А вот наручники, плети. А вот фото. Располосованная спина и знакомый профиль. Это известный писатель Садредди́н Айни́ — классик таджикской литературы!
— Семьюдесятью пятью ударами плети «наградил» эмир писателя за первую его книгу, — сообщает экскурсовод.
Орудия пыток — свидетельство о династии Мангы́тов, самой мрачной в истории города, когда Бухара стала «Благословенной», то есть центром религиозного мракобесия.
Много и других памятников в городе. Вот, например, мазар Чашма́-Аю́б. Здание из четырех помещений относится к XII веку. Внутри мазара находится источник холодной воды. Конечно, вода самая обыкновенная. Но когда-то она считалась большой ценностью. Муллы выдавали ее за святую. Будто бы библейский святой Йов стукнул посохом о землю, и оттуда забила вода. Так Йов спас в засушливый год умирающих от жажды людей.
— Что ему стоило стукнуть еще несколько раз? Люди бы вдоволь пили чистую воду, — пошутил Усман.
Экскурсанты смеются.
В центре города — минарет Калян, высотой сорок шесть с половиной метров. С минарета не только призывали к молитве, но и наблюдали за врагом, и сбрасывали вниз на каменную площадку «преступников». В самой мечети, на которой возвышался минарет, могли одновременно разместиться на молитву около десяти тысяч человек…
Здесь был свой мир, своя жизнь.
— В Бухару, — рассказывал экскурсовод, — подводили железную дорогу. Но тысячные толпы темных людей и фанатиков с палками в руках вышли навстречу первому паровозу: «Не допустим шайтан-арбу на священную землю!..» Так и не пустили. Взгляните при случае на карту, и вы увидите, что железная дорога проходит мимо города. Потом экскурсовод рассказывал о новой Бухаре. К древней земле пришла новая слава… Конечно, вы догадываетесь, о чем я хочу сказать.
Догадался и Усман — о бухарском газе.
Побратимы
Обширная равнина, покрытая местами сыпучим песком и солончаками, лишенная текучих вод и совершенно пустынная, негодная не только для оседлой жизни, но и для кочевой.
Эту историю о побратимстве солдатских сыновей Усман вычитал в газете.
Фотография уже поблекла. Но ее бережно хранят. Она единственная, которую солдат прислал вместе с коротеньким письмом. Он сообщал, что их часть едет на фронт.
На фото были двое: отец и его друг с Урала — Морозов. Оба молодые, жизнерадостные.
А потом сообщили, что отец погиб. За коротким официальным извещением пришло письмо от Морозова. Он писал о том, как погиб его фронтовой друг.
Пригласить бы сейчас этого человека в гости. Но и он не вернулся с войны. Остались лишь на фотографии два друга, два солдата: один из Бухары, другой из уральского рабочего поселка. Оба молодые, веселые.
Долго смотрел на фото сын узбекского солдата, отправляясь в дальний путь.
— Береги себя! — просила мать, украдкой утирая слезы.
— Ну что вы, мама, так беспокоитесь? — улыбнулся рослый, плечистый джигит.
— Как же: ведь в пустыню едешь, — вздохнула мать. — Страшное место — пустыня!
— Ничего, мама. У нас будут сильные машины. С ними не страшно.
Джигиту предстояло пройти большой путь не только по пескам. Вместе с товарищами ему придется укладывать трубы и под водой, и над водой, и в болотах.
Но строителей действительно вооружили сильными машинами. И стальные трубы покорно ложились и в песчаный грунт, и в болотистый, и на дно рек.
…В недалеком прошлом путники со страхом задерживались у колодца, который находился в Кызыл-Кумах, рядом с караванной дорогой. Какое-то чудовище глухо вздыхало в черной глубине.
Люди молились, просили аллаха пропустить их дальше: страшно тут останавливаться на ночлег.
Но вот появился здесь русский геолог. Он первым разгадал, что за силы клокочут и вздыхают под землей: газ. Огромное количество его таится в древней земле. Геолог умер от укуса каракурта…
Разбросало над колодцем сухие ветви старое дерево. Под деревом такой же старый железный крест…
Весной на могиле геолога всегда появляются цветы. Их приносят хозяева пустыни — чабаны. Принесли цветы и строители газопровода Бухара — Урал…
— Это будет крупнейший в мире газопровод…
Инженер посмотрел на молодых рабочих, приехавших из разных уголков страны, и продолжал рассказывать о стройке.
Молодежь слушала его взволнованно. И понятно: своими руками они будут возводить это гигантское сооружение, имя которому — континентальный, трансазиатский газопровод.
— Сколько же газа в нашей земле, если инженеры задумали так далеко вести трубы? — поинтересовался парень из Бухары.
— Ученые говорят, несколько триллионов кубометров, — ответил инженер. — Так что и на Среднюю Азию хватит, и уральские заводы будут обеспечены.
На трассу каждый день приходила техника, шли строительные материалы, трубы большого диаметра.
Сначала такие трубы покупали за границей. Потом было налажено отечественное производство.
Вырос в Кызыл-Кумах промысел Газли. Каждый из его четырех газосборных пунктов может дать за день столько энергии, сколько самая крупная угольная шахта.
На пункте газом «распоряжаются» всего десять — двенадцать операторов, а в угольной шахте работали бы сотни людей.
Разница громадная! Из-за этого стоит прокладывать газопровод протяженностью почти в две тысячи километров.
Но это только первая очередь!
Много преград встретили строители на своем пути: реки, каналы, овраги, болота, дороги…
Свершались на стройке и настоящие чудеса.
Так через Аму-Дарью стальную нить протянули из огромных тяжелых труб на высоте семидесяти метров, при этом без единой опоры.
Работа на трассе Газли — Челябинск приближалась к концу. Уже показались русские березки.
И здесь в одном из поселков джигит случайно встретил в местной газете фамилию фронтового друга отца — Морозова. Он показал газету инженеру, рассказал о дружбе двух солдат.
— Знатный сварщик! Может, сын его? — сказал джигит. Ведь из этого поселка был тот солдат, друг моего отца.
— Вполне возможно, — согласился инженер. — Собственно, это не трудно выяснить.
Он посоветовал позвонить в редакцию. Там скажут адрес сварщика, и тогда можно будет к нему подъехать.
…И вот они стоят друг перед другом, два молодых человека, два солдатских сына — Андрей и Юсуп. Взволнованные, чуть задумчивые.
Потом они рассматривают фронтовую фотографию и клянутся быть достойными павших отцов.
Они долго бродили по поселку, рассказывая друг другу о своей работе.
— А знаешь, Андрей, переходи к нам на стройку. Заработки не меньше, чем у вас. И к тому же очень интересно. Сегодня — здесь, завтра — там. Новые места, новые люди… А главное, испытываешь какое-то удивительное чувство удовлетворения от своего труда. Пожалуй, нигде этого так не ощущаешь, как у нас: с каждым днем, с каждой новой уложенной трубой ты все ближе и ближе к цели, к заветной точке, отмеченной на плане или карте… И опять же все время работаешь на свежем воздухе.
— Надо подумать, — сказал Андрей.
А через неделю он уже работал вместе с Юсупом.
У Андрея не было и матери: она умерла, не пережив гибели отца. Братьев, сестер тоже не было. И он охотно согласился, когда Юсуп пригласил его во время отпуска поехать к нему в Бухару.
Там Андрея ждало волнующее событие: мать его друга стала и его названой матерью. А сами солдатские сыны — побратимами…
Рождение долины
Из всего огромного количества земли в Бухарском крае едва десять процентов освоено. Но и из них часть постепенно засыпается надвигающимися песками…
Путешественники продолжают свой путь.
Теперь путеводитель можно спрятать. Ни слова о Кашкадарье и Сурхандарье в нем не найдешь. Его наилучшим образом заменит попутчик — местный учитель-географ, возвращающийся из Ферганы в родные места.
— Эти области, — говорил географ, — получили свое название от рек маловодных, спокойных. Стальной путь сюда был проложен позже.
Отсутствие дорог и воды… Что может быть страшнее этого в Средней Азии?
Здесь неподалеку сохранились остатки древнего шлюза. Говорят, что Дарий (или Искандер Двурогий) построил шлюз, закрывающий горные ущелья. Из жаждущих равнин шли люди к царю. Низко кланяясь, со слезами на глазах просили воды. И за большие подати царские слуги открывали шлюзы.
До революции весь юг Узбекистана был заброшенным, нищим. Сюда заявлялись изредка лишь посланцы владыки Бухары, чтоб собрать очередную подать.
Каких только не существовало налогов! От дыма, от снопа, постный налог, от окна, от котла… В самой Бухаре их насчитывалось восемьдесят шесть.
На откормленных конях летели эмирские служаки в города и кишлаки. А потом оттуда не спеша, с унылым перезвоном тянулись караваны с награбленным добром.
Из Карши́, Шахриса́бза, Дена́у везли шелковые ткани, вышитые золотом тюбетейки, пояса, покрывала для лошадей эмира и его чиновников. Везли и медные чеканные блюда, подносы, кувшины, различные предметы домашнего обихода. Все это с большим мастерством делали южане.
— Пожалуй, больше ничем этот край не славился… — говорит географ.
В автобусе пока прохладно. Хорошо, что выехали на рассвете. Днем в степи особенно жарко. Ведь здесь выпадает меньше всего осадков. Прошумят в апреле последние дожди, и все… До самой осени.
Усман прильнул к окну.
Земля потрескалась. Словно от старости покрылась черными, сухими морщинами.
Спрятаться от солнца негде. Только голые кустики торчат. И на них листва уже сгорела.
Вдали степь начинает отливать золотом. Это плитки мертвой земли, старательно выжженные солнцем, отполированные горячим ветром. Голый простор. Но вскоре вдали показались стрелы экскаваторов. А через несколько минут машина подъехала к трассе канала.
Здесь все выглядело иначе.
Степь опоясана горным кольцом. На горных склонах много растительности, настоящие леса арчи — цепких, узловатых деревьев. За ними, разбросав ветви, стоят клены и миндаль, алыча и кустарниковая вишня.