Прокурор, кисло улыбаясь, обратился к нам со словами:
— Здравствуйте, господа! Ну что это за шуточки? Сами ничего не делаете и другим мешаете.
От имени делегации говорил Сережа (а мы его поддерживали). Он заявил, что никакой шутки нет, что мы пришли в гости к рабочим, показаться им и рассказать, что мы не жулики, как нас пытаются аттестовать господа хозяева, рассказать рабочим, почему мы не работаем… И дальше изложил причины забастовки и предъявленные требования хозяевам. Сережа говорил все это прокурору, но с расчетом на то, чтобы слышали все и солдаты.
Прокурор пытался узнать наши фамилии — никто не назвал; пытались нас сфотографировать — не удалось; на предложение разойтись — мы отказались и настаивали на встрече хотя бы с представителями рабочих от фабрики. Тут же Сережа внес предложение администрации фабрики:
— Если нас рабочие накормили обедом, то вам будет стыдно не накормить защитников родины и отечества — солдат. Мы пришли сюда по своей воле, а их вы вызвали защищать от нас, мирных гостей, рабочих, как от разбойников…
Все эти разговоры оказали благоприятное воздействие на солдат, они нам явно сочувствовали, особенно когда им был принесен обод, это было видно по их лицам…
Прокурор либеральничал с нами, солдаты это видели и понимали нашу правоту. Нам удалось передать им несколько штук прокламаций, которые мы принесли для рабочих фабрики: «За что мы боремся». От солдат была получена записка: «Нас не бойтесь». Получив такую записку, мы дружно крикнули «ура». Снова организовали хор, танцы…
Встал вопрос, как быть, что с нами сделать. Власть была озадачена.
Прокурор обратился снова с мирным предложением:
— Господа, повеселились, поели, близок вечер, не пора ли подобру-поздорову и по домам? Вы нас тут задерживаете.
Сергей ответил:
— Мы вас не задерживаем. Вы можете ехать с богом откуда приехали; солдаты же нам не мешают. Если Кухтерин боится, что мы его фабрику ограбим, пусть солдаты останутся и убедятся, что мы ничего плохого не хотим делать, мы только «мирные гости», хотим поблагодарить рабочих за их обед…
Видя наше упорство, прокурор разрешил свидание части рабочих с делегацией… Снова раздалось победное «ура», и даже солдаты улыбались… К нам из ворот под бурные крики «ура» с нашей стороны со двора вышли пятнадцать — двадцать человек улыбающихся рабочих и работниц. Мы окружили их и объявили маленький митинг. Кто-то из нашей группы на сломанный сук водрузил красный платок. Речь держал Сережа Костриков. Будучи от природы трибуном, он очень тепло приветствовал от имени бастующих рабочих города полукрепостных рабочих фабрики Кухтерина…
Отвечала нам пожилая работница:
— Все, что вы нам сказали, есть сущая правда, мы вам верим и с вами согласны, всей бы душой в рай, да грехи не пускают.
Рабочие кухтеринской фабрики изложили нам свое положение: что если они примкнут к забастовке, то останутся под открытым небом, так как живут на фабрике в хозяйских бараках и продукты берут по заборной книжке в фабричной лавке; все рабочие в долгу у хозяина; если выйдут с фабрики, то их могут туда больше не пустить. Это было действительно так. Они разоблачили администрацию и с обедом, говоря, что такого обеда они сами никогда не видели. «Это только вам, чтобы глаза замазать, такой обед приготовили».
Рабочих снова впустили в фабричный двор-тюрьму. Наша делегация, ободренная небольшой победой, организованно, с пением революционных песен двинулась по направлению к городу. Солдаты молча, строем шли сзади нас на почтительном расстоянии…
Мы разошлись, благополучно достигнув центра, не теряя друг друга из виду, чтобы вскоре снова собраться и доложить нашим товарищам о том, что с нами произошло…
Назавтра Сережей была выпущена листовка с обращением к солдатам от бастующих рабочих Томска. Власть нашей вылазкой была не на шутку встревожена и вынуждена была принять соответствующие меры: было созвано совещание предпринимателей и вызвана сотня казаков.
Забастовка закончилась удовлетворением некоторых экономических требований рабочих…
М. А. ПоповНЕУЛОВИМАЯ ТИПОГРАФИЯ
В один из майских дней 1906 года к небольшому необитаемому дому на окраине Томска подошла группа рабочих с инструментами. Они приступили к ремонту. Новый домовладелец, который только что купил этот дом, по-видимому, решил заново отделать старое, заброшенное «владение». И только немногие знали, что «новым домовладельцем» был Томский комитет Российской социал-демократической рабочей партии, а «строительными рабочими» — члены этой партии Киров, Решетов, Шпилев и Попов.
Они устраивали здесь подпольную типографию. Быстро вскрыли пол в заброшенном доме и стали рыть глубокий подвал по всей площади здания. Работа была трудная. Предстояло извлечь огромную массу земли и укрепить своды подвала кирпичными столбами.
Целыми днями трудились в доме «строительные рабочие», и у соседей эта работа не вызывала никаких подозрений. Очевидно, новый домовладелец был хороший хозяин и готовил для зимнего хранения овощей подполье — необходимую принадлежность каждого сибирского дома.
На дворе росли кучи земли. По вечерам «землекопы» отдыхали на дворе и пели русские крестьянские песни. У Сергея Мироновича Кирова — Сережи Кострикова — был чудесный тенор.
Но вскоре от такого шумного отдыха пришлось отказаться. В соседнем дворе жили извозчики, большие любители пения. Они слушали нас, рассевшись на заборе, затем вступали в разговор, начинали интересоваться, кто мы и что мы здесь делаем. И «вечерние концерты» были прекращены.
Работа шла — тяжелая, торопливая работа. Через неделю после ее начала Сережа Костриков в кровь сбил себе руки. Раны кровоточили, болели, он целые ночи не мог уснуть. Но никакие уговоры товарищей не могли его заставить отдохнуть. Он обматывал израненные руки тряпками и Снова брался за лопату.
Наконец через полтора-два месяца подпольная (в буквальном смысле этого слова) типография была сооружена на славу: стены были обшиты деревом, над потолком насыпали слой глины толщиной больше метра.
Потайная дверь была нашей гордостью. Когда для осмотра и «приемки» помещения явились наши партийные товарищи — Ольга Кузнецова и Фрейда Суссер, — они в течение двух часов не могли найти потайную дверь в типографию. Не могли, хотя тщательно разыскивали и знали, что под домом имеется выстроенное нами помещение!
Сережа Костриков с огромной изобретательностью устроил здесь тайную электрическую сигнализацию, вентиляционное оборудование, предусмотрел каждую мелочь, для того чтобы обеспечить успешную работу типографии. Установили «внутренний распорядок». В верхней части дома должны поселиться люди, непосредственно не работающие в типографии. Какие-нибудь «благонадежные», какое-нибудь «серьезное» семейство, которое могло бы создать картину тихого мещанского благополучия. В части дома, связанной с типографией, должны были жить сами «типографщики». В случае появления полиции они должны были по сигналу скрыться в типографии и не выходить из нее, пока не минует опасность.
Оборудование было готово. Однажды тихим летним вечером приехал к нам из Питера товарищ, привез газеты, новости столичной жизни. Сделал нам интересный доклад. На рассвете легли спать. Но рано утром нас разбудил Сергей Миронович:
— Полиция! Дом окружен!
Сергей Миронович с яростью глядел на лица полицейских. Через несколько дней типография должна была приступить к работе. Утренний визит опрокидывал все расчеты.
— Что вы тут делаете? — грубо спросил полицейский чин.
— Работаем на ремонте.
— Кто вы такие?
На этот вопрос мы отказались отвечать, причем особенную «дерзость» по отношению к полиции проявил Сергей Миронович.
На обыск пригнали целый взвод солдат. Весь день они рылись в доме. Вскрыли пол над типографией, выкопали яму в аршин и все-таки типографии не нашли!
— Странно, — цедил сквозь зубы жандармский офицер. — Хорошо спрятали концы в воду господа «ремонтные рабочие»!
Киров, Шпилев и я были арестованы. Ни охранка, ни жандармское управление, ни суд не могли предъявить нам обвинения из-за отсутствия улик. После годичного тюремного заключения Шпилев и я были освобождены, а Сергей Миронович остался «досиживать»: по другим делам его революционной работы он был приговорен к трем годам крепости.
Тем временем подпольная типография работала. И только в 1909 году произошел провал — в буквальном смысле этого слова. «Подозрительный дом» был заселен городовыми и семьей письмоводителя полицейского участка. Однажды городовой, проживавший в нижнем этаже, почувствовал «землетрясение». Это обвалился потолок в подпольной типографии; затем рухнула печь, и весь дом получил значительную осадку. Вызвали пожарную команду, разобрали все здание и… нашли то, что безуспешно искали четыре года назад. Полиция наконец получила «вещественные доказательства». И снова вместе с Сергеем Мироновичем мы были арестованы и преданы суду.
Т. М. РезаковаПОД РАЗНЫМИ ПСЕВДОНИМАМИ
С именем Сергея Мироновича Кирова связано революционное движение на Тереке.
Весной 1909 года в Томске была обнаружена нелегальная типография, в оборудовании которой Киров принимал непосредственное участие. Преследуемый царской жандармерией, Киров переехал на партийную работу во Владикавказ.
Во Владикавказе и в Терской области Киров, несмотря на свое нелегальное положение, быстро установил связи с отдельными партийными работниками и рабочими.
Местная социал-демократическая организация была разгромлена царской полицией в 1906–1907 годах. В труднейших условиях Северного Кавказа, где революционное движение имело форму национально-освободительной борьбы с самодержавием, в этой колонии царской России Киров кропотливо налаживал партийную работу. С присущим ему талантом партийного организатора и конспиратора он организовал забастовки и массовки рабочих в Терской области.
Ведя нелегальную партийную работу, Сергей Миронович использовал и легальные возможности, сотрудничая во владикавказской демократической газете «Терек» под псевдонимом «С. Миронов». В редакции «Терека», кроме Кирова, работали еще два сотрудника, находившихся на нелегальном положении. Один из них бежал из петербургской тюрьмы, другой был с броненосца «Потемкин». В редакции работала Мария Львовна, будущая жена Кирова.