— Мне, знаете, было очень трудно, — рассказывала Дуся — Вы даже всего не представляете! После института хотелось работать, а не пришлось — на руках ребенок. Пишу в анкете-врач. А какой я врач? Жили в Москве с Маринкой в общежитии. Норик весь день занят — то в библиотеке, то в университете. Ох, — думаю, — зачем только я замуж вышла!
Норайр огорчился:
— Разве я тебе не помогал?
— Помогал, — засмеялась Дуся, — сколько можно требовать от мужчины…
Норайр повернулся к Бурунцу:
— Когда ее ни спросишь: «Ну, как тебе живется?» — отвечает: «Хорошо!» Первый раз слышу, что ей, оказывается, плохо было!
Дуся потрепала волосы мужа:
— Зато теперь у нас все замечательно устроилось, лучше не надо. Ведь Норик будет полгода на работе и полгода в Ереване. И представляете — меня тоже берут врачом туда! Будем вместе жить в высокогорных условиях.
— Но там же никаких удобств! — ахала Аспрам.
— Что вы! Вплоть до парового отопления в домах, — снисходительно объясняла Дуся. — Зимой лыжи, коньки. Самая здоровая жизнь… — Внезапно спохватывалась: — А как у вас? Что у вас нового?
Но через секунду опять начинала говорить о себе, о Маринке, о Норайре.
В этот день, как и обычно по средам, районный отдел милиции проводил сбор сельских участковых уполномоченных. Начинался сбор с политинформации. Несколько часов отводилось для физкультуры — обязательной для всех сотрудников. Только старичкам, и то по определению врачей, разрешалась облегченная программа. Они могли ограничиться гимнастикой. Все же остальные — и Бурунц строго следил за соблюдением этого правила- должны были показать себя на турнике и кольцах, в стрельбе по цели, в беге с препятствиями.
Кончался такой еженедельный сбор спецзанятиями — разбором наиболее значительных происшествий и инструктированием сельских работников.
После завтрака Бурунц потащил своего гостя на физкультурную площадку, — она была оборудована во дворе милиции. Люди уже отстрелялись, и сейчас площадку готовили для тренировки по бегу с препятствиями.
Бурунц расстегнул ворот гимнастерки.
— Вы с кем в паре побежите, товарищ начальник? — осведомился высоченный костлявый старший лейтенант Кочарян. Он сменил Бурунца на посту сельского участкового уполномоченного в Урулике.
— Не с тобой! — отмахнулся Бурунц. — Пока ты один шаг сделаешь, я три раза должен шагнуть. — Он обвел глазами присутствующих. — Да вот же с кем я побегу — с Норайром! — Хитро прищурился. — Посмотрим, как бегают наши ученые…
Норайр снисходительно улыбнулся. Конечно, это шутка! Но люди, столпившиеся вокруг, смотрели на него с любопытством.
— Я в холодке подожду, — важно известил он Бурунца и пошел под навес.
Начальник райотдела милиции стоял посреди двора, уперев в бока волосатые руки, — загорелый, невысокий, весь подобранный, жилистый, еще очень крепкий человек.
— У физиков, видать, кишка тонка? — поддразнивал он. — Конечно, это тебе не космические лучи ловить.
Вокруг готовно захохотали.
— Не беспокойтесь за физиков, — с достоинством отозвался Норайр. — Например, я, к вашему сведению, каждый день в теннис играю…
— А чего же испугался?
— Я? Ничуть. — Норайр вышел из-под навеса. — Только с чего это вдруг я стану здесь бегать?
— А ты не вдруг! — Бурунц насмешливо покачал седой головой. — Ты подготовься. Месяц или два я могу подождать.
— Ну, как бы я ни бегал, — Норайр подошел еще ближе, — а уж здешнего начальника милиции обгоню.
Бурунц упрямо тряхнул головой:
— Смотри. Чем хвалишься, на том и провалишься!
— Тогда пусть нас выпускают.
— А становись рядом! — приказал Бурунц.
Старший лейтенант Кочарян подал сигнал — взмахнул рукой. Бегуны сорвались с места.
Бурунц напористо топал сапогами. С разгона и как-то очень ловко перемахнул через ров. Норайр потоптался у самого края, прежде чем прыгнул. На ровном месте он все-таки догнал соперника. Впереди были двухметровые щиты — барьеры. Они начали преодолевать их одновременно. Внезапно Норайр услышал легкий треск. Пола его кремового чесучового пиджака зацепилась за что-то. Появилась прореха. «Надо было снять пиджак», — с досадой подумал он. Тем временем Бурунц спрыгнул на землю по другую сторону щита. Норайр махнул следом за ним и опять догнал. Оба пыхтели, сопели, ритмично работали согнутыми локтями. Преодолевая последнее препятствие, Норайр почувствовал, что сейчас обгонит Бурунца. Еще не было выиграно ни одной секунды, ко такая уверенность не могла обмануть. Еще один рывок — и соперник останется позади…
Он взглянул на тяжело дышавшего Бурунца и заставил себя чуть помедлить перед препятствием. Ничтожной доли секунды было достаточно. Буруиц пришел к финишу первым.
Встретили его аплодисментами.
Норайр устало привалился спиной к щиту.
— Проиграл, — развел он руками, — ничего не поделаешь…
— Нет, вы спросите, сколько ему лет и сколько мне! — задорно кричал Бурунц. — Кто из нас двоих моложе?
— Ну ты, во всяком случае, еще не старик, — сказал Норайр.
Потом Бурунц повел его в свой кабинет. Приближалось время, отведенное для приема посетителей. Люди обращались в милицию с самыми неожиданными просьбами.
— К нам человек ни за что не придет, если он счастлив, — сказал Бурунц. — К нам обращаются только в несчастье или когда что-то жмет. Мы видим кухню человеческих отношений.
Пришел старик, пожаловался, что сосед давно уже взял у него в долг двадцать пять рублей — и не отдает. Из-за такой суммы в суд не сунешься. Надо усовестить человека.
Начальник райотдела записал адрес и успокоил старика:
— Поговорю с соседом…
Норайр спросил:
— Неужели такой мелочью будешь заниматься? Пусть сами улаживают свои дела.
— Для старика это не мелочь, — строго возразил Бурунц.
Явился парень — потерял паспорт. Начальник терпеливо растолковал ему, что нужно сделать.
Пришел инвалид. Бурунц поднялся и пододвинул ему стул. В сад к инвалиду повадились мальчишки. Трясут орехи. На костылях за ними не угонишься. Нужно что-то предпринять, дело серьезное.
— Предупредим родителей, — пообещал Бурунц.
Теперь через порог переступила женщина. Она была разгневана: еще не вошла — уже начала кричать.
— Потише, потише, — осаживал ее Бурунц.
Муж уличил ее в неверности и больше с ней жить не хочет. Она уже клялась ему, что ничего такого не повторится. А он не верит и упирается. Что она сделала, подумаешь! Пусть начальник милиции нажмет на мужа. Разве можно рушить семью?
— Это не наше дело, — угрюмо сказал Бурунц.
Женщина опять повысила голос. Она была еще молода и довольно хороша собой, но, видимо, все понятия о виновности и правоте у нее сместились. Норайру показалось удивительным, что она ничуть не стесняется.
— Да, — кричала она, — я же не говорю, что сделала хорошо! А вы, мужчины, как себя ведете? Вы всегда с нами хорошо поступаете?
— Чего ты добиваешься? — Бурунц с открытой неприязнью смотрел на нее. — Может разве милиция приказать твоему мужу, чтобы он жил с тобой?
— А что ж! Конечно, может! — Женщина вскинула голову, расправила плечи. — Должен ведь кто-нибудь за меня заступиться! Вы поговорите с ним и объясните этому дураку, что из-за глупостей семью не губят. Как это можно? Всюду написано, что семьи надо укреплять.
Бурунц поднялся, оперся руками на стол.
— Никакой семьи у вас нету, — раздельно выговорил он. — Были бы хоть дети…
— А может, и будут, товарищ начальник! — вдруг засмеялась женщина.
Она, как только вошла, начала посматривать на Норайра, а теперь без стеснения уставилась на него, призывая включиться в беседу.
— Поговорите с ним, поговорите! — приставала она.
— Поговорю! — сердито объявил Бурунц.
Как только дверь за ней закрылась, он рассвирепел:
— Я ее знаю. И мужа знаю. Скажу, чтоб гнал ее подальше. Какую семью с ней можно составить?
Принял еще двух — трех посетителей и поднялся:
— Давай со мной в поход…
— Куда мы теперь? — поинтересовался Норайр.
— На шелкоткацкую.
К директору шелкоткацкой фабрики у Бурунца было не совсем обычное дело.
В районном центре жил восемнадцатилетний рецидивист Овлик. Несмотря на молодость, он уже отбыл срок в заключении. Судьба у парня была трудная — остался круглым сиротой. Овлика в районе знали- и не верили ему. Бурунц не раз вызывал его в милицию: «Овлик, надо работать! Я два месяца не поработаю — и не смогу прокормить семью. А ты годами не работаешь, не учишься». И вот как-то Овлик отозвался: «Хочу работать — никто не берет!». Он шофер, получил специальность в трудовой колонии. Бурунц проверил: действительно, руководители предприятий опасаются брать на работу рецидивиста. Пошел к директору шелкоткацкой фабрики. А директором уже несколько лет работал старый знакомый — Ерванд Кюрегян. «Возьми, Ерванд, к себе моего Овлика, ведь он шофер». — «Нет, шофером не возьму — не доверю грузы возить. Вот разве к форсунке, кочегаром…» А туда никто не идет — работа трудная и невыгодная. Но Овлик согласился. Вот уже три месяца на этой должности — старается вовсю. Так надо теперь помочь парню…
Ерванд Кюрегян встретил посетителей на пороге кабинета- собрался куда-то уезжать. Бурунц потащил его обратно, усадил за письменный стол, а сам устроился в кресле напротив.
— Ну как, доволен ты моим Овликом?
Кюрегян не понял, наморщил лоб:
— Кем, кем? Овлик — это что такое?… — Потом вспомнил: — Ах, это жулик твой? Да, им у нас очень довольны. Пока что ведет себя прилично и хорошо работает…
Бурунц хлопнул ладонями по коленям.
— Так не томите вы бывшего рецидивиста, сукины дети! — с азартом закричал он. — Помогите оттащить преступника подальше от пропасти!
— Вот он всегда так, — пожаловался Кюрегян. — Только у меня и забот — исправлять рецидивистов. Что я должен сделать?
— Поставь Овлика шофером.
— Ты за него ручаешься?
— Я на него надеюсь, — поправил Бурунц.
— Хорошо. — Кюрегян быстро написал несколько слов, вырвав листок из блокнота. — Шофер твой Овлик!