Ферганцы тоже любят хандаляк. Но там выращивают и другие сорта. В Узбекистане их более шестидесяти! И у каждого сорта свой аромат, цвет, вкус.
Например, о дыне бури-калля («волчья голова») говорят, что она может утолить и голод и жажду. Но этот сорт в тридцатые годы почти исчез.
Позже на базарах Узбекистана можно было видеть молодого человека, который ничего не покупал, лишь внимательно присматривался к дыням. Никто не знал, что этот юноша решил возродить знаменитые сорта.
Теперь этот человек — известный селекционер, имеет своих учеников, которые трудятся на опытных участках и в лабораториях Научно-исследовательского института овоще-бахчевых культур и картофеля.
Сотрудники института выводят новые и улучшают старые сорта знаменитых дынь.
— А теперь вот этот пробуйте, — снова протягивает кусок хозяин.
Усман, честно говоря, уже боялся за себя. Но, взглянув на бледно-розовый кусок, не удержался от соблазна. Вдруг его взгляд задерживается на плетенках, подвешенных к потолку террасы. В них еще какие-то новые дыни… Неужели…
Увидев страдальческое выражение на лице мальчика, старик рассмеялся:
— Нет, нет, это вы попробуете дома.
И когда гости стали собираться в дорогу, он снял две плетенки.
Дедушка, прикладывая руку к груди, клялся, что они уже насытились на целый год. Да и тяжело будет в дороге с двумя плетенками.
— Ведь не сами — машина, поезд повезет, — возразил хозяин. — Из Хорезма — да с пустыми руками? Из Хорезма так не возвращаются…
Памятник
Приятно и радостно сознавать, что Красная Армия имеет в своих рядах такие воинские части, какой является Туркестанская школа военных инструкторов имени В. И. Ленина. Это хорошо организованный, сколоченный, высокодисциплинированный, прекрасно обученный, героический боевой коллектив…
Курсант стоит у памятника. Он снял фуражку и читает фамилии воинов. Их — триста сорок восемь. Они не вернулись в родной кишлак с фронтов Великой Отечественной войны.
Имена погибших высечены на мраморе. На огромном пьедестале фигура воина со знаменем в руках.
Памятник воздвигнут в Хорезмской области на главной улице колхоза имени Ю. Ахунбаба́ева.
У подножия памятника много цветов. Один из букетов совсем-совсем свежий. Видимо, его принес этот курсант.
— У вас кто-нибудь тоже?.. — тихо спросил его Усман, кивая на памятник.
— Да, дедушка… Он тоже учился в нашем ленинском. Это было давно. Тогда они учились и воевали.
Кадыр-ата помнит эти годы. Курсанты первой в Средней Азии школы командиров часто оставляли учебные классы. По бездорожью, по сыпучим барханам, через горные реки, через бурный Арал, по древним караванным путям шли ленинцы и в зной и в стужу. Шли, чтобы сразиться с врагами молодой республики.
Выпускник училища Мирками́л Миршара́пов командовал славными кавалеристами, освобождая Хорезм от басмаческих шаек.
Сотни воспитанников училища стали генералами, известными командирами, Героями Советского Союза.
— Дедушка воевал вместе с Миршараповым, — рассказывал юноша. — Потом создавал колхоз, потом уехал снова на фронт. Под Москвой погиб…
Кадыр-ата невольно вспомнил приказ ферганского генерал-губернатора. Кажется, это было в 1916 году. Конечно, в 1916-м! На двух языках, узбекском и русском, приказ гласил:
«Государь император в 25-й день июня месяца сего года повелел привлечь к земляным работам в тылу действующей армии тех инородцев русского государства, которые до сего времени остаются избавленными от несения службы в войсках».
«Инородцам» оружие не доверялось…
В учебных классах ленинской школы, созданной в 1918 году, впервые появились узбеки, таджики, туркмены, казахи…
Они честно, верно служили и служат Родине.
— Много ли еще учиться? — поинтересовался Кадыр-ата.
— На третий перешел! — ответил юноша.
Пройдет время, и внук погибшего воина станет командиром. Одновременно с дипломом о присвоении воинского звания он получит диплом об окончании физико-математического факультета. Училище теперь так и называется — высшее, общевойсковое…
Командиры-ленинцы, как и тысячи других воинов, славно сражались и против басмаческих банд, и против гитлеровцев.
В годы войны узбекский народ обратился к своим сынам с письмом:
«Человек, хоть раз вкусивший сладость свободы, никогда ее не забудет. Лучше прожить день свободным, чем сто лет рабом. Сражайтесь, не щадя жизни, за нашу Родину, за нашу свободу! Не забывайте, за вами, как непоколебимый утес, стоим мы — узбекский народ, стар и млад, мужчины и женщины».
Застыл на постаменте воин со знаменем в руках. Под ним триста сорок восемь фамилий…
Молча, с обнаженной головой стоят у памятника курсант и юный историк. Перед памятью павших отцов и дедов они клянутся отдать все силы души, весь жар своего сердца Родине. Отечеству.
В центре песков
Свистела плеть.
Лучи сжигали тело.
Нужда и горе шли за нами вслед.
Бесправьем угнетенные, несмело
Мы ждали избавления от бед.
И день настал.
До многих поколений
Дойдет рукоплесканий наших гул,
Когда великий вождь товарищ Ленин
Заботливо нам руку протянул.
По берегам больших рек кочевали племена «черных клобуков» — каракалпаков. Их называли так за остроконечные черные шапки. Не могли найти спокойного места эти люди. Всегда появлялся сильный хан, который пытался подчинить себе кочевников.
Каракалпаки вынуждены были покинуть берега Сыр-Дарьи и в поисках свободы исколесить почти всю Европу и Азию. Они не раз поднимали восстания против поработителей. Но у них было мало сил, чтобы защитить свои посевы и стада от захватчиков.
В конце концов каракалпаки вынуждены были остановиться в низовьях Аму-Дарьи…
За окном поезда — земля Каракалпакской автономной республики, входящей в состав Узбекистана. Сколько ни смотри — всюду выжженная пустыня. Уныло, словно зацепившись за барханы, торчат сухие кустики. Как ни торопятся колеса, а кажется, нет конца и края пескам. Но вот поезд неожиданно врывается на станцию. Приветливо покачивают ветками деревья, поблескивает под солнцем вода.
Отдохнув считанные минуты, тепловоз набирает скорость. И снова за окном прежняя картина. Трудно поверить, что где-то здесь живут и работают люди. И вдруг — машины!
Они цепочкой медленно двигаются в глубь пустыни, оставляя за собой рубчатые следы.
Но скоро, очень скоро эти однообразные черточки на песке пропадут. Примятые шинами кусты поднимутся, отряхнутся, расправят свои колючки, и будет по-прежнему казаться, что никогда здесь ни машина не проезжала, ни нога человеческая не ступала. А между тем люди шаг за шагом, гектар за гектаром отвоевывают у пустыни.
— Наступит время, не будет и этих песков, — говорит сосед Усмана. — Не скоро, конечно, но ты многое еще увидишь.
— А вы сами из Каракалпакии? Расскажите, пожалуйста, поподробнее о вашей республике, — просит Усман.
Человек достает из походной сумки карту.
— Вот взгляните, — говорит он Усману и Кадыру-ата.
Дед и внук склоняются над картой. Бо́льшая часть республики окрашена желтой краской.
— Подарив краю уйму песка, природа не успокоилась, — сказал попутчик. — Она еще добавила порядочный кусок другой пустыни — каменистой. Вот смотрите. Это плато Устю́рт… Как видите, большое место занимает на территории Каракалпакии и дельта Аму-Дарьи. Здесь много озер, болот, заросших непроходимыми камышами. Все это — и пустыни, и болота, в сущности, мертвая, бесполезная земля. Как ее оживить, как заставить плодоносить? Об этом много думали и раньше. Думаем теперь и мы.
Тут Кадыр-ата, конечно, не удержался, чтобы не спросить, кем работает уважаемый человек здесь, в «красных песках».
— Я геолог… Когда-то этот край был азиатской глухоманью. Сюда даже ханские стражники за податью еле добирались.
— Верно, — согласился Кадыр-ата, кивая на чемодан. — У нас есть путеводитель. Еще царский… Там ни слова о Каракалпакии. Будто и не было этого края.
Геолог, в свою очередь, вытащил из сумки небольшую книгу и, раскрыв на первой странице, протянул Усману.
— Вот посмотрите, что из себя представляла наша республика.
— «До революции Каракалпакия входила в состав Хивинского ханства, — читал вслух Усман. — Это была раздробленная и экономически отсталая, оторванная от промышленных и культурных центров страны область. Средством связи служил вьючный (караванный) и водный (каючный) транспорт. Ближайшие железнодорожные станции… находились на расстоянии 500―700 километров».
— А какой стала Каракалпакия сейчас, сами увидите, — сказал геолог.
— Мы едем только дня на два в Нуку́с, — пояснил Усман.
— Маловато, — сказал геолог. — Но вы поговорите с людьми. Расскажут… Вот, например, эта дорога. Ее называют «дорогой жизни». Она буквально на глазах людей изменила жизнь края. Поезда не только разбудили дремавший веками простор, а привезли все, что было нужно для его расцвета.
Самому древнему городу Каракалпакии — Ходжейли́ — более семисот лет. Он был известен как порт на Аму-Дарье. Сейчас Ходжейли стал и большой железнодорожной станцией.
Переправившись через Аму-Дарью, пассажиры садятся на машину и попадают в столицу республики Нукус.
Этот город считается молодым. Его основали в 1932 году на месте старого аула. Несколько глиняных кибиток, узкие улочки без единого деревца, дымок над юртами…
Такова была картина тогдашнего Нукуса.
Конечно, ничего похожего на тот аул не осталось. В этом легко убедиться. Стоит лишь пройтись по улицам.
Кадыр-ата с Усманом хотели немедленно познакомиться с городом.