одумал о ломбарде Чарли.-'
Он не ответил, потянул себя за ухо и собрался уходить, но остановился и забрал свой портфель. Думаю, он опасался, что я могу залезть в его конверты.
Я последовал за ним в спальню, но он категорически заявил, что будет лучше, если я подожду снаружи, пока он не закончит. Я пожал плечами и вернулся к своему креслу. Его замечание о Чарли Гримме вызвало мое любопытство. Возможно, Крунчи-Вунчи именно тот. кто нам нужен'
Он появился из спальни приблизительно через пятнадцать минут со стаканом воды.
— Глотните, сержант.
Пить я действительно хотел, но, что, задался я вопросом, вызвало этот внезапный жест вежливости? Возможно, подумал я, он сожалел, что запретил мне входить в спальню.
Пока я пил воду, я заметил, что руки мальчишки покрыты белым порошком. На мой вопрос, что это, он лишь загадочно покачал головой:
— Скажу позже.
И это было все, что я смог от него добиться
В спальне он торчал уже полчаса, когда я вдруг услышал шум воды в ванной. На этот раз он появился и пиджаке и галстуке и тащил за собой свой портфель. На его руках порошка уже не было. Он положил портфель и двинулся в мою сторону. На его лице играла странная улыбка.
— У вас есть оружие, сержант? — поинттересовался он.
Я распахнул плащ, чтобы показать ему мою наплечную кобуру. Ему захотелось взглянуть на мой револьвер. Я вынул его, удостоверился, что он стоит на предохранителе и вручил мальчишке. Он повертел его тонкими пальцами.
— Предохранитель есть?
Я показал ему, как он работает.
Внезапно он выхватил оружие из моей ладони. Когда я поднял глаза, он стоял от меня на расстоянии приблизительно шести фунгов, глаза его сузились. Револьвер был накравлен прямо в мое солнечное сплетение!
— Не двигайтесь, сержант, — сказал он твердо, — Я раскусил вас!
Я приподнялся, думая, что это розыгрыш. но услышал, как щелкнул предохранитель. Парень, должно быть, сошел с ума! И я решил не рисковать.
— Осенила грандиозная идея, Максвелл? — спросил я
— Узнаете.
Он, крадучись, подошел к телефону — дуло револьвера было направлено в мою сторону — и снял телефонную трубку.
— Полицейское управление, — произнес он.
Я попытался встать снова, но он ткнул в меня револьвером, и я быстро опустился в кресло. Я чувствовал, как капельки пота выступают на моем лбу.
Шеф Малруни скоро оказался на линии.
— Это — сержант Стэкпоул, — сказал он, подражая моему голосу. — У меня убийца мисс Смит... Мы находимся в квартире... Хорошо.
Он бросил трубку, а я вытаращил на него глаза.
— Я должен был так поступить, — пояснил он извиняющимся тоном. — Шеф ни за что не приехал бы, если бы узнал мой голос.
Я даже не буду пытаться описать лица Малруни и Ханнекера, когда они вошли в комнату. После первого потрясения шеф разразился таким гоготом, что оконные стекла, казалось, не выдержат. Ханнекер стоял в сторонке и ухмылялся.
Отсмеявшись, шеф тщательно прикрыл дверь и запер ее. Он забрал мое оружие у юного Оглсби и передал лейтенанту.
— Охраняйте заключенного, — сказал он Ханнекеру, — пока мы выслушиваем историю детектива Оглсби.
Я сидел и скрипел зубами. Максвелл встал, поправил очки и откашлялся.
У него были, сказал он, три улики, которые доказывали, что я и есть убийца. Он открыл свой портфель и вынул три конверта из оберточной бумаги. Из первого конверта он извлек коричневую пуговицу.
— Посмотрите, шеф, — сказал мальчишка, — нижняя пуговица на плаще сержанта Стэкпоула отсутствует. А эта точно такая же, как оставшиеся. Я нашел ее под кроватью, на которой мисс Смит была убита.
Я полез в левый карман брюк.
— Боже правый! — воскликнул я. — У меня дырка в кармане!
Я пытался объяснить, как я потерял пуговицу.
Шеф откинулся назад и расхохотался.
— Да уж, выглядит весьма правдоподобно, — сказал он.
Ханнекер покачал головой.
— Присяжные ему ни за что не поверят, — добавил он торжествующе.
Я начал было возражать, но мальчишка прервал меня.
— А вот это, — сказал он, — я нашел в мусорной корзине мисс Смит.
Он открыл следующий конверт и вынул оттуда скомканный лист бумаги. Им оказался конверт, на котором я накануне записал для лейтенанта Ханнекера адрес Чарли Гримма.
Из третьего конверта Максвелл извлек еще один лист, на котором я написал тот же самый адрес час назад. Он рассказал, как вынудил меня сделать это и передал оба листка шефу.
— Ну, что тут скажешь! — воскликнул Мал рун и. — Это, безусловно, написано Стэкпоулом!
А это имя печально известного скупщика краденого, — прокомментировал Ханнекер с непроницаемым лицом. — Держу пари, он предполагал сбыть украденные драгоценности.
Я выдавил смех, затем резко остановился и сказал:
— Не вижу в этом ничего смешного.
Юный Оглсби умчался в спальню и возвратился с сейфом и пустым стаканом. Он стряхнул с них тот замечательный белый порошок, чтобы продемонстрировать отпечатки пальцев.
Я слушал с открытым от удивления ртом, пока он объяснял, как провел меня, чтобы получить мои отпечатки на стакане.
— Оба набора отпечатков идентичны, — сказал он, подобно профессору, читающему лекцию. — Причем по сорока трем точкам. Этого достаточно, чтобы убедить любое жюри присяжных.
— Вот уж не думал, — сказал Малруни, вытирая глаза носовым платком, — что наступит день, когда придется арестовать собственного сослуживца. Задерживать своего человека по подозрению в убийстве — хуже не придумаешь.
Ханнекер, привстав, уже бренчал парой наручников. Но юный Оглсби встал перед ним и задержал его руку.
— Минутку, джентльмены, — сказал он. — Сержант Стэкпоул не убийца.
На этот раз мы все разинули рты.
— Это я так — ради забавы, — продолжил Максвелл, — хотел поквитаться с сержантом за то, что он называл меня Крунчи-Вунчи.
Шеф посмотрел на меня, затем — на лейтенанта, затем снова на мальчишку.
— Неожиданный поворот событий, — сказал он, хмурясь. — А как же все эти прекрасные доказательства?
— Они липовые, — сказал Максвелл, — на конверте штемпель поставлен спустя два дня после убийства. И если бы сержант потерял свою пуговицу в ночь преступления, он наверняка заметил бы это и уничтожил свой плащ.
От следующего его замечания у меня покраснели уши, а шеф и Ханнекер просто взвыли.
— Сержант Стэкпоул может быть и тупица, — сказал Максвелл. — но не настолько.
Малруни смотрел на него с уважением.
— Так у тебя есть предположение, кто настоящий убийца, мой мальчик?
Мальчишка кивнул:
— Судя по всему, Стив.
Некоторое время мы осмысливали его слова. Затем шеф спросил со всей мягкостью, на какую только был способен:
— И кто он, хотел бы я знать, этот Стив?
— Фамилии его я не знаю, — сказал Максвелл, — но он — крупный бизнесмен в нашем городе. Он был последним близким другом мисс Смит. Она шантажировала его письмами, написанными им еще в прошлом году, и...
Мы все трое подскочили.
— Откуда ты это взял? — спросил Ханнекер взволнованно.
— Из ее дневника, — ответил мальчик. Он достал из своего портфеля красную книгу в кожаном переплете.
— Я нашел ее на дне одного из ящиков платяного шкафа под ворохом розового нижнего белья и тому подобных вещиц.
Шеф выхватил книжку из рук Максвелла, и мы сгрудились вокруг, чтобы взглянуть на нее. Несомненно, это был дневник Розали, и это была потрясающая находка!
Теперь настала очередь Ханнекера выглядеть посрамленным. Я ухмылялся, прикрывая рот рукой, пока он получал от шефа хорошую взбучку за то, что шкаф не обыскали с надлежащим тщанием. Затем шеф повернулся к Максвеллу.
— Я, пожалуй, назначу тебя помощником полицейского, — сказал он гордо. — Может, ты заглянешь в наш офис как-нибудь и прочтешь лекцию моим людям.
Молодой Оглсби усмехнулся, показав щель между зубами, и сказал, что сделает это с удовольствием.
Найти Стива оказалось несложно. Под давлением доказательств он сознался во всем. Письма находились в сейфе. Мисс Смит вымогала у него больше, чем он мог заплатить, и он, отчаявшись, решил вернуть письма любой ценой. Когда он забрался в ее спальню, девушка проснулась, и он убил ее.
Частный детектив Оглсби очень скромно оценил свою роль в раскрытии этого преступления.
— Элементарно, — сказал он репортерам, — на самом деле нужно благодарить лейтенанта Ханнекера за его блестящую работу.
Что касается меня, я был настолько потрясен эпизодом с моим револьвером, что мне потребовалась целая неделя, чтобы приити в себя. И чтобы впредь избежать совместных расследований с Крунчи-Вунчи, я подумал, что стоит вести себя с Малруни осмотрительней.
Думаю, вы удивитесь, узнав, насколько лучше за последнее время шеф стал играть в шашки!
Суперструны и Тельма
Несколько лет тому назад, будучи аспирантом Чикагского университета, я работал над докторской диссертацией по физике о возможных способах проверки теории суперструн, когда в Талсе от сердечного приступа скоропостижно скончался мой брат. Мои родители покинули этот мир несколькими годами ранее. После похорон я покружил на своей машине по городу моего детства, удивляясь тем огромным изменениям, которые произошли за время моего отсутствия. Здание из красного кирпича, бывшее когда-то Центральной школой, теперь превратилось в огромный склад. Мои оценки по истории, латинскому и английскому языкам были невысокими, но зато я был силен в математике, и у меня был выдающийся учитель физики. Главным образом благодаря ему я и стал изучать физику, получив стипендию Чикагского университета.
Обедать я отправился в известный ресторан на углу Главной и Шестой улиц. Официантка посмотрела на меня с нескрываемым удивлением:
— Вы Майкл Браун?
— Так и есть, — сказал я. Она улыбнулась и протянула мне руку:
— Я Тельма О’Киф. Мы с вами слушали один и тот же курс алгебры.
Мы обменялись рукопожатием.
— Вряд ли вы меня вспомните, — сказала она. — Тогда я была толстой, застенчивой и не очень симпатичной девицей.