Всегда в критический момент Киров был на промыслах. В 1924 году на Биби-Эйбатском промысле произошел грандиозный пожар. Стихия разбушевалась, и потребовались героические усилия, чтобы ликвидировать катастрофу. Киров участвовал в борьбе с огнем. Было время, когда меньшевики и эсеры пытались поджигать промыслы. Было поймано с поличным несколько диверсантов, но обстановка продолжала оставаться очень напряженной. На промыслах усилили охрану…
И в одну из таких тревожных ночей на Сураханах арестовали сторожа — его поведение показалось подозрительным. Управляющий промыслом, инженер, рано утром явился к Сергею Мироновичу, который только успел лечь спать. Сергей Миронович, измученный напряженной ноч-пой работой, принял инженера. Оказывается, речь шла о стороже, в невиновности которого инженер твердо убежден. Киров тут же по телефону попросил освободить сторожа из-под ареста. Я присутствовал при этом разговоре и думал, что Мироныч пойдет теперь спать. Но он, посмотрев на часы, оделся и опять поехал на работу.
Баку в те годы представлял собой сложный узел. Нужны были большой такт, тонкое большевистское чутье… И Киров, опираясь на теснейший контакт с Серго, великолепно справлялся с этой задачей. Для многих читающих эти строки будет новостью следующий факт. Промыслы ощущали большую нужду в рабочих, и мы с разрешения Орджоникидзе вывезли в Баку из константинопольских лагерей восемь тысяч врангелевцев, пожелавших вернуться на родину. Это была на редкость трудная политическая операция. Малейший промах был чреват большими неприятностями. Но Киров совместно с Орджоникидзе безукоризненно подготовили почву для «перековки» бывших врангелевцев.
Киров! Это имя вызывало ненависть у врагов. Киров! Это имя с глубочайшим уважением произносили люди, преданные делу революции.
И теперь, когда в далекой суровой Якутии, в сибирской тайге, в горах Урала и Алтая мы ищем золото и платину, ищем и долго не находим, когда в сердца самых смелых разведчиков закрадываются сомнения, тогда встает перед глазами энергичный, неунывающий Мироныч. Тогда память говорит нам: «Вспомни Биби-Эйбат!»
И мы снова ночами проверяем расчеты, карты и планшеты, а утром идем в забой, грызем мерзлоту и камень бурами, взрываем динамит и находим золото, находим платину.
Так было на Алдане. Так нашли после упорных поисков богатую Воронцовскую жилу на Северном Урале. Так мы отыскали золото в степях Джетыгары, и рудник был назван именем нашего незабвенного Мироныча.
З. Г. ОрджоникидзеУЧИТЬСЯ ХОЗЯЙСТВОВАТЬ
С июля 1921 года секретарем ЦК Коммунистической партии Азербайджана избирается С. М. Киров. С этого времени контакт между ним и Серго становится еще теснее. То Киров наезжает в Тифлис, чтобы принять участие в заседании Кавбюро или каком-нибудь совещании, то Серго едет в Баку, который он продолжал держать под неослабным наблюдением. Часто Серго и Киров переговаривались по прямому проводу.
Говоря здесь о хозяйственных делах, связанных с нефтью, хочется рассказать еще об одном довольно характерном для того времени случае.
Как-то рано утром Киров вызвал Серго к прямому проводу и сообщил тревожную весть: в Баку на бывшем заводе Манташева в белом городе загорелся бак с керосином вместимостью в 250 тысяч пудов. Пожар стал быстро распространяться. Загорелись соседние баки с нефтью и маслом. Ночью уже горело шесть баков.
Баки были расположены рядом с электрической станцией. Передав Серго еще некоторые подробности пожара, Киров добавил:
— Причина пожара не выяснена. Сейчас еду на пожар, вечером тебя вызову или пошлю записку.
Придя домой, Серго, показывая мне бланк телеграфной ленты своего разговора с Кировым, очень сокрушался:
— Каждый пуд горючего у нас на вес золота, а тут зря гибнет столько добра!
На Мироныча Серго возлагал большие надежды.
— Он наведет порядок, можно не сомневаться, — говорил Серго. — И нефть вытащит в гору, и положит конец всяким пережиткам национальных раздоров, которых еще немало придется преодолеть.
Вечером Серго опять был у прямого провода. Киров сообщил:
— Только что приехал с пожара. Теперь можно определенно сказать, что опасность, угрожавшая электрической станции, миновала. Сейчас горит один бак на триста тысяч пудов нефти, сгорела уже половина. Самый опасный бак — керосина — сгорел до конца. Горел начиная с пяти часов вечера вчера и догорел только теперь. Электрическая станция повреждений не имеет. Лопнули только стекла от жары и прочие мелочи. Оказывается, бак с керосином, который загорелся первым, был перед этим накачан горячим керосином. Какие это идиоты сообразили наполнять баки, стоящие в нескольких саженях от электростанции, пока не выяснилось. Назначено строжайшее следствие. Надо сказать, что нет Серебровского[16], — значит, нет «Нефтекома». Очень много помогли тушению пожара наши курсанты, которые работают без смены со вчерашнего вечера. Сегодня на курсах устроили собрание, разъяснили курсантам, какие могут быть последствия, если сгорит станция. Курсанты двинулись к пожару и заявили, что не уйдут до тех пор, пока пожар не кончится совершенно.
Этот рассказ Кирова воссоздает лишь один эпизод истории борьбы за советскую нефть. Преодолевая все трудности, большевики Закавказья во главе с Серго и Кировым все увереннее развертывали в крае хозяйственное строительство, и мы видим это прежде всего на примере с бакинской нефтью. Бакинский пролетариат творил чудеса. Добыча нефти медленно, но неуклонно возрастала.
Первые уроки хозяйствования показали, что есть только один путь к созданию «Большого Баку» — это коренная реконструкция всей нефтяной промышленности. Серго и Киров были одними из первых, кто поставил этот вопрос перед ЦК партии и Советским правительством.
М. Катушевский«АПЛОДИРОВАТЬ МНЕ НЕЧЕГО…»
Это было в 1920 году. Я тогда был комсомольцем. Работал маляром на механическом заводе имени Монтина. Под напором частей Красной Армии белогвардейцы и мусаватисты эвакуировались из Баку. В город вступили части XI армии. Впереди шел бронепоезд, на котором прибыли члены Реввоенсовета армии — Киров, Орджоникидзе.
На вокзале состоялся огромный митинг, на котором выступил с яркой речью Сергей Миронович Киров. Здесь я его впервые и увидел и услышал.
Во второй раз я увидел Кирова в 1922 году, когда он был секретарем Центрального и Бакинского комитетов Азербайджанской Коммунистической партии (большевиков). Он пришел в нашу заводскую партийную ячейку с прикрепительным талоном, чтобы стать на учет.
Сергей Миронович не случайно выбрал наш завод. На нем в то время было много меньшевиков и эсеров, которые стремились разложить заводской коллектив, играя на отсталых настроениях отдельных рабочих. Партийная организация у нас была тогда еще слабенькой и малочисленной. Она объединяла два крупных завода, а насчитывала только около тридцати коммунистов.
Киров часто бывал и выступал на собраниях ячейки и рабочих собраниях. Обычно они происходили в кузнице. Трибуной Сергею Мироновичу служила наковальня. Отсюда он, подобно тяжелому молоту, громил предателей рабочего класса — меньшевиков. Он учил нас большевистской непримиримости в борьбе с врагами рабочего класса.
Помню, через несколько дней после того, как Киров прикрепился к нашей ячейке, на заводе возникла итальянская забастовка[17], организованная меньшевиками Дорониным, Носковым и другими. Страна тогда только-только начала залечивать раны, нанесенные ей гражданской войной и голодом. Жилось тяжело. Этим и воспользовались меньшевики.
Через несколько минут после начала «итальянки» на заводе появился Киров. На дворе собрались все рабочие. Кирова уже знали и уважали за его прямой характер, за простоту его речей, за глубокое знание рабочего нутра. Когда он поднялся на возвышение, раздались аплодисменты. Сергей Миронович поднял руку и начал говорить:
— Аплодировать мне нечего. Я вам ни спецодежды, ни французских булок не привез. Я обвинять вас приехал за то, что вы послушались меньшевиков, попались на их удочку и пошли за врагами рабочего класса, вонзающими нож в спину революции.
«Итальянка» была ликвидирована в самом зародыше. Десятки рабочих после речи Кирова выступали и каялись в своих ошибках, клеймили предателей дорониных и носковых.
В течение почти трех лет Киров работал в нашей ячейке. За эти годы он превратил ее в боевую организацию, выдвинувшую десятки талантливых работников. В общей массе рабочих завода Сергей Миронович замечательно умел находить эти таланты.
Сотни старых рабочих завода знали Кирова. Со многими из них он запросто беседовал. К нему рабочие часто обращались за советами и с просьбами. Его простота и скромность поражали всех встречавшихся с ним.
С. Л. МаркусПОКОРЯЯ ЛЮДЕЙ СЛОВОМ
В 1921 году осенью я была командирована на Кавказ — мне было дано задание наладить работу среди женщин в Горской республике, Грузии, Азербайджане. Сергей Миронович был тогда секретарем ЦК КП (б) Азербайджана. В Баку я остановилась на квартире у Кировых, и мы встречались с Сергеем Мироновичем каждый вечер. Оба мы возвращались с работы очень поздно, обедали, а затем начинались беседы, которые тянулись далеко за полночь.
Тут, в Баку, я впервые услышала речь Сергея Мироновича. Это был незабываемый момент. Он выступал на митинге, устроенном в связи с каким-то крупным международным событием. Как сейчас, помню длинный зал, стол на сцене, Сергея Мироновича, стоящего у рампы. Он начал речь как будто обыкновенно, так, как начинают ее многие ораторы. Но уже вскоре весь зал замер, словно зачарованный. Все взоры были прикованы к Кирову. Он покорил людей своей неумолимой логикой, глубокой большевистской убежденностью и принципиальностью, звучавшими в каждом его слове. Для слушавших Кирова ничего кругом больше не существовало, кроме его живой, горячей, напряженной мысли, котор