Так вот с кем ты сегодня встретился, Степан Бурунц!
— Зуб? — спросил он, наклонив голову.
Рыжие брови снова заиграли.
— Что? Какой зуб? У кого зуб? Против кого зуб?
— А ну, не ломаться! — властно сказал Бурунц. — Предъявите документы.
— Пож-жалуйста…
В паспорте было указано, что выдан он на основании справки об освобождении из места заключения.
— Вышел по амнистии, — скривившись, пояснил Зуб. — Собрался начать трудовую жизнь… Да вот не даете! Опять спихиваете в яму грязи, пошлости и позора!
— За что отбывали?
— По причине ревности, начальник. Один муж приревновал меня к своей супруге — вот и загнал за решетку…
— Врете! — Бурунц жестко усмехнулся. — Врете все время. Не муж, а я вас загнал! И второй раз не уйдешь от меня!
Он хлопнул дверью и зашагал через две ступеньки к машине.
Старший оперуполномоченный Вартанов считал, что Товмаса нельзя отпускать в Сочи. И на вокзал незачем соваться. Подумаешь, невидаль, Товмас уезжает! Взять его дома, и все. И Хорена взять. Арестовать всю шайку, а уже потом, во время следствия, выяснить, где они прячут шелк…
— Нет, все же поедем на вокзал, — не согласился Бурунц. — Вот я уверен, что там весь узел распутается.
Они сидели в привокзальном ресторане. Вартанов первый увидел Товмаса и с усмешкой указал на него начальнику. У Товмаса в руках был один маленький рюкзак. Рушилась надежда на то, что преступник появится на вокзале с чемоданами, наполненными шелком.
— Ну? — терпеливо спросил Вартанов.
Бурунц чувствовал себя сконфуженным.
— Все-таки, кто объяснил бы мне, — твердил он, — зачем Зубу понадобился паспорт Товмаса?
Когда до отхода поезда осталось совсем немного времени, Бурунц поднялся.
— Видать, ты прав, — виновато обратился он к Вартанову. — Ну что ж, и сейчас не поздно снять Товмаса с поезда…
Они пошли на перрон. Но Товмас вдруг сам выбежал из вагона. Он пробивался сквозь толпу, выставив вперед плечо. Сотрудники угрозыска неотступно следовали за ним. Товмас ничего не замечал.
— Путает он нас, что ли? — гадал Вартанов, стараясь держаться подальше, чтобы не попасть преступ
нику на глаза. — Может, что-нибудь заподозрил…
Скрыться хочет…
Бурунц молчал. Только бормотал: «Извините, виноват!» — когда наталкивался на бегущих по перрону людей.
На минуту они потеряли Товмаса из виду, но снова настигли его возле камеры хранения ручного багажа. Товмас уже спешил обратно к поезду. Но теперь у него были два огромных чемодана, взятых из камеры.
— Носильщик! — кричал он.
— Вот тебе и объяснение насчет паспорта! — Бурунц хлопнул себя по колену. — Вчера Зуб сдал эти чемоданы на хранение на Товмасово имя!
Он шагнул к преступнику:
— Столько у тебя здесь знакомых… Мы, например… Неужели не обойдешься без носильщика?
Товмас остановился. По лицу его прошла судорога. Короткая шея еще больше вжалась в плечи.
— Товарищ начальник… — обалдело выдавил он. — Здравствуйте. Вы тоже едете? А я на Черное море, по путевке…
Бурунц сказал Вартанову:
— Решили, значит, все рулоны увезти в другой город… Я и то удивлялся, как это они не боятся сбывать по частям, через спекулянтов. А это, оказывается, лишь небольшое количество продано. Деньги, наверное, вот как были нужны!
Товмас пугливо озирался. К ним приближались сотрудники угрозыска.
— Вы насчет чего, товарищ начальник? Все этот шелк ищете?…
— А как же! — Бурунц кивнул. — Ведь я обещал, что тебе первому скажу, когда найдем. Вот тебе первому и говорю: нашли!
Поезд дернулся, загрохотал, затем плавно двинулся, — убыстряя ход. Товмас провожал его тоскливым взглядом.
Один из подошедших сотрудников хотел отобрать чемоданы.
Бурунц остановил его:
— Не надо. Пусть сам тащит.
И они пошли по перрону к выходу в город.
6. На дороге
Норайр устал. С утра его таскают по всему райцентру. Он должен посмотреть, как разросся поселок рабочих шелкоткацкой фабрики. Надо заглянуть в новое здание районного театра. А в другом конце, километров пять отсюда, недавно построен стадион — это тоже нельзя пропустить.
Бурунц показывает район, как хозяин. Норайр смотрит, как вежливый гость. Шутка ли, сколько лет он здесь не был! Такие перемены…
Дуся часто напоминает ему: «Веди себя солиднее, ты уже не мальчишка!» И вот, вместо того чтобы подскочить к турнику и сделать «солнце» по старой привычке, он снисходительно одобряет:
— Неплохо, знаешь ли… стадион приличный… Театр тоже — не уступит хорошему городскому…
Нельзя забывать: в кармане кремового пиджака из чесучи лежат бумаги, удостоверяющие, что он теперь сотрудник крупного научного учреждения. Позади трудные занятия в университете, изнурительные экзамены, двухлетняя напряженная жизнь в Москве. А через месяц- интереснейшая работа на постоянно действующей высокогорной станции по изучению космических лучей.
Вчера, когда к дому Бурунца подкатила серая запыленная «Победа» и прозвучали требовательные гудки, хозяева и подумать не могли, кто к ним приехал! Бурунц смотрел сквозь стекла машины и все не верил, что за рулем сидит Норайр, а на заднем сиденье устроилась Дуся с двухлетней Маринкой.
Первое, что увидел Бурунц в Норайре, — это то, что мальчишки больше нет. Перед ним стоял рослый, сильный, молодой мужчина с едва заметной склонностью к полноте и счастливо, открывая всю душу, улыбался.
Первое, что увидел Норайр в Бурунце, — было то, что Бурунц постарел. Нет, конечно, до настоящей старости было еще далеко. Но черных волос уже совсем не осталось, глаза запали и губы утратили твердость очертаний.
— Долго же мы не виделись, — сказал Норайр.
— Да, — Бурунц горделиво улыбался, — ты ведь еще не знаешь самого главного моего успеха в жизни…
Он указал на мальчугана в матросском костюме, стоящего у забора и деловито жующего бумажку от мороженого. Мороженое мальчишка на всякий случай поскорее съел, когда увидел, как много новых людей приехало к ним в дом. На бумажку вряд ли кто позарится, ее можно долизать не торопясь…
Бурунц охватил широкой ладонью курчавую голову ребенка и повел к машине.
— Сын, — с деланной небрежностью представил он. — Наследник. Арам. Парню три года.
Всем близким было известно, что Бурунцу и его жене насчет детей не везет. Аспрам всех врачей в Ереване обегала. И все напрасно. А что за семья без детей? Бурунц не раз с горечью говорил друзьям: «Бездетный умрет- и собака не взвоет».
Они. уже перестали надеяться.
Когда Аспрам забеременела, Бурунц, готовя себя к худшему, заранее смирялся перед судьбой: «Дочка — тоже хорошо. Надо для дочки подарки закупать».
— А может, сын? — возражали близкие.
Он вздыхал:
— В один раз две радости не бывает…
Но родился Арамчик, Арамик, Арик — как только не называл его отец в первые дни! Если дома никого не было, наклонялся к люльке и звал:
— Сын! Арам Бурунц!
За эти годы Аспрам ничуть не постарела. У нее были те же черные волосы, белое лицо и большие глаза, что и раньше. Только немного располнела. Она была довольна жизнью — хороший муж, весь в нее сын, большой дом, где она хозяйничает. Да и в городке Аспрам не последний человек — как-никак, жена начальника милиции.
Переехав в райцентр, она немного заважничала…
Аспрам вырвала ребенка из рук Бурунца.
— Ах, горе ты мое, несчастье ты мамино! — звучно говорила она, адресуясь к Дусе и Норайру и в то же время ловко вытирая пальцами измазанную мордочку малыша. — Опозорил родителей, грязнуля какой! Никогда этого с нами не бывало, чтобы в таком виде… Соседи говорят: «У вас прямо не ребенок, а кусок мыла». И вот тебе на! Гости приехали, что о матери подумают? То мороженое, — она весело и победно поглядывала на Дусю, — то пирожное, то мармелады, то шоколады…
Бесхитростный Бурунц разоблачил ее:
— Ну, шоколадов он у нас, положим, не так уж много видит…
— Чудесный мальчик! — похвалила Дуся. — Прелесть! Волосы мамины, лоб папочкин^- справедливо поделила она.
Бурунц сурово сказал:
— Парень как парень. Не хуже других.
— У вас жених, у нас невеста! — Дуся стояла посреди двора на высоких тоненьких каблучках и держала за руку дочку. — Иди, Маринка, познакомься с мальчиком.
Девочка, вся увитая ленточками, сделала два шага. Арамику она понравилась. Он потрогал красный бант на ее голове и. в знак сердечного расположения протянул ей облизанную сладкую бумажку. Маринка цепкой ручкой схватила ее. Но тут на детей набросились матери и быстро навели порядок.
— Твоя машина? — спросил Бурунц. — Сейчас, знаешь, такие не в моде, «Волга» пошла в ход.
— Откуда мне! — Норайр поднял плечи. — Нам еще и до «Победы» не дотянуться. — Он сощурился. — А впрочем, в будущем году на своей приеду. Записался в очередь на «Москвича». А пока что друг мой дал — на одну поездку. И представляешь, чуть было я не испортил машину- вот перед самым поворотом в ваш райцентр. Там у вас такая глина и размыто, кроме всего прочего.
— Трудный участок. — Бурунц поморщился. — Ремонтировать будем. Но там же у нас знаки выставлены, чтобы на небольшой скорости…
Машина была вся загружена какими-то чемоданами, свертками, ящичками. Норайр объяснил:
— От тебя в Доврикенд поеду, к матери. Погостим у нее дня два. Вот Дуся набрала подарков. Братья, сестры — каждому нужно что-нибудь привезти.
В доме Норайр разложил подарки. Бурунцу досталась белая электрическая бритва, и он, довольный, тут же подсел к зеркалу и начал водить железным концом по лицу, внимательно прислушиваясь к мягкому жужжанию мотора.
Дуся кинула на плечи Аспрам какую-то прозрачную материю. Измышлялся фасон будущей кофточки.
— Новинка. Из стекла. — Дуся отступала на шаг, задумчиво трясла светлой головой, морщила вздернутый нос и что-то соображала. — Складочку тут, карманчик справа…
Завтракали на веранде, накрыв просторный стол белой скатертью. Детей посадили рядом. Толстый Арам-чик нахально таскал с Маринкиной тарелки кишмиш и орехи. Мать время от времени хлопала его по рукам.