Иван Крашенинников снял каску и зачерпнул воды. Когда выпил ее, показалось, что прибавилось силы и мужества.
Солдаты спрашивали сержанта:
— Скоро переправа?
— Не терпится? — отвечал он.
Отдых был коротким. Командир батальона, всматриваясь в лица солдат, спрашивал:
— Кто хочет первым переплыть Днепр, чтобы обеспечить переправу всего батальона?
Первыми хотели быть все.
Командир батальона отобрал пятнадцать воинов во главе с сержантом Крашенинниковым…
— Помнится, была темная, дождливая и холодная ночь, — рассказывает Иван Федотович. — Не дожидаясь переправочных средств (они шли где-то позади), мы поплыли на рыбацкой лодке. Пятнадцать человек она не вмещала, пришлось разделиться на две группы. Сам понимаешь, какая была опасность. И хотя каждый старался об этом не думать, мысль кружилась вокруг одного: заметит нас немец или нет? «Умрем, но не повернем обратно», — поклялись все. На весла посадили самых сильных. Договорились огня с лодки не открывать — вспышки автоматов хороший ориентир для врага. Захватил с собой побольше патронов, гранат, бутылок с горючей смесью.
На Днепре начинался рассвет. Сквозь утреннюю дымку угадывалось украинское село. Преодолев реку, автоматчики обошли его с тыла. Бесшумно сняли часовых и ударили. Смельчаки завладели четырьмя вражескими пушками, развернули их и давай стрелять по гитлеровцам.
Прошел день, наступил второй. Гитлеровцы понимали, что если не сбросить советских воинов в Днепр, то потом для этого потребуется сил в десять, а то и в сто раз больше. Двенадцать контратак отразил Иван Крашенинников со своими храбрецами, прикрывая переправу батальона.
…Из-за пригорка показались немецкие танки и устремились на окопы советских воинов. Люди Крашенинникова уже чувствовали на себе их дыхание: запах перегоревшего масла и пороховых газов. Но тут заговоирла только что подошедшая наша батарея противотанковых пушек. Несколько «тигров» были подожжены, остальные повернули восвояси. Теперь солдаты держались еще увереннее, еще крепче. Удержав село, небольшой отряд Крашенинникова отвлек силы противника и дал возможность своему батальону переправиться на правый берег.
Через несколько дней советские воины перешли в наступление на гитлеровские дивизии, засевшие в Киеве. Ни бешеное сопротивление фашистов, ни слякоть и бездорожье, ни усталость — ничто не смогло остановить нашего натиска.
На ближних подступах к городу Ивана Крашенинникова ранило в третий раз. Осколки мины врезались под левый глаз и в лоб.
— Вот, — проводит рукой Иван Федотович по широкому лбу, — до сих пор сидит здесь.
И опять отважный воин не покинул поля боя. С перевязанной головой ходил в атаку на врага. Человек большой физической силы и выносливости, он изумлял однополчан бесстрашием.
Когда Крашенинников со своими автоматчиками вышел на Крещатик, встретил знакомого. Тот обнял его, расцеловал и поздравил:
— Ванюша, дружище! Тебе Героя Советского Союза дали за форсирование Днепра.
С тех пор прошло много лет, но не забыть волнующей встречи киевлян с советскими воинами. Люди кричали ура, обнимались, целовались. То был большой праздник. На улицах стояли накрытые столы. Все, чем были богаты горожане, они поставили на них, ничего не пожалели для родных сынов, братьев, отцов.
На поле боя Крашенинникову вручали партийный билет. Перед лицом товарищей он сказал:
— Клянусь всегда быть верным бойцом Ленинской партии, мужественно бороться за дело коммунизма. И если для этого потребуется моя жизнь, я отдам ее без колебаний.
Эту клятву на верность Родине, партии Иван Федотович пронес через все сражения. И в дни мирного труда он остается активным бойцом Коммунистической партии, непоколебимо верным клятве. Побывайте на Платовском хлебоприемном пункте, поговорите с рабочими. Они вам расскажут о делах слесаря-умельца. Всюду вы услышите душевные слова:
— Герой Советского Союза Иван Федотович Крашенинников отважно сражался за Родину, а сейчас ударным трудом строит коммунизм.
1967 г.
В. ПролеткинЦЕНОЮ ЖИЗНИ
Герой Советского Союза
Тимофей Петрович Курочкин
Есть на Белгородщине железнодорожная станция Волоконовка. Однажды августовским утром с московского поезда сошел здесь юноша. Его никто не встречал. Он сам не пожелал этого, подальше в чемодан упрятал письмо, в котором, между прочим, были такие строки:
«Обязательно приезжайте. Дайте знать заранее, встретим, как положено».
Юноше хотелось одному побродить по утренним улицам поселка. Особенно по той, которую представлял себе просторной, в зеленом половодье садов и палисадников…
— Скажите, как пройти на улицу Курочкина? — спросил он у попутчика, пожилого человека в очках.
— Вы имеете в виду улицу имени сержанта Курочкина? — поправил его спутник. И добавил: — Видно, вы не здешний. У нас все знают эту улицу. Откуда прибыли, если не секрет?
— Из Оренбурга.
— Вон оно что! — протянул человек в очках. — Тогда я вас провожу. Видите ли, юноша, для нас, волоконцев, Оренбург стал ближе и дороже с войны. И все благодаря сержанту Курочкину Тимофею Петровичу. Слышал о таком?
— Да… Знаю, — смутился юноша.
Они зашагали рядом. Поселок, залитый солнцем, просыпался.
Хлопали калитки, над избами закурились дымки…
— Вот она, улица имени Героя из Оренбуржья!
Юноша остановился возле крайнего дома и прочитал табличку: «Имени сержанта Курочкина». Быстро снял с головы кепку, склонил скорбно голову. До человека в очках дошел его тихий шепот:
— Здравствуй, отец! Вот я приехал к тебе в Волоконовку.
…Недалеко от Шарлыка, среди степных увалов, затерялось село Колычево. Пятьдесят семь лет назад в большой семье бедняка Курочкина родился сын. Назвали его Тимофеем. Мальчик рос, как и его сверстники, бойким, любознательным. Учиться его не отдали, потому что семья терпела лишения и нужду. Когда Тимофею исполнилось десять лет, отец Петр Степанович научил его косить высокие душистые травы. Мать научила плести лапти. И это долгое время было не только любимым занятием для него, но и доходным делом для семьи.
Тимофей еще ребенком был свидетелем злодейских расправ колчаковцев над жителями Колычева и соседних деревень. Коммунистов и красноармейцев расстреливали, а сочувствующих им пороли. Однажды, собирая с приятелем ягоды в степи, он наткнулся на колчаковский дозор — друзья просидели всю ночь в холодной…
Советская власть на многое раскрыла глаза пареньку. Он узнал правду, почему одни люди, не работая, живут в достатке, другие, трудясь в поте лица, бедствуют и голодают… Простые люди из рук Советской власти получили землю. Дали надел и семье Курочкиных. Но много ли напашешь в одиночку. Когда в селе создавался колхоз «Зеленый лужок», семья Курочкиных вступила в него одной из первых. Тимошу назначили фуражиром.
Но тут (это было в начале тридцатых годов) подошла Тимофею очередь служить в Красной Армии. Ушел он туда полуграмотным, угловатым пареньком, а через год в село стали приходить от него письма. Удивилась мать Евгения Ивановна: сын приветы присылает, пишет своей рукой! Спустя три года вернулся Тимофей домой высоким, подтянутым красавцем — глаз не оторвешь! Привез он с собой два чемодана книг, сказал: «Хочу бить зоотехником»…
Тимофея заметили в соседнем совхозе имени Карла Маркса. Пригласили работать гуртоправом. Согласился. Работал с упоением, его отара стала лучшей в совхозе. Тимофей учился по вечерам, выписывал книги из Оренбурга и даже из Москвы. В конце тридцатых годов его выдвинули на должность управляющего животноводческой фермой. Он к этому времени много прочитал книг по зоотехнии, хорошо знал свое дело. Новый управляющий умел ладить с чабанами и доярками. Хор организовал на ферме. Пели старинные песни: про то, как в степи замерзал молодой ямщик. Пели и советские, современные: про Катюшу, про Орленка — юного героя гражданской войны. Иногда исполняли суровую песню «Если завтра война, если завтра в поход…»
А она надвигалась… Утром 22 июня 1941 года Тимофей Курочкин был на ферме. На коне прискакал его друг Сергей Барабашин и хрипло крикнул, не слезая с седла:
— Война!
Встал перед сельчанами Тимофей Курочкин. Посуровело его лицо, голубые глаза сверкнули сталью.
— Наше место там, Сережа, — сказал сухо, уверенно.
Через несколько дней перед военкомом стояли двое — Курочкин и Барабашин. Оба просились в Действующую армию. Просьбу их удовлетворили. Тимофея направили в кавалерийский полк.
…Шел октябрь 1941 года. Полк перебазировался в Москву. Участвовал в обороне столицы в грозные исторические дни. Кавалеристы отбивали атаки немецких автоматчиков, нередко сами бросались вперед.
Наступил 1942 год. Красные конники совершили зимой четырехсоткилометровый марш, освободив села и города Московской и Тульской областей. Потом кавалеристы отдыхали, а летом снова участвовали в жарких схватках с немецкими захватчиками под городом Белевом. И в зимних, и в летних сражениях младший сержант Курочкин показал себя лихим рубакой. Командир кавалерийского полка Казимир Иванович Мизерский писал в Шарлыкской районной газете 28 февраля 1958 года:
«…Еще в районе города Белева я услышал о командире отделения Курочкине. Это был дисциплинированный, отличный конник, меткий стрелок. А уж саблей владел, как настоящий казак. За лихую рубку в бою, в котором он уничтожил четырех гитлеровцев, ему преподнесли подарок командира дивизии генерала Суржикова и маршала Рокоссовского».
А дело было так. Немецкая часть, поддержанная танками и авиацией, атаковала позиции нашего стрелкового батальона. Советские воины отбивались изо всех сил. В небольшом лесочке затаились конники. Они пропустили танки вперед, а потом с фланга ударили по немецкой пехоте. Фашисты растерялись, увидев перед собой неизвестно откуда появившихся красных казаков. В рядах противника началась паника…