При обсуждении на съезде вопроса об организации власти представители всех делегаций заявили о том, что делегациями принято решение признать СНК РСФСР. К зданию, где происходил съезд, подошла большая манифестация, организованная Пятигорским Советом рабочих и солдатских депутатов. Президиум съезда вышел на балкон приветствовать манифестацию. Киров выступил с небольшой, но очень яркой речью о том, что съезд трудящихся пародов Терской области только что признал власть Совета Народных Комиссаров РСФСР. Он подчеркнул, какое огромное значение имеет этот факт для дальнейших судеб трудящихся масс многонациональной Терской области. На эту речь Кирова манифестация ответила громовым «ура». Руководители манифестации выступили с ответной речью и обещали всемерную поддержку съезду народов Терской области, признавшему Советскую власть.
Решение съезда о признании Советской власти привело к распаду так называемого «социалистического блока», созданного на Моздокском съезде. Меньшевики и эсеры вышли из блока, заявив о верности Учредительному собранию.
Обсудив все основные вопросы повестки дня, съезд по предложению Кирова решил перенести свои заседания во Владикавказ, где в это время хозяйничала так называемая «самооборона», руководимая офицерством. Сразу переезжать во Владикавказ было опасно. Поэтому Киров предложил послать туда комиссара, для того чтобы создать подходящую обстановку для съезда.
В качестве комиссара был выдвинут делегат съезда эсер Мамулов, но он от выполнения возложенной на него задачи отказался. Тогда по предложению Кирова съезд вынес постановление о том, чтобы послать телеграмму городской думе Владикавказа относительно разоружения «самообороны» и офицерских сотен. Телеграмма была подписана мною как председателем съезда и отправлена во Владикавказ. Через некоторое время нам передали по прямому проводу, что съезд может спокойно переезжать во Владикавказ.
На станции Котляровской съезд был встречен отрядом красногвардейцев, по всем станциям до Владикавказа были расставлены посты. Вечером 8 марта съезд прибыл во Владикавказ, его встретила манифестация во главе с представителями думы. Во время речи Буачидзе о том, что съезд признал власть Совета Народных Комиссаров РСФСР, остатки офицерских сотен подняли стрельбу по делегатам. Но созданная трудящимися Владикавказа охрана стрельбу эту быстро ликвидировала. Делегаты на грузовиках и в трамвайных вагонах поехали в здание бывшего кадетского корпуса, где должны были проходить заседания съезда. Надо заметить, что ко времени переезда съезда из Пятигорска во Владикавказ в девяти верстах от города открылся осетино-ингушский фронт.
Осетин, убитых ингушами, привозили прямо к зданию съезда. Осетины в свою очередь убивали встречных ингушей.
В то же время офицерская сотня забаррикадировалась в помещении железнодорожного училища и отказалась сдать оружие.
Все это создало невероятно тяжелую обстановку. Нужно было во что бы то ни стало ликвидировать осетино-ингушский фронт. За это дело взялся Киров.
Киров предложил избрать от съезда комиссию для прекращения осетино-ингушской резни и сам во главе этой комиссии отправился на Ольгинско-Бозоркинский осетино-ингушский фронт. Прибыв туда, он и члены комиссии с белым флагом стали между окопами осетин и ингушей. Стоявший рядом с Кировым делегат съезда Колабеков (балкарец) был убит.
Киров стоял между окопами до тех пор, пока не прекратилась стрельба. Когда наступило затишье, он предложил ингушам и осетинам послать к нему как председателю примирительной комиссии уполномоченных для переговоров. Киров разъяснил им, что столкновение затеяно врагами трудящихся ингушей и осетин, что они одурачены своими богачами и что резню нужно прекратить. Он заявил, что сейчас проходит съезд народов Терской области, который требует от них прекращения взаимной резни и посылки делегатов на съезд.
Выступление Кирова подействовало на сидевших в окопах, и они действительно избрали делегатов на съезд. Между ингушами и осетинами был заключен мир.
После ликвидации осетино-ингушского фронта Киров сказал: «С офицерской бандой, засевшей в железнодорожном училище, мы церемониться не будем. Нужно предложить им немедленно сдать оружие».
Офицерская сотня была разоружена.
Съезд избрал новый Народный Совет и этим закончил свою работу.
Народный Совет избрал Совет Народных Комиссаров. Работать ему пришлось в невероятно тяжелых условиях. Меньшевистско-дашнакско-мусаватистское Закавказье строило против Терской республики всякие козни. Контрреволюция из городов перебралась в села и станицы и там вела свою работу, распуская самые невероятные и темные слухи о большевиках. Мы были отрезаны от Советской России. Столкновения между отдельными народностями были ликвидированы, но взаимное недоверие еще не было изжито, чем и пользовались контрреволюционные элементы. Если в распоряжении Совета Народных Комиссаров и были кое-какие красногвардейские части, то вооружены они были совершенно недостаточно и боевых припасов у них было крайне мало. Нужно было во что бы то ни стало раздобыть оружие.
За разрешение этой задачи и взялся Киров, отправившись в начале лета 1918 года в Москву. Но возвратиться во Владикавказ с оружием Кирову не удалось. Пытался он пробраться в Пятигорск через Астрахань, но путь был отрезан белыми казачьими отрядами, и он, оставшись в Астрахани, руководил героической обороной этого города.
Вс. ВишневскийБОЛЬШЕВИК-ВОЕНАЧАЛЬНИК
Киров до революции никогда не был на военной службе. Он как «политический преступник» был поставлен вне призывов, вне армии. Он мог лишь в крепости, в тюрьме, в ссылке, в подполье присматриваться к этому замечательнейшему механизму, каким является механизм вооруженной борьбы. В 1905 году Киров вплотную, лицом к лицу, в рукопашной столкнулся с царской конницей. Под шашками, с прорубленной шинелью, он должен был отступить. Вероятно, это было его единственное отступление в жизпи.
Партия создавала свой военный аппарат. Партия из мало кому ведомых тогда людей создавала будущих военачальников. Мировая война познакомила Кирова с целым рядом новых для него военных явлений. На Кавказе, где тогда работал Сергей Миронович, он буквально с первых же дней Февральской революции идет в самую гущу вооруженного парода — к солдатам кавказских гарнизонов. В сложнейших условиях, под выстрелами, рождаются первые отряды Красной гвардии. Лавина в сотни тысяч солдат и казаков прокатывается с Кавказского и Персидского фронтов на север — в Россию! Это была памятная демобилизация зимы 1917–1918 годов. На станциях хаос, не поддающийся описанию. Батареи продавались с аукциона на вес. Горские князья, офицеры горских полков покупали у русских солдат артиллерию и боезапасы. В ту же ночь эта артиллерия превращала в горящие щепки следующие эшелоны этих торгующих русских полков. Вся Владикавказская железная дорога представляла собой тракт, непрерывно, месяцами грохочущий, забитый свороченными под откос паровозами и вагонами. В пределе видимости каждый предмет был мишенью для озлобленных или веселящихся солдат. Они стреляли по людям, по птицам, по чашечкам телеграфных столбов, по маковкам церквей.
Первые начала организации и порядка возникали в немногих точках. Киров, часто никем не сопровождаемый, выходил навстречу обезумевшим и разъяренным эшелонам, требовавшим невозможного. Эшелоны подчинялись и покорялись большевистской правде Кирова. Оружие, которое везли с собой люди с далекого «левого фланга», из Персии, везли, не отдавая никому, везли для личных надобностей— «бить волков и кабанов», — отбирал Киров. Отбирал иногда и людей, и они делались красногвардейцами и красноармейцами.
Кавказ восемнадцатого года — столпотворение армий и наций, племен, родов, семей, враждующих братьев, горцев и казаков, казаков и иногородних, иногородних бедных и богатых — видел невысокую плотную фигуру члена Российской Коммунистической партии (большевиков) Сергея Кирова. Когда Корнилов, Алексеев, Деникин, Лукомский, Романовский и Марков, генерал-майоры и генерал-лейтенанты российской армии, прорвавшись сквозь кольцо наших отрядов, ушли к сытым казачье-кулацким станицам, чтобы формировать Добровольческую армию для удара, который потряс летом и осенью 1919 года всю республику, Киров, предугадывая масштабы борьбы, кинулся в Москву за информацией, за указаниями Ленина, а главное — за оружием. Он получил все. Ему было доверено руководство. Никто не спрашивал у него о его военном, командном стаже. Он уже был военачальником.
Киров доставлял, «гнал» на юг эшелоны из Москвы, «из России». Политический и стратегический характер разгоравшейся борьбы был ясен: медленно вызревала идея кольцевого окружения республики, идея лишить нас производственных и топливных ресурсов. Киров «гнал» эшелоны. У изношенных вагонов горели буксы. Над горящими буксами в ящиках были патроны и снаряды. Киров обнаружил технические знания, рассчитывал, долго ли выдержит та или иная букса. Искал и находил ремонтные бригады. Люди охотно работали, и некоторые из них — тогда это было так просто! — тут же, взяв небольшой узелок, отправлялись в дальнюю и неизвестную дорогу вместе с новым своим знакомцем — Кировым. Вез он взрывчатые свои эшелоны через всю республику на юг, когда в пределах Тамбовской губернии уже ходили банды. Леса и плавни были полны «зелеными», нарушалась связь, проваливались иди взлетали на воздух мосты, — было трудно. Караулы дежурили на тормозных площадках, на крышах вагонов, на тендере, на паровозе. В карауле стоял, конечно, и Киров.
Пройти на юг оказалось невозможным. Добровольческая армия уже отрезала путь. Приходилось выбирать направление. Киров снесся с ЦК и рванулся к своим друзьям, которых он испытал и которые его испытали, — к кавказским бойцам, к XI армии. Она отступала от Святого Креста[10] к Астрахани по пескам, оставляя замерзших и сыпнотифозных. В Астрахань пришли донельзя истощенные люди. Их место было в госпиталях, а их надо было посылать опять на фронт. Часовые у штабов, да что у штабов — у знамен! — шатались, тихо сползали по стенке и падали. По улицам прокрадывались астраханские купцы и мещане. На митингах, потрясая тощей червивой воблой, предлагали посмотреть на «эту революцию» астраханские социалисты-революционеры и социал-демократы меньшевики. На Каспийском море у 12-футового рейда в низовьях Волги появились корабли под андреевс