Вот такими повседневными уроками Сергей Миронович приучал нас к точности и сознательному отношению к порученному нам делу.
Хочется сказать несколько слов о Кирове-докладчике. Людям, которые слышали Кирова с трибуны, всегда казалось, что для Сергея Мироновича не представляло труда сделать доклад, так легко лилась его речь. В действительности дело обстояло совсем не так. Излишне, конечно, говорить, что к каждому выступлению Сергей Миронович изучал массу материалов, пользовался обильными источниками, перечитывал обзоры и т. д. Интересно отметить, что Киров, который сделал за свою жизнь сотни докладов, волновался перед каждый своим выступлением. Об этом знали все, кто близко работал с Сергеем Мироновичем, да и он сам никогда этого не скрывал.
В ожидании доклада Киров не мог спокойно сидеть или стоять. Заложив руки за спину или спрятав их в карманы, он сосредоточенно расхаживал из угла в угол. Как-то Платонова, увидев Кирова расхаживающим по коридорчику дворца Урицкого, улыбнулась. Сергей Миронович вздохнул и заметил полушутя:
— Вам-то хорошо улыбаться! Вам ведь доклада не делать. А мне вот через несколько минут надо уже стоять на трибуне.
Однако, как только Сергей Миронович появлялся на трибуне, все волнение его исчезало. Он был абсолютно спокоен и чувствовал себя полным хозяином аудитории. На трибуне Киров совершенно перерождался. Невысокого роста, коренастый, он казался необычайно могучим, сделанным из несокрушимого гранита.
Однажды после одного доклада, когда зал неистовствовал от рукоплесканий, мы спросили Сергея Мироновича, учился ли он когда-нибудь делать доклады.
— Да, я учился технике речи, — ответил Киров. — Раз мне по характеру работы приходится часто выступать, я обязан это делать как можно лучше. А для этого нужна настоящая учеба.
Сергей Миронович учился всегда и всюду. Трудно было понять, когда он спит или отдыхает. Очень часто он звонил дежурному в два-три часа ночи и просил прислать ему домой нужный материал…
30 ноября 1934 года в двенадцать часов дня Сергей Миронович позвонил дежурной Ефремовой и спросил, получены ли газеты и напечатано ли постановление об отмене хлебных карточек. В этот день Киров готовился к докладу на партийном активе. В пять часов он вновь позвонил и попросил прислать старое постановление обкома о введении хлебных карточек. Через некоторое время Сергей Миронович справился о подъеме воды на Неве (в этот день дул сильный ветер с моря). Предпоследний звонок в этот день был около одиннадцати часов вечера. У Сергея Мироновича не оказалось дома карандашей, и он просил прислать ему коробку из его письменного стола. Пока дежурная искала карандаши, Сергей Миронович позвонил вновь: он отыскал у себя несколько карандашей и просил не беспокоиться. Больше в этот вечер Киров не звонил.
Первого декабря Сергей Миронович позвонил часов в двенадцать дня. Ему нужен был ряд сведений о работе облторготдела. Так как сразу этих сведений в Смольном найти было нельзя, Сергей Миронович попросил дежурную связаться с заведующим облторготделом:
— Скажите, чтобы он как можно быстрее позвонил мне и сообщил точные данные.
Последний звонок Сергея Мироновича в горком был 1 декабря в четыре часа дня. Он сообщил, что выезжает в Смольный. По всему его тону чувствовалось, что он в прекрасном настроении:
— Сейчас выезжаю. А как вода?
Сергей Миронович дошел из дома пешком до Троицкого моста, посмотрел на подъем воды на Неве и только тогда сел в автомобиль. Как всегда, большевистский хозяин города Ленина хотел лично убедиться, что его детищу, Ленинграду, не грозит никакая опасность…
С. Л. МаркусВ ДОМАШНЕЙ ОБСТАНОВКЕ
За годы работы Сергея Мироновича на посту секретаря Ленинградского горкома и обкома ВКП(б) я несколько раз приезжала в Ленинград и, останавливаясь у Кировых, имела счастье близко видеть Сергея Мироновича, слышать его, общаться с ним в домашней обстановке.
Сергей Миронович обычно приходил домой в одиннадцать часов вечера, а бывало, и позднее. Он переодевался, умывался, обедал. Как бы он ни был голоден, он никогда не садился обедать один. Мы с Марией Львовной должны были принести все из кухни, сесть за стол и кушать вместе с Сергеем Мироновичем. После обеда он любил пить чай, но делал это большей частью уже за работой.
Сергей Миронович очень своеобразно отдыхал. Редко случалось, чтобы он прилег на диван. Как правило, он отдыхал, переключая себя на что-нибудь постороннее, не связанное с его повседневной работой…
Сергей Миронович в минуты отдыха любил чистить свои ружья, работать за верстаком, строгать, пилить, чистить свои охотничьи сапоги. Выходит он как-то из кухни, на нем передник, в руках вычищенные сапоги.
— Сергей Миронович, — говорю я, — чем это вы занимались?
— Сапоги чистил, — отвечает он.
— Но почему же вы занимаетесь этим сами? Неужели некому это сделать? — удивленно спрашиваю я.
— Ну, а кто же обязан их чистить? — улыбаясь, говорит Сергей Миронович. — Вот почистил сапожки, сальцем смазал, и все в порядке!
В перерывах между работой Сергей Миронович любил рассказывать иам об охоте, о любимых книгах, читал отрывки из этих книг. Случалось, что он рассказывал нам о себе. Сколько юмора вкладывал он в эти рассказы!
Надо сказать, что последние годы Сергей Миронович страдал бессонницей. В связи с этим завязался как-то разговор.
— Каким я был веселым парнем! — воскликнул Сергей Миронович. — И спать умел замечательно!
И он рассказал эпизод из томского периода его работы. Проводил он в 1905 году забастовку на станции Тайга, не спал несколько ночей. И вот однажды, это было в субботу, приехал он к Поповым, а они собрались в театр. В комнате было уютно, хорошо, мамаша Поповых под воскресенье напекла пирогов, на столе сияла белизной скатерть, шумел самовар. Эта обстановка так подействовала на Сергея Мироновича, утомленного бессонными ночами, что он отказался от театра. Закусили, выпили чаю, все ушли, он остался один в квартире и лег спать. Поповы, возвратясь из театра, стали стучать в дверь. Им не открывают. А стояла зима, был сильный мороз, хотелось скорее попасть домой. А Сергей Миронович спит, ничего не слышит. Поповы сильно забеспокоились, не случилось ли что-нибудь с Сергеем Мироновичем. Стали стучать изо всех сил. А Сергей Миронович спит. Не проснулся он и тогда, когда выломали сначала наружную дверь, а потом — дверь в комнату, где он спал. Проснувшись наутро и увидев выломанную дверь, он никак не мог понять, что случилось. Потом ему рассказали, как все произошло. Сергей Миронович передавал этот эпизод с такими комическими подробностями, так весело и остроумно, что мы буквально покатывались со смеху. Замечательным рассказчиком был Сергей Миронович!
Лучшим отдыхом в эти вечерние часы являлась для него музыка. Нужно было видеть, с каким наслаждением слушал он оперы, передаваемые по радио!
После обеда все убиралось со стола, и Сергей Миронович тут же, за обеденным столом, принимался за работу. Он просматривал громадное количество писем и материалов, которые приносили ему из Смольного, делал записи и пометки красным и синим карандашами, вел разговоры по телефону с секретарями райкомов, хозяйственниками, партийными и советскими работниками…
Припоминаю, как в один из моих приездов, в 1933 году, на одном из заводов был большой прорыв с выполнением производственной программы. Сергей Миронович поздно возвратился с этого завода домой, а затем всю ночь звонил туда и узнавал, в каком положении дела, давал указания, кого-то крепко бранил за отсутствие оперативности, за бездеятельность. Он занимался этим заводом до тех пор, пока тот не вышел из прорыва.
Последний год его жизни был исключительно творческим. Сергей Миронович буквально был захвачен кипучей деятельностью, работал над громадным количеством вопросов. Садясь обедать, он брал в руки книгу (это были книги по технике, по рыбному делу, по другим отраслям знаний) и работал даже за едой. Стол в столовой наполовину был превращен в его рабочий стол — там лежало множество книг по самым различным вопросам. Книги были даже в спальной на столе и на диване. Как-то Сергей Миронович сказал:
— Для невооруженного глаза может показаться, что здесь царит хаос, а для меня это высший порядок, потому что я хорошо знаю, где лежит нужная мне книга.
В октябре 1934 года, когда мы с Марией Львовной приехали из дома отдыха Толмачево, почти весь обеденный стол был завален книгами.
— Ну что ж, видно, в следующий приезд нас совсем кормить не будут? — указывая на стол, шутливо спросила я.
— Ничего, как-нибудь выйдем из этого тяжелого положения, подставим к столу другой столик, вот и найдется место, где вас покормить, — смеясь, ответил Сергей Миронович.
Возвращаясь из Смольного, он обычно после обеда тотчас же включался в работу и просиживал до поздней ночи, а иногда и до утра.
Сергей Миронович тщательно готовился к заседаниям секретариата, к бюро и пленумам обкома и горкома ВКП(б). Он прочитывал все материалы к заседаниям от начала до конца, делая на них свои пометки и записи в блокноте.
Уже за несколько дней можно было узнать по Сергею Мироновичу, что он готовится к большому выступлению. В эти дни он был каким-то особенным. Внешне казалось, что он так же, как обычно, разговаривал с нами, шутил, возился с рыбками, с котом, с собаками, — и все же он был не тот, его мысль где-то витала. Видно было, что чем бы он ни занимался, он напряженно и упорно о чем-то думал.
— Самое тяжелое для меня — найти ось, стержень доклада, — как-то сказал он.
А когда он находил этот стержень, он становился особенно оживленным и веселым, подбирал книги, материалы, давал задания своему личному секретарю — Марии Львовне и аппарату горкома и обкома партии. В эти дни курьер Смольного неоднократно приезжал с материалами, часть из них увозил обратно и снова привозил новые. Много энергии вкладывал Сергей Миронович в подготовку каждого доклада, тщательно обдумывал его план, собирал огромный фактический и цифровой материал.