Они были в зале; его друг и сверстник Критон с сыном Критобулом, его ученик Платон с племянником Адимантом, братья Аполлодор и Аэнтодор — аристократы, мудрецы, достойные служители истины. Такие, как они, должны управлять республикой…
До того, как Анит, Ликон и Мелет подали судебную жалобу на Сократа, его приблизительно в том же обвинил в своей комедии «Облака» Аристофан. Стрепсиада, рассказывается в комедии, честного афинского гражданина, едва не разорил сын, дурно воспитанный матерью и дядей. Желая избавиться от наседавших на него по вине сына кредиторов, Стрепсиад обращается за советом к Сократу. Сократ обучает его науке опровергать всякие доводы, чем успешно и пользуется затем Стрепсиад в борьбе с кредиторами. Видя, что наука Сократа принесла такие плоды, он посылает к философу своего непутевого сына. Тот усердно усваивает мудрость Сократа, но, возвратившись домой, избивает отца, действуя в соответствии с методом Сократа. Комедия заканчивается тем, что Стрепсиад проклинает Сократа и поджигает его дом.
По мнению Аристофана, Сократ виноват в том, что его метод определения добра и зла опирается всегда на совесть отдельного человека. Таким образом, злой человек всегда имеет возможность оправдать зло (что и делал сын Стрепсиада), как и добрый — добро. Личная совесть, считал Аристофан, — плохое основание для нравственности.
Прежде чем принять какое-то решение как в частной, так и в государственной жизни, афиняне обращались не к своей совести, а к богам. Богами, полагали греки, установлены их законы, богами же освящены и традиции. К богам можно было обращаться через оракулов. Ответственность за принятое решение, таким образом, ложилась на богов, а не на человека.
Сократ же, по существу, заявил, что бог — это душа человека, его разум и совесть. Следовательно, познаваемые афинянами законы становились если не ложными, то, во всяком случае, необязательными для исполнения. Человек взял на себя право принимать независимые от богов решения. Сократ не признавал тех богов, которым поклонялись афиняне, хотя в обычной жизни, как свидетельствует Ксенофонт, «никто никогда не видел, чтобы Сократ делал нечто безбожное или несвятое, и никто никогда не слышал, чтобы он говорил подобное…».
Конечно, афиняне допускали, что боги могут давать советы людям любыми способами, потому что боги всемогущи. Боги, очевидно, могут вещать и через Сократа, но почему они удостоили такой чести именно его? Ведь он обыкновенный гражданин, не более. Он верит только в собственного бога, но это не бог афинян. Значит, Сократ безбожник.
Сократ пытался опровергнуть на суде это обвинение с помощью такого умозаключения: Боги происходят только от богов.
Человек, признающий какого-либо одного бога, с неизбежностью должен признавать и других богов, от которых этот его бог произошел.
Он, Сократ, признавая одного бога, признает и тех богов, которых почитают афиняне.
Суд не нашел эти доводы убедительными.
Второй пункт обвинения гласил, что Сократ развращает молодежь. Этот пункт главным образом поддерживал Анит. У Анита был сын, одаренный юноша, которого отец хотел приучить к ремеслу кожевника. Сократ однажды посоветовал Аниту дать сыну воспитание, достойное свободного человека. Он сказал еще, что его сына одолеют дурные страсти, если Анит не найдет для него мудрого воспитателя. Последнее предсказание вскоре сбылось: сын Анита, не удовлетворенный своим положением кожевника, предался пьянству и стал дурным человеком.
Итак, Сократ выступал против двух незыблемых основ афинского государства: он ниспровергал его нравственные законы и религию, вводя нового бога и произвол в принятии решений.
Два сосуда стояли на возвышении перед присяжными. В один из них бросали камешки за обвинение, в другой — за оправдание. В первом сосуде камешков оказалось больше, чем во втором.
Мелет потребовал для Сократа смертной казни. Судьи ждали, что скажет философ. Им вменялось в обязанность выбрать между требованиями двух сторон.
Сократ сказал:
— Если я должен по справедливости оценить мои заслуги, то вот к чему я присуждаю себя — к обеду в Пританее.
Это было верхом дерзости и бесстыдства, верхом высокомерия. Никто еще не осмеливался сказать в суде такое. Публика, допущенная в зал, зашумела от возмущения: обед в Пританее за счет полиса? Вместе с государственными мужами, иностранными послами и почетными гражданами великих Афин?
Поистине он выжил из ума, этот босоногий старец, если перед угрозой смерти лишь дразнит судей. Судьи переглянулись, нахмурили брови.
— Не шумите, афиняне! Послушаем, что он скажет еще.
— Или обед в Пританее, — повторил Сократ, — или умереть и избавиться от хлопот.
Смертный приговор был вынесен большинством в восемьдесят голосов.
Гелиасты, афинские судьи, признав Сократа виновным, не нарушили законов. Сократ заслуживал наказания. Но какого? Обвиняемому согласно законам Афинского полиса предоставлялось право самому выбрать для себя наказание. Сократу предложено было выбрать одно из двух: либо изгнание, либо денежный штраф. Выбор наказания означал еще и то, что осужденный признавал себя виновным. Такое признание, как правило, влекло за собой смягчение наказания. Непризнание же себя виновным означало для осужденного смерть.
— Избегнуть смерти нетрудно, афиняне, — сказал Сократ, когда ему предоставили последнее слово, — гораздо труднее — избегнуть нравственной порчи: она настигает стремительней смерти. И меня, человека медлительного и старого, догнала та, что настигает не так стремительно, а моих обвинителей, людей сильных и проворных, та, что бежит быстрее, — нравственная порча. Я ухожу отсюда приговоренный вами к смерти, а они уходят уличенные правдою в злодействе и несправедливости. Итак, смерть. Она означает одно из двух: либо стать ничем, либо переселиться из здешних мест в другие. Если первое, то это все равно что сон, когда спишь так, что даже ничего не видишь во сне, и все время покажется не дольше одной ночи. Если второе, то нет ничего лучше. Ведь там, в Аиде, царстве умерших, пребывают вечно Орфей, Мусей, Гесиод, Гомер и еще множество великих мужей и жен. Беседовать с ними — несказанное блаженство. И уж там-то за мудрость не казнят. Там все бессмертны.
Пора уходить: мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить. А кто из нас идет на лучшее, это никому не ведомо, кроме бога и философов.
Да, кроме бога и истинных философов, которые, говорил Сократ, заняты, по сути, только одним — умиранием и смертью. Да, философы желают и заслуживают смерти, ибо душа соприкасается с истиной лишь тогда, когда ее ничего не тревожит. Тогда ей открывается прекрасное само по себе, справедливое само по себе — божественный и вечный мир идей, подлинное бытие, освобожденное от тленных и преходящих оболочек телесного, вещественного.
Об этом знает бог и он, Сократ. И потому он не боится смерти. Мужество дано ему высшим разумением.
…Когда это было? Давно, потому что осталось лишь предание о Tecee и Минотавре, которому афиняне должны ежегодно приносить в жертву семерых юношей и семерых девушек. Тесей убил Минотавра. С той поры афиняне ежегодно отправляют на Делос священное посольство — таков их обет богу Аполлону.
Закон требует, чтобы в то время, пока корабль находится в плавании, в Афинах ни один смертный приговор не приводился в исполнение. Жрец Аполлона возложил венок на корму корабля накануне суда над Сократом. Венок из ветвей и листьев лавра — дерева, посвященного Аполлону.
Волею богов, управляющих ветрами, корабль был в плавании тридцать дней.
Каждый день Сократа навещали друзья. Приходили Платон, Критон, Антисфен, Аполлодор, Симмий, Кебет, Эвклид, Аристипп. Эти встречи напоминали те, прежние, когда беседа текла часами и спор не умолкал среди веселья. Но теперь не было веселья, не было вина. Многие украдкой вытирали слезы, глядя на Сократа. Он один бывал весел, шутил, будто не знал, что скоро вернется с Делоса корабль…
Были ночи, когда он спокойно спал. Были ночи, когда не смыкал глаз. Был Сократ человек, не бог. Его терзали сомнения.
А вдруг душа, расставшись с телом, гибнет и уничтожается сама? Вот и Кебет его спрашивал об этом, и требовал доказательств бессмертия души. А Симмий говорил, что иные сравнивают душу со строем лиры: когда разрушается лира, разрушается и строй…
Погас светильник оттого, что иссякло масло. Свет и тьма противоположны, как жизнь и смерть. Огонь приносит свет, душа приносит жизнь. То, что приносит свет, не может быть тьмою. То, что приносит жизнь, не может умереть.
Критон подошел к тюрьме, едва начало светать. Сторож узнал его и открыл ворота. Критон протянул ему горсть монет. Сторож поклонился, прошептал: — Когда?
— Узнаешь. Молчи.
Критон прошел в камеру. Сократ спал. Критон не стал будить его. Присел на край ложа, наклонился и посмотрел в лицо спящего друга. Оно было спокойно. Прежде Сократ легко переносил всякие невзгоды. Недаром Платон говорит, что у Сократа счастливый характер. Вот он, кажется, даже улыбнулся во сне. Интересно, какие ему теперь видятся сны. А ведь и точно — улыбается. Быть может, ему снится пир у красавца Агафона. Аристодем утверждает, что в тот день он единственный раз в жизни видел Сократа в сандалиях и принаряженным. Быть может, он беседует сейчас с Алкивиадом, которого раненым вынес с поля боя при Потидее, прокладывая себе путь мечом. Многие в том походе восхищались его мужеством, а он говорил, что страх одолевает лишь тех, кто любит свое тело, или богатство, или почести. И из этих людей иные, конечно, мужественно встречают смерть, но только из страха перед еще большим злом, чем смерть: из страха перед позором и страданиями. Все, кроме философов, мужественны от боязни…
Сократ открыл глаза и очень удивился, увидев Критона.
— Ты что пришел в такое время? — спросил он. — Или уже не так рано?
— Очень рано, — ответил Критон. — Мне по-стариковски не спится, Сократ.
— И давно ты здесь?
— Давно. Не хотел будить тебя.