С неба упали первые капли. Редкие, но тяжелые и холодные, они звонко шлепались на землю. Вскоре все вокруг наполнилось шумом дождя.
— Этого еще не хватало, — девушка обвела взглядом пустынную улицу, ища укрытие.
— Если мы хотим спрятаться, надо добежать вон до того розового дома. Здесь одни сады, — проговорил юноша обеспокоенно.
Они помчались со всех ног. Проклятый дождь никак не входил в их планы.
— Наденьте плащ, а то вы совсем промокнете, — он накинул на нее плащ и завязал фалды спереди большим узлом. — Вы сможете бежать?
— Думаю, да.
Они взялись за руки и побежали дальше, преследуемые дождем и ветром, который несся за ними по пятам. С земли поднимался теплый одуряющий запах мокрой пыли. Дождь на мгновение утих: принесшая его туча прошла, но вслед за ней уже ползла другая, еще более низкая и тяжелая.
Когда они добежали до первого подъезда, хлынул настоящий ливень.
Они так устали, что не могли произнести ни слова. Их сердца бешено стучали. Девушка сняла плащ и отряхнулась, как птичка.
Она посмотрела на юношу и рассмеялась.
— Бедное платье… — она быстро взглянула на плиссированную юбку, насквозь мокрую, с грязным подолом. — Будь немного потеплее, я осталась бы под дождем. Иногда летом в дождь я надеваю легкое платье и иду гулять по пляжу. Ты не представляешь, как это чудесно…
Подул такой сильный ветер, что струи дождя накренились к противоположному краю улицы. Перед домом, где они прятались, виднелась полоска совершенно сухого асфальта длиной метра в два. На тротуаре напротив стоял фонарь, который девушка некоторое время разглядывала внимательно и задумчиво. У нее были сросшиеся брови; она щурилась и открывала глаза с таким видом, словно забыла о присутствии юноши.
— Делай, как я, и не будешь скучать, — сказала она ему, не поворачивая головы, — прикрой глаза и смотри на фонарь. Видишь, какие цвета? Зеленый, красный, синий…
Он зажмурил глаза, но вскоре приоткрыл их снова.
— Я ничего не вижу.
Но девушка играла в эту игру так старательно, что даже не ответила ему, словно не расслышав его замечания. Вскоре игра ей надоела, и она воскликнула:
— Значит, ты неправильно делаешь. Прикрой глаза, но не до конца. Оставь узенькую щелочку.
Юноша попробовал еще раз. Он старательно смыкал веки, но желтоватый тусклый свет ничуть не менялся.
— Я ничего не вижу.
— Значит, будешь долго жить, — она сказала это с оттенком презрения. — Тот, кто увидит семь цветов, через день умрет. Сегодня я вижу пять. Подожди, дай-ка посмотрю еще, вдруг они поменялись.
Он чувствовал себя немного подавленным, словно долгая жизнь, которую ему предстояло прожить, была доказательством его посредственности. Девушка задержала дыхание, целиком погрузившись в необычный эксперимент.
— Ничего не поделаешь. Пять, и все тут. Мне показалось, что синий переходит в фиолетовый. Представь, какой ужас…
Увлеченные игрой, они и не заметили, как ливень кончился. Над крышами медленно плыло рыхлое облако, обнажая кусок темного неба, на котором грустно мигала одинокая звездочка. Но повсюду еще слышался стук капель, и решетка на асфальте едва успевала заглатывать бурные потоки воды.
Юноша вздохнул, словно проснувшись от дурного сна.
— Я думал, дождь будет всю ночь. По-моему, надо поскорее выбираться отсюда.
— Неужели ты не хотел бы переночевать в подъезде? По-моему, это даже здорово.
Но ему давно уже не терпелось продолжить путь. У него замерзли ноги, ломило спину и даже слегка дрожали колени.
— Смотри, дождь перестал. Пора идти.
Девушка протянула руку ладонью вверх, посмотрела на небо, но не двинулась с места.
— А где твоя маска?
Он снял картонный нос, когда они убегали от дождя, и теперь по-прежнему держал его в руке.
— Если не наденешь, я никуда не пойду.
Он ничего не ответил и покорно надел маску. Она заметила, что лоб у него усыпан прыщами.
— Наверное, ты съел что-то вредное.
— Кто, я? А, ты про лоб. Врач сказал, что это возрастное. «С какой стати она меня разглядывает?» — подумал он.
Они вышли из подъезда, пересекли участок, залитый светом, и углубились в ночной мрак. Улица казалась заброшенной: возле мостовой возвышалась груда мусора, в которой рылись две собаки, привлеченные вонью отбросов. Впереди мигали огоньки Диагонали.
Они шли бок о бок, не произнося ни слова. Девушка шла не спеша, придерживая рукой юбку: она едва видела, куда ставит ногу.
Когда они достигли середины улицы, темная тень отделилась от стены и преградила им путь. Незнакомый голос попросил прикурить.
Человек был высокий, толстый. Другая тень, маленькая и куцая, выросла возле него, словно из-под земли.
— У меня нет зажигалки, — юноша хотел пройти мимо, но здоровенная, словно медвежья лапа, ручища легла ему на плечо.
— Стоп, голубки…
Юноша почувствовал, как болезненно сжалась диафрагма, в глазах потемнело, но он ответил не дрогнув:
— Сегодня карнавал, но для шуток все равно уже поздновато.
— Какое у тебя личико под маской? Ну-ка, посмотрим, что это за воробышек чирикает.
Юноша заслонил лицо рукой: человек посветил ему фонарем в глаза.
— Да у него совсем детская рожа! И эта козявка думает, что мне охота шутить? Как бы не так!
Вмешалась девушка. Голос у нее был звонкий и дрожащий.
— Хватит спорить, — она протянула толстому кошелек.
— Ишь ты! Что это у тебя за звезда? Может, она на тебя снизошла, как на Пресвятую Деву?
Не переставая разглагольствовать, толстый передал кошелек приятелю.
— Ну-ка, Габриэль, пересчитай деньги.
Низенький открыл кошелек и достал две ассигнации.
— Двадцать пять и двадцать пять… пятьдесят… — пробормотал он разочарованно.
— Ну, а ты, парень, скоро надумаешь?
Юноша едва сдерживал ярость.
— Я ничего не дам.
Толстый снова направил на него фонарь, затем ухватил двумя пальцами картонный нос, оттянул, насколько позволяла резинка, и отпустил. Раздался сухой щелчок, нос вернулся в исходное положение.
— Это для начала. А теперь…
Он ударил юношу по лицу с такой силой, что тот повалился на асфальт.
— Давай вставай на ноги. Покайся и больше так не делай. Эй, Габриэль, давай сюда девчонкину цепочку и медальон. Пойдет на первое причастие — ей крестный новые подарит.
Низенький подошел к девушке сзади и схватил цепочку.
— Посвети, а то не видно. Застежка очень маленькая, — толстый приблизился к низенькому и зажег фонарь. — Спасибочки, — сказал низенький и передал толстому цепочку и медальон.
Юноша с трудом поднялся с земли. Лицо его было перепачкано кровью, смешной нос съехал набок, щеку нестерпимо жгло.
— А звезда вам не нужна? — спросила девушка, силясь улыбнуться.
Они не ответили.
— Габриэль, обыщи сопляка.
Низенький подошел к юноше и принялся внимательно его осматривать. Толстый пробормотал, усмехнувшись: «Смотри не обрежься, у него ножницы».
— Ну, вот и славно… — он достал из кармана юноши маленький старый кошелек с потрепанными краями.
— Один дуро две песеты… Всего семь песет. Не густо.
Толстый посмотрел на юношу с любопытством:
— И из-за этого ты столько кривлялся? — Он застегнул пиджак, поднял воротник и зло плюнул.
— А теперь убирайся. — Он повернулся к девушке и коснулся кончиками пальцев козырька своей кепки: — Мы вас немножко проводим, вы не против, принцесса? С нами вам будет спокойнее. Не желаете ли снять маску? Нет? Ну, как хотите.
Они шли по обеим сторонам от девушки. Юноша плелся позади. В воздухе опять запахло дождем. У него болела щека, на глаза навернулись слезы.
— Может, оставите мне хотя бы несколько песет? — спросила девушка. — Чтобы доехать до дома на такси. У вас все отлично получается, но на этот раз вы, по-моему, перестарались… оставить девушку без гроша…
— Может, она права? — спросил низенький.
— Не будь романтиком, Габриэль. Думай лучше о бифштексе.
Они вышли на Диагональ.
— Ладно. Дальше нам не по пути. Если тебе понадобится более подходящая компания, возвращайся. С этим слюнтяем ничего путного не выйдет.
Она подождала, чтобы они ушли. Вскоре приятели скрылись за углом: поднятые воротники, кепки, надвинутые на глаза. Девушка подошла к юноше, понуро стоявшему чуть в стороне:
— Ну и дела!..
Он не ответил. Глаза его помутнели, мокрый костюм был заляпан грязью. Больше она с ним не заговаривала. Ветер улегся, стояла мягкая, бархатная ночь. Они молча брели между двумя рядами платанов. Пасейч де Грасиа переливался огнями. Силуэты деревьев смутно чернели вдоль тротуара. Темный и мягкий, как замша, асфальт, покрытый мусором и увядшими цветами, влажно блестел, отражая разноцветные уличные огни. С деревьев и балконов свисали пестрые ленты серпантина. С ветвей все еще падали редкие капли. Вот и все, что осталось от праздника. Изредка проезжали машины, в которых виднелись люди в карнавальных костюмах, сонные и усталые в этот поздний час.
— Почему ты такой печальный?
Затянувшееся молчание ее угнетало. Он ответил глухо, подавленно:
— Я не печальный. Все гораздо серьезнее. Понимаете, мне хотелось, чтобы эта ночь была именно такой!.. Не знаю, поймете вы или нет. На самом деле я никогда не буду путешествовать. И не умею писать стихи. И нигде я не учусь. Учился когда-то, а сейчас работаю. У меня младший братишка, вот и приходится вкалывать. Теперь вы все обо мне знаете. И еще вы видели, как глупо я себя вел, какого свалял дурака…
Внезапно она почувствовала огромную жалость. Как будто тайно дремавшая где-то в груди боль прорвалась наружу, подкатила к горлу и сжалась в жгучий комок. Она остановилась и пристально смотрела на юношу: ей казалось, что внимательный нежный взгляд ободрит и успокоит его. Она медленно сняла маску и положила на стоявшую рядом скамейку. У юноши перехватило дыхание: «Как она похожа на ангела», — подумал он.