судно было уже далеко от родных берегов, погода была хорошая, светило яркое солнце, легкий ветерок создавал рябь на спокойной воде. Старпом готовил информацию для отправки утренней диспетчерской в судоходную компанию. Обсудив с ним время подхода к порту назначения, капитан собирался спустится с мостика. Перед уходом он машинально окинул взглядом мостик – что-то было не так, как всегда. И правда, у левой двери выхода с рубки на крыло мостика отсутствовал коврик.
– Старпом, а где коврик у двери? – поинтересовался капитан.
Старший помощник, немного помявшись, сказал:
– Тут ночью получилась маленькая заминка.
– Какая заминка, кому коврик понадобился?
Старпом улыбаясь пояснил:
– Да, этот новый «опытный судоводитель» успел его испортить.
– Как испортить? Погода с самого выхода чудесная.
– Юрий Михайлович, это для вас погода чудесная, а для второго, как неожиданно оказалось, – плохая. Такая плохая, что укачался. Я с ним переговорил, сегодня после дневной вахты он обещал отмыть и положить коврик на место. Не беспокойтесь, я проконтролирую.
На дневной вахте второй помощник был мрачнее тучи, ходил понурый и озабоченный. При разговоре прятал глаза, старался не смотреть на капитана. Сменилось и поведение нового помощника в целом, от него «знаем – плавали» капитан больше не слышал.
«Вот и все стало на свои места, разобрались, и даже быстрее, чем рассчитывали», – отметил про себя капитана. К вечеру чисто вымытый коврик появился на своем штатном месте.
Операция
Судно следовало Северным морем, до пролива Скагеррак оставалось сутки ходу. Капитан поднялся на мостик. Погода была на удивление хорошая, прогнозы давали надежду пройти Северное море по спокойной воде. «Ну наконец-то хорошая погода, а то вся зима – одни шторма. Последний рейс прошел успешно, груз сдали без замечаний», – внутренне радовался капитан и вел спокойную беседу со старпомом на отвлеченные темы. Неожиданно на мостике появился боцман Сергеев, он был очень взволнован.
– Разрешите? – спросил боцман и, получив согласие капитана, подошел к старпому и начал что-то быстро рассказывать, все больше проявляя беспокойство. Капитан сразу понял – что-то случилось. Первая мысль, которая пришла в голову, была о том, что, наверное, повар (а поваром на судне работала жена боцмана Валя) сунула неудачно палец в мясорубку и повредила руку или что-нибудь в этом же роде.
– Михаил Павлович, я спущусь, посмотрю?
– А что случилось? – все же поинтересовался капитан.
– Гляну, поднимусь и доложу реальную картину. Что-то с матросом Карелиным. Я мигом.
Старпом с боцманом быстро покинули мостик. Капитан остался в рубке с вахтенным матросом. Все спокойное умиротворенное настроение в один миг улетучилось – что могло случиться с матросом? Через десять минут помощник поднялся на мостик. «Докладываю: Карелин вывихнул локтевой сустав, да так, что потерял сознание. Мы отнесли его в каюту. Я привел его в чувство, рассказывает какие-то небылицы. Даже не понятно, как он руку повредил». В этот раз уже капитан сам пошел поговорить с матросом. Дело принимало серьезный оборот, матрос не мог или не хотел, как показалось капитану, рассказывать, что же все же случилось и как он повредил руку.
– Ну это сейчас не главное. До ближайшего порта 12 часов хода. Надо принимать решение. Вывих – это хуже перелома, кровеносные сосуды пережимаются, до гангрены недалеко. Надо вправлять, – подвел итог случившемуся капитан.
Отправили на медицинский совет запрос, что необходимо сделать в сложившейся ситуации. Датчане прислали длинное сообщение с рекомендациями по медицинскому уходу за травмированным. Дали прямой телефон госпиталя в Копенгагене. Вслед за датчанами пришло сообщение от голландцев, которые дали свои советы по оказанию помощи и предлагали держать их в курсе событий.
– Да, надо вправлять, но я никогда этого реально не делал, – рассуждал капитан.
– Я тоже не вправлял, но надо. – Старпом опять отпросился с мостика, прошел в каюту Карелина и, как настоящий врач, помыл руки.
Через двадцать минут помощник поднялся на мостик: «Я вправил руку, но, похоже, не до конца. Сейчас немного отдохнет, продолжу». Еще через полчаса старпом опять был на мостике: «Все закончили, вправил полностью, рука сгибается. Похоже, нормально». Капитан вызвал на мостик второго штурмана и вместе со старпомом спустился в каюту матроса Карелина. Виновник «медицинских консультаций» развалился на диване, справа от него сидел моторист Сверидов, а слева – матрос Кирьянов, на столе стояла бутылка водки. Увидев вошедших, матрос Карелин попытался встать. Сразу стало ясно, что он пьян.
– Михаил Павлович, смотрите какой у нас старпом молодец, рука у меня встала на место, сгибается и разгибается, – радостно встретил вошедших матрос Карелин.
– Я не понял, что за бутылка у вас на столе, что происходит? – начал раздражаться капитан.
– Михаил Павлович, я не доверяю всем этим иностранным средствам, самое лучшее – это наше отечественное. Стакан водки для анестезии, двое держат, я вправляю. Что и было сделано, – вступил в разговор старший помощник.
– Карелин! Все же как рука? – продолжал допытываться капитан.
– Михаил Павлович, я же сказал, что старпом у нас молодец, почти и не болит. Разрешите мне продолжить работу на судне, не меняйте меня. Я только первый рейс делаю, жена без денег дома сидит. Позвольте поработать.
– Ну ладно, посмотрим, что будет дальше. Отдыхайте, горе работники, – капитан собрался выходить из каюты.
– Михаил Павлович, а можно мы по случаю выздоровления остатки допьем? – спросил повеселевший матрос.
– Что с вами делать, оболтусы? Старпом, забери у них остатки, а то еще и ноги переломают. Отдыхать, руки больше не ломать, – капитан и старпом поднялись на мостик, отправили второго штурмана вниз.
– Дай бог, на этом и закончится без последствий. Надо все же выяснить причины случившегося. Матрос явно не все рассказывает, мне это не нравится, – продолжал капитан. А вначале необходимо матроса показать врачу, что там у него? Если все будет хорошо, на рейде Копенгагена будем получать топливо, вот там и обследуем его. Самое главное, старпом, привезите официальное заключение по состоянию здоровья матроса.
Утром следующего дня в каюту капитана постучали. На пороге стоял расстроенный матрос Карелин.
– Михаил Павлович, рука распухла, болит.