Учителя и товарищи дружно уверяли Стефано, что и тем и другим бог его не обидел. Почему же сейчас, в этот вечер, он не испытывает ни малейшего вдохновения и ничто остроумное, яркое, как на зло, не идет ему па ум. Стефано было совсем отчаялся.
И тут часы в доме пробили двенадцать, эхом отозвались удары церковного колокола.
Стефано поднял глаза и вдруг в чернильной тьме окна увидел голову совы, огромную голову этой ночной птицы.
Стефано вскочил.
— О господи! — пробормотал он, судорожно протирая глаза. — Видно, у меня уже галлюцинации от усталости.
И тут его осенило. Он радостно прищелкнул пальцами. Какая разница, настоящая ли это сова или же птица ему только померещилась — важно, что теперь он знает, какую сделать маску.
С удвоенной энергией он снова принялся за работу. Сделал основу из папье-маше, придав ей форму совиной головы, и тщательно проклеил. Потом стал рыться в комоде в поисках каких-нибудь перьев, но только настоящих. Однако ничего подходящего так и не нашел.
Тут к нему вернулась вся его прежняя изобретательность. Он пробрался в кабинет отца и вскоре вернулся оттуда с чучелом фазана. Этот охотничий трофей составлял гордость отца. Стефано виновато посмотрел на чучело, словно перед ним была живая птица. Ласково погладил фазана по шее, а затем выдрал у него все перья до единого.
Перья были длинные, мягкие и па редкость красивые. Стефано не составило большого труда приклеить их к основе из папье-маше. Под его умелыми пальцами рождалась удивительная полуреальная — полуфантастическая птица. Особенно удачным получился клюв. Стефано удалось придать ему все цвета и оттенки клюва живого фазана. Оставалось лишь сделать светящиеся глаза. Стефано и тут не растерялся.
Он отыскал два маленьких круглых зеркальца. Они отражали свет и должны были произвести на зрителей особо сильное впечатление. В клюве Стефано проделал две дырочки, чтобы, надев маску на голову, можно было видеть все происходящее вокруг.
Стефано вытер рукавом пот со лба. Кажется, маска удалась на славу. Он смотрел на нее, предвкушая свой завтрашний триумф на Главной площади, где обычно происходил карнавал.
Темные, извилистые улочки Пьеве Лунга показались Дзиону страшнее и загадочнее любого лабиринта.
Но он уже успел многое увидеть и составил себе довольна четкое представление об этой планете. Осторожно, бесшумными прыжками Дзион добрался до окраины спящего городка и по крутому склону помчался к магнитной шлюпке, которую спрятал в зарослях акаций. Он быстро влез в нее и включил двигатель. Шлюпка по эллипсоидальной кривой взмыла вверх. Однако в полной темноте Дзион не заметил проводов высокого напряжения, и шлюпка, пролетая мимо высоченной стальной мачты, задела изоляторы.
На мгновение вспыхнули огоньки на пульте управления. Дзион ощутил невероятный жар в теле и чудовищной силы удар.
Все произошло бесшумно и молниеносно. Шлюпка вместе с Дзионом дезинтегрировалась и распалась на миллиарды невидимых частиц. В этот момент Рулк на борту космического корабля сбросил шлем с наушниками.
— Командир! — крикнул он в ужасе, — Поток магнитных волн прервался!
Они не могли оставить Дзиона на произвол судьбы, но и приземляться им строжайше запрещалось.
— Планета уже почти завершила полный период вращения. Дзион давно должен бы вернуться на борт корабля, — задумчиво сказал Командир.
— Но мы не можем возвратиться без него, — отозвался Рулк.
— Не говори чепухи, Рулк. Улетим, и не медля.
— Без Дзиона?! Может, у него неполадки с двигателем и к тому же одновременно мог выйти из строя передатчик. Вот он и не сумел с нами связаться. Разрешите мне отправиться на поиски?!
— Не говори чепухи, Рулк, — повторил Командир. — К несчастью, мы не сможем спасти Дзиона.
Планета оказалась обитаемой, а Дзион по легкомыслию не взял даже пояса-невидимки. Его наверняка поймали жители этой планеты.
— Я отправлюсь на поиски Дзиона, — не сдавался Рулк.
— Да ты рехнулся!
Но Рулк упрямо стоял на своем. Командир задумался, потом устало махнул рукой.
Рулк бросился вниз по лесенке в отсек, где находилась спасательная шлюпка.
В центре площади был воздвигнут трехметровый помост. За длинным столом восседало двенадцать членов жюри. Одна за другой на помост выходили маски.
Постояв несколько секунд перед жюри, они спускались по лесенке и смешивались с толпой, запрудившей площадь.
С балконов и окон свисали яркие флаги. Треск кастаньет сливался с мелодичными звуками гитар и мандолин. Но стоило взойти на помост очередной маске, как все звуки заглушали громкие крики одобрения или недовольный гул сотен голосов.
Стефано завоевал первую премию. Жюри единогласно признало его победителем. И в самом деле, его маска была верхом выдумки и мастерства. Толпа бурно аплодировала.
Тогда Стефано снял свою маску с перьями и положил ее на стол, чтобы все могли любоваться ею до самого конца карнавала.
Остальные маски пустились на площади в пляс.
Огромные головы из папье-маше причудливо колыхались и дергались в такт музыке. Этот удивительный танец масок длился всю ночь.
Тем временем Командиром, оставшимся в полном одиночестве, овладело отчаяние, лишь изредка сменявшееся робкой надеждой. Прошло уже немало времени, а Рулк все еще не давал о себе знать.
Но вот на экране радара замигала светящаяся точка — спасательная шлюпка возвращалась на орбиту космического корабля. Наконец в дверце герметического отсека показался Рулк.
— Ну, где же Дзион?! — прохрипел Командир.
Рулк устало прислонился к стене.
— Его уже нет в живых, — прерывающимся голосом ответил он. — Эти безжалостные убийцы выкололи ему глаза.
— В своем ли ты уме, Рулк? Быть того не может!
— Увы, это правда, Командир. Я сам видел отрубленную голову Дзиона. Вместо глаз ему вставили два круглых сверкающих камня. Бедный Дзион! — Рулк всхлипнул. — Его отрубленная голова лежала на грубом примитивном алтаре, а вокруг невообразимо чудовищные существа исступленно дергались в каком-то неизвестном мне ритуальном танце!
Повальное безумие
Пелвис Дресли судорожно корчился посреди деревянной сцены. Голос у него был хриплый, надтреснутый — он переходил то в истерический крик, то в протяжные гортанные вопли. Зрители сидели затаив дыхание и как завороженные глядели на толстяка, извивавшегося на полу в бешеном ритме рок-н-ролла. Юные девицы рыдали. Их длинные волосы, собранные на макушке в «конский хвост», трепыхались, словно флаги на ветру. Внезапно музыка смолкла. Звуки песни, задрожав в воздухе в последний раз, замерли. Пелвис отчаянно застонал и умолк. Зрители бешено зааплодировали. В зале волнами взметывались руки, тяжело колыхалось море голов. Казалось, еще мгновение — и ложи, не в силах удержать восторженно ревущих зрителей, рухнут в партер.
Пелвис поднялся, сжимая в правой руке микрофон. Девицы из первых рядов стали бросать на сцену цветы и веера, мускулистые подростки в ярких цветастых свитерах с воплем бросились к лесенке, и полицейским лишь с большим трудом удалось их оттеснить.
Певец, улизнув от своих буйствующих поклонников, поспешно переоделся в артистической уборной. Он попытался уйти через служебный ход, но толпа разгадала его намерение. На тротуаре его уже ждали, и даже двойная цепь полицейских не могла служить ему надежной защитой.
— Великий, несравненный Пелвис! — кричали девицы.
Пелвис бросился к своей огромной желтой машине. Его тут же окружили журналисты и фоторепортеры.
— Синьор Дресли! Синьор Дресли!
Ярко вспыхнули блицы.
— Расскажите о вашем последнем турне по Австралии!
— Правда, что телевидение предложило вам двести тысяч долларов за десятиминутное выступление? Говорят, вы отказались?
Тут подоспел еще один наряд полицейских и стал разгонять журналистов.
Толпа навалилась, и цепь была разорвана. Тридцать девиц набросились на певца. Десятки рук схватили его за пиджак и рубашку. Миг — и все пуговицы пиджака были оторваны, столь же быстро исчезли носовой платок и авторучка. Кто-то сорвал с него галстук и выдрал с мясом запонки.
— Пелвис, автограф! — умоляли и грозили поклонницы.
К нему тянулся лес рук, и в каждой была губная помада с уже отвинченным колпачком. Девицы окружили его, стиснули, и Пелвис минут десять выводил на блузках помадой свои инициалы — П. Д. — большими красными буквами. Неистовство самых преданных поклонниц было вознаграждено.
Соблазн оказался слишком велик: удачливые поклонницы поднатужились, еще раз прорвали цепь — и Пелвис оказался в новом кольце. Теперь уже сотни блузок требовали автографа. Полицейские пустили в ход резиновые дубинки, но поклонниц не могла остановить никакая боль. Двенадцать полицейских были сбиты с ног, и их безжалостно растоптали. Остальные блюстители порядка были оттеснены к стене и обезоружены.
И тут случилось непредвиденное: когда людское море уже грозило вот-вот поглотить знаменитость, раздался сухой треск, будто лопнул воздушный шарик, и под растерянными взглядами своих поклонниц король рок-н-ролла исчез.
Не успел синьор Каньотти закончить свою речь, как все триста сорок депутатов парламента разбились на три враждебные фракции, каждая из которых укрылась за письменными столами. Депутат Каньотти отпустил грубое ругательство в адрес левой оппозиции, и в воздух взвились чернильницы.
Заревела сирена, дежурные полицейские бросились очищать балконы: достопочтенным депутатам не полагалось драться на глазах у публики. В зале парламента бушевала битва. Полицейские, служащие и сторожа попрятались за дверьми и под столами, готовые вступить в действие, едва у сражающихся иссякнут боеприпасы.
Депутаты центра, естественно, подвергались огню как правых, так и левых, и самые обильные порции чернил достались именно им.