Оторвавшись от колонны, к Котовскому подъехал помощник командира первого полка Маштава. На кровного скакуна его жалко было смотреть бока глубоко запали; конь прерывисто дышал, то и дело оглядывался на всадника, как бы удивляясь тому, что хозяин еще требует от него рыси.
Маштава глубоко сочувствовал своему верному скакуну. Лезгин по национальности, прирожденный джигит, выросший в седле, человек беззаветного мужества, Маштава в жестоком встречном кавном бою с немецкими кирасирами еще в первую мировую войну потерял три пальца на правой руке. Сейчас он свободно рубил левой рукой, правой держал повод.
Усталым жестом, козырнув левой рукой, Маттава обратился к командиру бригады. Котовский придержал своего рыжего Орлика.
— Что делать будем — спросил Маштава. — У меня в полку с десяток коней выбились из сил в обрез! Разрешите оставить ребят… Они с ручным пулеметом, отобьются как-нибудь, если на них нападут…
— Нет, не годится! — возразил Котовский решительно. — Давайте уж лучше вместе передохнем. Все равно на усталых конях какие из нас бойцы Да и у бандитов кони не железные, небось и им пора где-то привал делать!
На том и порешили. Бригада встала. Коней разнуздали, отпустили подпруги, напоили ключевой водой.
Маскируясь в кустарнике, залегли над оврагом пешие дозорные. Измученные усталостью и голодом, свободные от наряда кавалеристы повалились на землю между пасшимися в сочной траве конями.
Часа через три все снова были в седлах. Преследование продолжалось.
В каких-нибудь десяти километрах, двигаясь по тому же оврагу, котовцы обнаружили на примятой траве совсем свежие следы бандиты тоже делали привал.
Котовский оглянулся на маленького штаб-трубача. Тот понял его без слов и, встав на стремена, сыграл — «рысью размашистой, но не распущенной для сбереженья коней!». Кони вяло перешли на рысь — заметно было, что им нужны овес и более продолжительный отдых.
Наступал вечер, в овраг спускались сумерки. Лощина неожиданно закончилась тупиком, густо заросшим молодым ольховником. Передовые поднялись в поле. Они увидели перед собой небольшое селение — хутор Шкарин.
Хутор оказался безлюден, ставни заколочены гражданская война на Тамбовщине опустошила не одну деревеньку…
Тут же у хутора оказались и бандиты. Они плелись, не соблюдая никакого строя, большой нестройной кучей в несколько сот человек, прямо по полю, топча конями выгоревшую рожь, поросшую бу-рьяном.
Не оглядываясь, Котовский, выхватив шашку и хрипло крикнув «ура», подняв своего Орлика в карьер, ринулся вперед.
Шурка-трубач встал на стремена и сыграл свой любимый сигнал — атаку! Нестройным аккордом взвизгнули выхваченные из ножен клинки.
Командиры полков рассыпали эскадроны в подковообразную лаву. В центре лавы, в первой шеренге, скакали отборные бойцы с пиками наперевес.
Бандиты решили дать встречный конный бой, повернули, стреляя, навстречу котовцам.
Из отрядов антоновцев вырвался маленький, толстый всадник. Он был в бурке, несмотря на па-лящий зной, и в каком-то нелепом зеленом тюрбане, с воткнутым в него большим пером. Он скакал прямо на Котовского, стреляя на ходу из пистолета.
Командир бригады поднял над головой шашку, готовясь к удару, но бандитский конь, испугавшись чего-то, внезапно отвалил в сторону. Взводный второго полка гигант Константинов, сблизившись с бандитом, поддел его на пику, поднял из седла и швырнул об землю.
Антоновцы не выдержали встречный конный бой и обратились в беспорядочное бегство. И тут пошла рубка…
На поле боя оставалось около четырехсот бандитов.
У котовцев убит был начальник разведки штаба бригады — огромный рыжий антоновец застрелил его в упор, да ранен порученец командира бригады. Других потерь не оказалось.
Просмотр захваченных документов и допрос единственного пленного принесли горькое разочарование не с бандой Матюхина дрались котовцы, не за бандой Матюхина гнались они по оврагам. Разгромленная в бою у хутора Шкарина банда состояла из остатков трех антоновских полков, отколовшихся от его главных сил еще под Бакурами. С тех пор эта бандитская группа бродила по Тамбовщине, ускользая от нашей разведки.
Теперь она была истреблена почти целиком. Ее командиру, антоновскому атаману Аверьянову, с личным конвоем на добрых конях удалось до поры до времени скрыться. Надетый же на пику бандит оказался командиром седьмого антоновского полка, бывшим царским урядником Назаровым. Этого матерого контрреволюционера органы ВЧК разыскивали еще задолго до антоновского восстания…
Нельзя было считать, что четыре дня потеряны напрасно. Победа была значительной, но банда Матюхина снова ушла.
После разгрома группы Аверьянова полки Котовского вернулись на свою базу — в село Медное. Здесь в ожидании очередной вылазки матюхинцев Котовский решил дать бригаде заслуженный отдых…
2. Вагон командующего
13 июля 1921 года командующий войсками Тамбовского округа Тухачевский передал Котовскому приказание явиться на станцию Инжавино с тридцатью отборными кавалеристами.
Бойцы и командиры, узнав об этом приказе, терялись в догадках зачем вызывают Награждать будут, что ли Котовский считал всех своих конников отборными и отдать предпочтение одним перед другими было не так легко.
Много возникло споров в штабе. Одеты бойцы и командиры были пестро. Обмундирования бригада не получала давно, и почти все носили трофейное деникинское да польское. Кони под седлами тоже были разные кровные, полукровки и вовсе «дворняжки», невзрачные на вид, но не уступающие лошадиной «аристократии» в походе и в бою.
На первых порах Котовский хотел было отобрать «франтов» на лучших конях, чтобы его бригада не ударила лицом в грязь перед командующим, но комиссар бригады Борисов, наоборот, склонялся к тому, чтобы взять с собою самых «оборванцев» на худших конях пусть командующий убедится своими глазами, что бригаду плохо снабжают. После долгих споров приняли «среднее» решение отразить в отборном отряде все степени изношенности одежды бойцов и различные внешние качества конского состава.
Предстоял путь около шестидесяти километров по местности, наводненн-ой мелкими, бандами. Котовский с комиссаром, начальником особого отдела и порученцем поехал в легковой машине. Все вооружены были карабинами и пистолетами; на всякий случай положили в кузов и два легких ручных пулемета.
В эти дни стоял страшный зной. Но ночью идти не рискнули в темноте бандиты обычно смелели, хорошее знание местности давало им значительное преимущество, особенно в мелких стычках. Поэтому двинулись, лишь только забрезжил рассвет.
В пути котовцев обстреляли дважды. В первый раз — километрах в двадцати от Медного., во второй— уже под самым Инжавино. Здесь даже зататакал было пулемет, но сразу захлебнулся. Самих же бандитов видно не было, они стреляли из кустарников, которыми поросли края оврагов. Банды, видимо, были малочисленны, а поэтому в открытую напасть не осмелились.
В густой березовой роще в окрестностях Инжавино расположился лагерный сбор нескольких школ командного состава — пехотных, саперных и артиллерийских. Будущие красные командиры обеспечивали оцепление Тамбовского леса.
Старые солдаты, которых в кавалерийской бригаде было не мало, проезжая мимо, с любопытством разглядывала лагерь, укрепленный по всем правилам фортификационного искусства окопы в рост, брустверы, накаты, ложементы.
Антоновские банды даже в то время, когда в их рядах насчитывалось несколько десятков тысяч человек, ни разу не решились напасть на расположение лагерного сбора. Бандитские атаманы прекрасно понимали, что распущенному сброду, которым они командовали, не под силу справиться с этой первоклассной полевой крепостью…
Салон-вагон Тухачевского стоял в тупике на запасном пути, между двумя бронированными вагонами. Котовский, комиссар, начальник особого отдела и порученец направились к салон-вагону. Адъютант командующего, видимо заметивший Котовского еше из окна, вышел в тамбур и раскрыл дверь вагона.
— Пропустите этих товарищей! — сказал он часовому. — Это Котовский… По вызову командую-щего.
Матрос из экипажа бронепоезда, стоявший на часах, молча и почтительно посторонился, притронувшись пальцами к ленте бескозырки.
Тухачевский расспросил о подробностях боя с бандой Аверьянова, краткое донесение о котором он уже получил, поинтересовался обстоятельствами гибели начальника разведки бригады. Укоризненно покачал головой. Потом задал вопрос:
— А порученец ваш тяжело ранен?
— Да вот он! — ответил Котовский, указывая на одного из своих спутников, у которого рука была на перевязи.
Тухачевский снова покачал головой.
— Вот видите, как оно получается, Григорий Иванович, — проговорил он дружески, — у вас в по-левом штабе два человека один — убит, другой ранен! Хорошо, а Котовский промолчал.
— И себя вы, конечно, тоже не бережете, — продолжал командующий, — а много ли Котовских в Краской Армии?
— Товарищ командующий, — заметил Котовский уклончиво, — кавалерийский бой в условиях малой войны имеет свои особенности…
— Особенности особенностями, — перебил Тухачевский, — вам это виднее, конечно, только на рожон зря лезть нечего! — Он задумался и продолжал — Ну, а все-таки как же мы поступим с Матюхиным Помощь наша в этом деле вам не нужна.
Котовский нахмурился.
— С Матюхиным Уничтожим, и все! А помощь, — он пожал плечами, — два раза мы его упустили, в третий, — он сжал кулак, — не уйдет! Помочь можем мы себе только сами не зевать!
— А я все-таки постараюсь вам помочь, — возразил командующий, — как именно, я еще и сам не придумал, сообща придумаем…
Он. кивнул адъютанту, тот вышел и тотчас же возвратился в сопровождении какого-то человека в штатском. Это был среднего роста широкоплечий мужчина лет пятидесяти, заросший густой седоватой щетиной. На нем были черные брюки, заправленные в сапоги с короткими голенищами, темно-синяя косоворотка, перетянутая широким армейским поясом, и черный пиджак. Офицерскую защитную фуражку с дыркой от бывшей на ней когда-то кокарды он держал в руках.