[7].
«Все равно они придут к коммунизму», — говорил он. Киров безгранично верил, что рано или поздно все трудящиеся объединятся под знаменем коммунизма. Время показало, как он был прав.
1917 год, проведенный мною вместе с Кировым, навсегда останется в моей памяти. Сколько раз мы собирались у него в небольшой комнате, заставленной книгами! У Кирова была громадная библиотека. Он любовно берег книги, собирая у себя лучшие издания и часами просиживая за чтением.
Он работал в то время в газете «Терек». Газетка была беззубая, беспартийная. Киров первым поднял вопрос о том, что нам, большевикам, нужна своя печать. Средств у нас не было, если не считать скромных членских взносов. Но, воспользовавшись типографией «Терека», Киров добился того, что рядом с беспартийным «Тереком» выросла наша большевистская газета «Красное знамя».
Налет контрреволюционной дикой дивизии на Совет в конце 1917 года и вспыхнувшая гражданская война разлучили меня с Кировым до 1920 года. Восемнадцать месяцев я провел в тюрьмах меньшевистской Грузии. А Киров в это время во главе XI армии участвовал в разгроме деникинских банд.
Весной 1920 года между РСФСР и меньшевистской Грузией было подписано соглашение. Меньшевики обязались легализовать Коммунистическую партию и печать, амнистировать арестованных большевиков, ликвидировать остатки контрреволюционных организаций.
Первым полпредом РСФСР в Грузии был Сергей Миронович Киров.
Меньшевики не сдержали ни одного из своих обязательств. Когда снова начались аресты коммунистов и разгром большевистской печати, мне пришлось скрываться у Кирова в его миссии. Я наблюдал здесь Кирова в новой роли. Он продолжал оставаться другом грузинских рабочих и подлинной грозой меньшевиков. В крайне напряженной обстановке он оставался стойким большевиком и хладнокровным дипломатом…
…Вспоминаю еще об учредительном съезде Горской[8] Советской Социалистической Республики, который собрался в апреле 1921 года.
Выступление Кирова было переломным моментом на съезде. Он сумел разбить все провокационные слухи и объединить представителей различных национальностей. Твердо заявив о победе на военных фронтах, о прочности Советской власти, Киров указал на новый грозный фронт — на фронт экономической разрухи. Он говорил, не скрывая тяжести положения и вместе с тем заражая всех глубокой верой в победу над всеми трудностями, верой в единственно правильный путь — путь Советской власти.
— Не нужно скрывать, нужно прямо сказать, что мы сейчас находимся в состоянии ужаснейшего обнищания, — говорил он. — Голод, нужда дошли до таких пределов, что здесь, на Тереке, когда женщине нужно выйти за водой, мужчинам в ауле объявляется о необходимости сидеть дома, ибо женщины выходят за водой в чем мать родила, им нечем прикрыть наготу… Но если женщинам в Дагестане нечего надеть, то рабочие в России чувствуют себя еще хуже, местами им решительно нечего есть…
Эту огромную нужду государства надо почувствовать, — говорил далее Киров. — Вы видели вчера Красную Армию, которая проходила перед вами стройными рядами, но, если посмотреть в сердце красноармейца, вы в нем прочтете, что вместе с мужественной стойкостью это сердце наполнено огромнейшими страданиями. Наша эмблема — красное знамя не только красного цвета на словах, но это знамя буквально насыщено кровью наших героев, и нужно быть слепым, чтобы не видеть, как с него широкими ручьями льется настоящая человеческая кровь.
Нужно почувствовать себя хозяином земли, хозяином всего государства. Несмотря на всю нашу отсталость, некультурность, неумение работать, мы, несомненно, если захотим, сумеем расшевелить многомиллионные массы рабочих и крестьян и заинтересовать каждого в судьбе своего государства.
Многомиллионный народ, открывший новые горизонты, как бы он ни устал, хочет жить и радоваться, он идет к счастью, и ничто не ввергнет его в анархию!..
Этими незабываемыми словами Киров закончил свою горячую, захватившую всех речь.
В том же 1921 году Киров становится секретарем Азербайджанского комитета партии. Киров — в Баку, в центре разваленной оккупантами нефтяной промышленности. Часто приезжая к нему, я наблюдал Кирова в новой обстановке. Стиль его работы заключался в повседневном руководстве и знании каждой мелочи. День Сергея Мироновича начинался с того, что к нему приходил первый советский директор бакинских промыслов Серебровский. Тут же комната Мироныча превращалась в штаб хозяйственного руководства. Время было тяжелое. Приходилось поднимать нефтяную промышленность на пустом месте, без механизмов, без средств, без людей.
День Кирова продолжался на промыслах, в рабочих районах. Вечер проходил в совещаниях, в переговорах по прямому проводу с центром, с Орджоникидзе, с которым Киров составлял как бы единую волю, единое дыхание.
Оперативное руководство Кирова помогло в самый короткий срок превратить разваленные бакинские промыслы в четко работающие предприятия, механизированные и обеспеченные нашими, советскими специалистами. Многие из них по настоянию Кирова побывали на практике в Америке.
Эта плодотворная хозяйственная работа протекала в такой обстановке, когда ни на минуту нельзя было отвлекаться от десятков других дел. Закавказье еще только вчера было ареной кровавой резни и жестоких боев. Еще сильна была провокация классового врага. Не изжита была еще национальная рознь между тюрками и армянами, между армянами и грузинами. Еще меньшевики Грузии готовили предательский удар в спину Советской власти…
Сам Баку в то время как крепость пролетарской революции возвышался над крестьянским Азербайджаном. Но город еще не имел органической связи со всем населением отсталой страны…
Эта органическая связь с населением начала осуществляться только при Кирове. Пролетарская простота, прямота, искренность, величайшая революционная честность — все это создавало обаяние вокруг имени Кирова.
С. А. ТакоевЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ НА ТЕРЕКЕ
…К началу 1918 года контрреволюция в Терской области становилась все организованнее и сильнее» Верхи казачества и горских национальностей объединились и образовали Терско-Дагестанское правительство» В начале января 1918 года начались во Владикавказе столкновения между ингушами, с одной стороны, и казаками и осетинами — с другой.
Положение было такое, что население каждой казачьей станицы, каждого чеченского и ингушского аула сидело в окопах. Так было и в пограничных осетинских и ингушских селах.
В начале января 1918 года так называемый Революционный комитет казаков Терской области в Моздоке разослал воззвание к народностям Терской области о командировании своих делегатов на съезд в город Моздок. Воззвание это было разослано по всем селам и станицам, за исключением ингушей и чеченцев, которых воззвание называло «антигосударственным элементом». На съезде были делегаты от Осетии, Кабарды, от иногородних, терских казаков, общественных организаций. Не было чеченцев и ингушей.
На этот съезд приехал и Киров.
В это время вокруг Грозного и на Сунженской линии происходили кровавые схватки между казаками, с одной стороны, и ингушами и чеченцами — с другой. В Моздок прибывали всё новые и новые казачьи сотни и полки, которые отсюда направлялись на Грозненский и Сунженский фронты. Моздок напоминал ставку армии.
Казачьи верхи готовились к серьезному наступлению на Чечню и Ингушетию[9]. Часть казачьих делегатов, решившая использовать съезд в целях создания единого фронта всех народностей Терской области против чеченцев и ингушей, спровоцировала съезд ложными слухами о зверствах чеченцев и ингушей, о сожжении целого ряда станиц и продвижении чеченцев и ингушей к Моздоку для налета на город и нападения на происходящий съезд. Эта часть делегатов требовала обсудить на съезде в первую очередь вопрос о наступлении на Чечню и Ингушетию; делегаты эти говорили, что вся подготовительная работа уже проделана и что казачьи вооруженные силы готовы выступить и ждут только санкции съезда.
Казачий полковник Рымарь заявил, что если съезд не решит этого основного вопроса, то через полтора часа начнется наступление и тогда уже будет поздно.
Нужно было во что бы то ни стало сорвать задуманную казачьими верхами авантюру и дать серьезный отпор сторонникам наступления. Но трудно было предвидеть, за что проголосует большинство.
В решающий момент при невероятно напряженной обстановке взял слово Киров. Сергей Миронович говорил с исключительным подъемом. Он громил затею казачьих контрреволюционных верхов. Он утверждал, что они хотят под видом борьбы за интересы всего казачества отстоять свое привилегированное положение. Он призывал трудовые казачьи массы, в частности бывших фронтовиков-казаков, которых на съезде было значительное количество, совместно с трудовыми массами горских народностей дать по рукам контрреволюционным казачьим верхам, изгнать из своей среды. Речь Кирова произвела колоссальное впечатление на съезд. Предложение о наступлении было отвергнуто. Полковник Рымарь и та часть делегатов, которая настаивала на наступлении, покинули съезд.
В феврале открылся съезд в Пятигорске. Большинство делегатов на этом съезде шло уже за большевиками. Однако представители от ингушей и чеченцев отсутствовали — еще продолжались схватки между чеченцами, ингушами и казаками и проезд из Ингушетии и Чечни в Пятигорск для делегатов этих национальностей был не безопасен. Тем не менее в президиуме съезда были оставлены места для чеченцев и ингушей.
По предложению Кирова в Чечню и Ингушетию были посланы делегаты с наказом обязательно добиться приезда на съезд представителей от этих двух народностей. И действительно, через несколько дней после открытия съезда прибыли делегаты от ингушей в количестве тринадцатичетырнадцати человек. Прибыл и представитель чеченцев Аслам-бек-Шерипов, с немалым трудом пробравшийся в Пятигорск.