Червяк шелкопряд в червоводне живет.
Усердный работник, он стоит забот.
Весь день он проводит в работе,
За это у нас он в почете.
Тутовника листья приносят сюда —
Все время нужна шелкопряду еда.
Чтоб крепче он был и крупнее,
Кормить его нужно сытнее.
Когда он продвинуться хочет вперед,
Слегка он сожмется, потом поползет.
То станет коротким, то длинным,
Работая телом пружинным.
Устроив работнику мирный приют,
От зноя и ветра его берегут.
Себя волокном обволок он.
Качаясь, он вьет себе кокон.
Мотает он тонкую, длинную нить,
А мы этот кокон должны распустить.
На фабрику, в цех, попадет он
И будет искусно размотан.
Из прочных шелков смастерят парашют
И шелковой ниточкой рану зашьют.
И в платье из яркого шелка
На праздник пойдет комсомолка.
Работяга-шелкопряд не зря ест сочные листья тутовника. Ест он много. Ну и на здоровье! Ему придется хорошо потрудиться. Из тончайших, похожих на паутину нитей он будет наматывать вокруг себя кокон.
Легкие, блестящие коконы… Слишком вы легкие!
Вас нужно очень много, килограммы. А теперь и тонны.
Чтобы набрать один килограмм коконов, нужно дать работягам около двадцати килограммов тутового листа.
Эти деревья с давних времен сажали вдоль арыков, по краям хлопковых полей. Позже стали растить шелковицу в специальных питомниках.
Нелегко собрать коконы. Еще труднее было их обработать. Делалось все руками.
Но, несмотря на примитивное хозяйство и кустарное производство, узбекские мастера шелка славились на весь мир. Качество и окраска этого шелка не имели конкурентов.
Кустарное производство не в силах было переработать все коконы, и большая их часть вывозилась за границу.
Сейчас Маргиланский шелковый комбинат — одно из крупнейших предприятий нашей страны. Это богатая и прославленная фирма «Атлас». Она объединяет весь цикл производства дорогих тканей.
В магазинах нашей страны и за рубежом можно увидеть крепдешин, креп-сатин, шелковое полотно, яркие, прочные сорта национального шелка хан-атласа, саккиз-тепки, новые шелка — «Победа», «Узбекистан», «Космос»…
Это все из Маргилана.
Традиция старых мастеров теперь оказалась в умелых руках больших коллективов.
Эти традиции множатся с каждым годом. И во всех уголках земли будет радовать людей яркая, необычная расцветка абровых, облакоподобных, тканей. Она должна радовать! В узорах ткани много красок, которые мастера взяли из окружающей жизни. Здесь и полоска весеннего рассвета, и цветущий миндаль, и сок граната, и золотистые прожилки винограда… Весь узбекский цветущий край!
В кишлаке
Вблизи станции имеется несколько маленьких кишлаков, но жители их побросали, вынужденные к этому многолетним неурожаем хлеба, уничтожаемого саранчой…
Хорошо и гостеприимно в Фергане! Но путешественников уже зовут новые места, ждут старого Кадыра друзья в других городах. Смертельно обидятся, если не навестишь. Надо ехать!
Теперь их путь лежал на Самарка́нд. Агроном вызвался довезти путешественников до узловой станции, оттуда на Самарканд в течение суток отходит несколько поездов.
Но сначала они проедут по долине. Кадыр-ата давно уже не бывал здесь. Как же не воспользоваться случаем?
Дороги в Фергане великолепные, асфальтированные. Можно мчаться с большой скоростью. Но агроном понимает, что гости хотят полюбоваться и садами, и новыми зданиями… Не очень спешит.
Весело поблескивают окна домов, словно приглашают: заходите, пожалуйста!
И агроном останавливает машину. Постучав в первую же калитку, открывает ее, заглядывает во двор: стука могут не услышать. Потом оборачивается к Кадыру-ата и приглашает:
— Пойдемте…
Агроном уверен, что их хорошо встретят. Он знает законы Ферганы.
Хозяева не дадут простой воды. Сейчас лето. Лучше всего утоляет жажду зеленый чай.
— Садитесь, садитесь… Отдохните…
Да. Если вы зашли в дом, то спешить нельзя — обидите хозяев. Действительно, разве вам плохо здесь? Хозяева, ни о чем не спрашивая, подают фрукты. Не хотите есть? Вслух не говорите. Можете же хотя бы попробовать, какие персики в этом саду? Можете? Вот и пробуйте…
В ожидании чая ведется неторопливая беседа о делах колхоза, об урожае. Но вот юркий мальчишка уже приносит чайник. Видно, старый этот чайник. Носик у него кто-то отколол. Но мастер починил, наложил железный ободок. Вот и чайник продолжает служить. Выбрасывать нельзя — много с ним связано воспоминаний.
Хозяин наливает половину пиалы и с поклоном подает Кадыру-ата, старшему гостю. Вторую пиалу получит агроном, следующую — Усман…
Давний ритуал, давнее уважение к воде — волшебному дару природы.
Хозяин не спеша рассказывает о беде, которую принесла недавно эта же самая вода. Сыр-Дарья опять выходила из берегов. Потом с гор хлынули потоки.
— Да, да… — вздыхает Кадыр-ата.
Когда ехали по автотрассе, они видели огромные валуны, страшные следы разбушевавшейся стихии.
— Но все же урожай спасли. Построили дамбу, сделали временные каналы, по ним отвели воду.
Кадыр-ата знает, что скрывается за этими словами: напряженная работа днем и ночью.
— Нелегко было, но справились: техника помогла, — продолжал хозяин. — Да, теперь не с пустыми руками выходим бороться со стихией. И автомашины, и экскаваторы, и бульдозеры…
Кадыр-ата соглашается. Раньше наводнения уничтожали целые кишлаки. Оставшиеся жители перебирались подальше от страшного места. Все: наводнение, эпидемии, саранча, — все считалось наказанием аллаха. Нужно бросать дом, уходить. И кишлаки умирали…
Кадыр-ата благодарит хозяев:
— Если будете в Ангрене, заходите… — И он называет адрес.
— Будете в Ферганской долине, тоже не проезжайте мимо.
Настоящими друзьями расстаются люди. А ведь познакомились всего лишь час назад.
Такова Фергана. Таковы ее законы!
И снова сады; с трудом поднимая тяжелые ветви, выглядывают деревья из-за низких дувалов — глиняных заборов, — снова летят навстречу от гостеприимных окон веселые зайчики.
Вечером агроном остановил свою машину около большой чайханы.
— Хорошее место!.. — сообщил он заговорщически. — Скучать не придется, пока будем чай пить.
Кадыр-ата его понял. Вскоре догадался и Усман. Вот в чем дело! Здесь встречаются аския́-базы́ — острословы.
Аския — состязание острословов. Усман машинально брал с подноса кусочек лепешки, машинально поднимал пиалу с чаем. Он впервые присутствовал при такой борьбе, когда удар наносили словом, острым, горячим, ярким.
В состязаниях острословов свои строгие правила, которые нельзя нарушать. И главное, нужно умело использовать слова, имеющие различный смысл, а звучащие одинаково. Победа зависит от неожиданной, многозначительной концовки фразы, от моментально подобранного слова. При этом нужно придерживаться темы — пайра́в, продолжать ее.
Слова должны ложиться, как ровные кирпичи при строительстве дома.
Один из «противников» кладет первый ряд. Быстро, ловко. Слова-кирпичики так и сверкают. Другой «противник» сидит и слушает. Но не только слушает — уже готовит ответ.
Вот раздается хохот. Это последние секунды: хохот сейчас утихнет, слушатели успокоятся, и он должен сразу же, продолжая тему, осмеять «противника».
Теперь первый внимательно слушает своего противника, пытаясь принять равнодушный вид. Но глаза горят, мысль работает лихорадочно. Он тоже готовит новую фразу — третий ряд…
На этот раз темой аския были мужество и трусость. В состязание вступили чайханщик и работник сельпо — краснощекий толстяк.
Чайханщик вкрадчиво обращался к толстяку:
— Рановато вернулись из командировки. Не интересно в Ташкенте? Вероятно, о себе дает знать даже один балл?
— Не спорю, уважаемый! Дает знать… И вспомнился ваш самовар…
Почувствовав подвох, чайханщик насторожился. Чем кончит свою речь медлительный гость?
— И вы тоже вспомнились. Спокойнее здесь. А бал какой у вас? Пальчики оближешь!
В узбекский язык единица измерения стихийного бедствия вошла недавно. А «бал» (бол) — мед — слово всем хорошо знакомо.
Чайханщик смущен. Выходит, не толстяк, а он трус. Это он у чашки с медом сидит да у самовара торчит, где так спокойно и тихо…
Пока гости смеются, нужно приготовить ответ.
Кто же из них не сумеет продолжить аския? Когда погаснет фейерверк остроумия? Трудно сказать.
В состязание вступают новые и новые острословы. Тема старательно «разрабатывается» под дружные взрывы хохота.
Древний и молодой
Главное занятие жителей Самарканда — земледелие и садоводство. Масса фруктов и винограда сушится, часть отправляется в Россию, часть поступает на винные заводы…
Имеются хлопкоочистительные заводы, склады сахара, чая…
Церквей — семь, мечетей — сто пятьдесят…
Самарканд…
Его улицы полны туристов. Среди них шагают и наши путешественники.
«Склонившиеся минареты, кажется, вот-вот упадут, но никогда не падают, к счастью для их эмалевой облицовки, намного превосходящей… даже лучшие сорта наших эмалей. А ведь дело тут идет не о какой-нибудь вазе, которую ставят на камни или цоколь, а о минаретах внушительной высоты». Эти строки принадлежат Жюлю Верну, написавшему роман о Средней Азии «Клодиус Бомбарнак».
Минарет медресе Улугбе́ка, высотой тридцать два метра, еще во времена Жюля Верна называли падающим.