Остановилось движение поездов по Сибирской железной дороге, прекратили работу почта и телеграф, закрылись многие предприятия и учреждения, вузы и школы города Томска. Рабочий класс под руководством большевиков возглавил борьбу против самодержавия.
В этот период Сергей Миронович Киров вел деятельную агитацию за всеобщую политическую стачку и вооруженное восстание. Он проявил большие организаторские способности, выступал против меньшевиков, социалистов-революционеров и либералов, настойчиво защищал ленинские позиции. Руководил забастовками в городе Томске и на станции Тайга, призывая рабочих к оружию и готовя их к вооруженному восстанию.
На Тайгинском узле из рабочих депо товарищем Кировым была организована большевистская группа, которая возглавила всеобщую забастовку и конфисковала оружие у железнодорожных жандармов.
В это время реакционные черносотенные элементы города, вдохновляемые полицией и духовенством во главе с архиереем Макарием, открыто выступали на своих «патриотических» манифестациях, призывая к жестокой расправе с революционно настроенными рабочими и интеллигенцией.
Создалось крайне напряженное положение. 20 октября Томским комитетом РСДРП в час дня был назначен митинг в здании городского театра.
Накануне митинга мне и одному товарищу было поручено утром на нелегальной квартире взять как можно больше прокламаций и, тщательно спрятав их у себя под пальто, пронести в театр и распространить среди участников митинга.
Когда мы, нагруженные прокламациями, подходили к театру, там к этому времени произошли уже кровавые события. Черносотенцы нападали на участников митинга, угрожали им и делали попытки избивать. Боевая дружина организовала вооруженный отпор, произошла перестрелка, и хотя черносотенцы отступили, митинг был сорван.
Ободренные покровительством властей, быстро оправившиеся черносотенцы с криками и угрозами стали наступать на дружинников и участников митинга, которые вынуждены были укрыться в здании Управления Сибирской железной дороги, расположенном рядом с театром. Здесь же находилась и часть служащих Управления дороги, пришедших 20-го числа за получкой.
Началось избиение рабочих, интеллигенции и студентов. Встретившийся нам на площади член партийного комитета предложил немедленно унести обратно принесенные для митинга прокламации, предупредив, что если черносотенцы их обнаружат, то нас тут же на место растерзают.
К вечеру черносотенцы подожгли здание Управления дороги. Прибывшие пожарные пытались потушить начавшийся пожар, но по приказу властей казаки их всех разогнали нагайками.
Осажденные пытались выйти из горящего здания, окруженного черносотенными громилами, казаками и солдатами, но многие из них были зверски убиты у самого выхода, трупы их раздеты, а одежда и обувь растасканы мародерами.
В числе осажденных находился и С. М. Киров. Благодаря бесстрашию и предприимчивости ему удалось спасти большую группу товарищей и спастись самому, хотя он вышел из горящего здания последним. Эта группа вооруженных товарищей выскочила из горящего здания и, отстреливаясь, прорвалась через толпу невольно расступившихся погромщиков.
В результате самой дикой кровавой расправы царских палачей несколько сот человек было сожжено, ранено и зверски растерзано.
Пережив кровавые события в октябре, боевая дружина Томского комитета РСДРП стала заниматься усиленной подготовкой к решающим боям с самодержавием.
В. Романов«ТОВАРИЩИ, СПОКОЙСТВИЕ!»
Приехав из Сибири в 1926 году на работу в Ленинград, я пришел к секретарю областного и городского комитета партии Кирову.
Велика была моя радость, когда я в нем узнал Сергея Кострикова.
Двадцать лет не виделись мы с Сергеем Мироновичем. Теплой была наша встреча. Задушевно и просто вспоминали мы первые зарницы пролетарской революции.
1904–1905–1906 годы. Я тогда работал в Сибири, в Томске…
Мы познакомились с Сережей Костриковым в одном из нелегальных кружков. Это был огненно живой, исключительно умный юноша (было ему тогда лет восемнадцать).
Его предложения и выступления были всегда наиболее реальными и действенными и потому обычно принимались почти единогласно.
Помню я такой случай. В конце 1904 или в начале 1905 года в связи с назначением нового председателя совета министров началась волна банкетов. Докатилась эта волна и до Томска. На банкет в здании железнодорожного собрания пропускались только «избранные» отцы города.
Наши нелегальные группы решили во что бы то пи стало попасть на банкет, чтобы выразить протест от имени революционных партий.
Мы долго стояли у парадного крыльца, тщетно пытаясь прорваться внутрь через цепь городовых.
Вдруг Сережа Костриков кивнул нам. По его предложению мы обогнули здание, зашли во двор и, выломав дверь черного хода, гурьбой, человек шестьдесят, появились на банкете непрошеными гостями.
Мы быстро открыли парадные двери, впустили рабочих. Банкет сорван — нами устроена демонстрация против либеральной болтовни.
Впервые на открытом собрании раздалось требование свержения самодержавия. Среди либералов произошла форменная паника.
Быстрая ориентировка в обстановке была характерной чертой Сергея Мироновича.
После январских событий волна протестов прокатилась по всей России. В Томске они выразились в вооруженной демонстрации рабочих и революционного студенчества. Горячее, непосредственное участие в организации этих демонстраций принимал Сергей Миронович. Он не спал ночами, готовя к борьбе рабочих и студентов. А когда встал вопрос — «мирная или вооруженная демонстрация», Киров энергично настаивал на вооруженной демонстрации.
Молодой Сережа Костриков — Киров — очень быстро завоевал авторитет и доверие в областном комитете томской партийной организации. Ему, тогда девятнадцатилетнему юноше, поручили такое ответственное дело, как организация подпольной типографии.
Нужно было не только печатать, но и выносить и раздавать нелегальную литературу. Сергей Миронович блестяще справился с этой задачей. Типография под его руководством не знала провалов.
Я жил неподалеку от типографии и часто встречал по утрам Сережу Кострикова, «растолстевшего» от подложенных под одежду листовок или бойко шагающего, словно пассажир со станции, с чемоданчиком. Это Сережа направлялся в конспиративный пункт для передачи подпольной литературы.
Никто не мог лучше Сережи Кострикова выбрать место, оповестить товарищей, обеспечить сигнализацию при организации массовок в лесу.
Однажды массовка была назначена в Бассандайской роще, на крутой горе у реки. Вдруг кто-то крикнул: «Казаки!» Началась паника. Тогда Сергей закричал:
— Товарищи, спокойствие! Ничего страшного нет. По крутому откосу — сплошные кусты. В случае опасности спрячемся там.
Все сразу успокоились. Оказалось, что, выбирая это место для массовки, Киров предусмотрел возможность нападения казаков.
Когда в сентябре — октябре 1905 года волна революционного движения поднялась настолько высоко, что митинги стали проводиться в закрытых помещениях в городе, Сергею поручалась охрана митингов.
Он заранее расставлял пикеты велосипедистов-сигналистов, и руководители митинга, узнав об опасности, могли своевременно принимать соответствующие меры.
Т. ФофановНА РАБОЧЕМ МИТИНГЕ
…В летние месяцы, когда типографские рабочие готовились к всеобщей забастовке, в мае — июне 1905 года, Сережа Костриков принимал в этом деле самое активное участие как организатор и представитель Томского подпольного комитета. Сережа уже в то время пользовался заслуженной всеобщей любовью молодежи. Приведу характерный случай.
К всеобщей забастовке не могли примкнуть рабочие спичечной фабрики миллионера Кухтерина, находившейся в нескольких километрах от Томска. По условиям труда и произволу над рабочими эта фабрика была настоящей тюрьмой… Сережа Костриков предложил отправить делегацию на кухтеринскую фабрику — «в гости» к рабочим. От желающих не было отбоя, готовы были пойти с ним все — таково было его влияние и такова была любовь к нему. С большим трудом удалось Сереже уговорить, чтобы не ходили большой группой. Вопреки уговорам желающих набралось не менее ста — ста пятидесяти человек. Решили гурьбой по городу не ходить, а частями и только за городом объединиться. Так и поступили. Когда мы пришли на территорию фабрики, нас к рабочим, как и надо было ожидать, не пустили. Администрация приняла нас далеко не гостеприимно, хотя мы заявили, что пришли в гости к рабочим фабрики. На фабрике рабочие нас ждали, но администрация заранее распустила их по баракам, якобы на обед, и нам было заявлено: «Рабочие пообедали и отдыхают, а вы бездельничаете…» Мы решили не уходить и ждать.
Душой нашей организации был Серж[1]. Он организовал тут же, на поляне около фабрики, хор, появилась гитара, балалайка, начались танцы… Администрация, видя, что ей легко отделаться от нас не удастся, решила нам «пасть заткнуть»: от имени рабочих предложила нам как гостям «отведать их обеда». Делегация охотно приняла предложение, зная заранее, что это маневр администрации, но… «поесть никогда не вредно, — сказал Серж, — потом веселее будет»…
На лужайку близ ворот фабрики принесли в тазах жирные щи с большими кусками мяса и в масле плавающую кашу. Сережа очень много острил насчет щедрот Кухтерина, но не поверил, чтобы рабочие ели такой обед, что потом и подтвердилось. Обед был специально приготовлен, чтобы «пыль пустить в глаза забастовщикам»: мол, зачем нашим рабочим бастовать, они вон как хорошо питаются…
Пока мы уничтожали сытный обед — «угощение рабочих», — администрация снеслась с властями города, и к концу нашей трапезы мы услышали издалека: «Соловей, соловей-пташечка жалобно поет…» Пыль клубилась по дороге, это шла рота солдат к фабрике.
Сережа внес предложение встретить солдат возгласами троекратного «ура», вести себя непринужденно, чувствовать себя гостями и т. д. Когда солдаты приблизились, наша делегация так и поступила, чем очень озадачила приехавших прокурора, жандармского ротмистра и офицера, приведшего роту солдат.