Было отдано секретное распоряжение сформировать три состава классных вагонов и поставить их в укромном месте. Поезд с Лениным решено было отправить со станции Цветочная.
Враги революции, конечно, прослышали о переезде правительства в Москву и всеми силами старались узнать: когда и каким поездом поедет Ленин? А узнав, организовать крушение этого поезда.
И вдруг большевики сами открыли этот строжайший секрет. Утром 10 марта газета «Известия» напечатала официальное сообщение: «…настоящим объявляется, что Совет Народных Комиссаров предполагает выехать в Москву 11 марта, вечером…».
Откуда? Кинулись по вокзалам шпионы. На Николаевском вокзале обнаружили два готовых к отправке пассажирских состава. Казалось бы, тайна была раскрыта, большевики сами проговорились!.. Но ликовать врагам революции было рано.
Поезд под № 4001 стоял не на Николаевском вокзале, а на станции Цветочная. И тронуться в путь собирался он вовсе не 11 марта.
Поздним вечером 10 марта из Смольного выехал на Шпалерную улицу (ныне улица Воинова) темный лимузин. Машина мчалась с зажженными фарами, но, миновав Московские ворота, фары погасли. Повернули влево на Заставскую улицу и вскоре были уже на Цветочной.
Ровно в 22.00 без всяких предварительных сигналов 4001-й тронулся в путь. Шел он с затемненными окнами, и Ленин даже спросил Бонч-Бруевича: неужели все время придется ехать в темноте?
— Выедем на главную магистраль, — ответил Владимир Дмитриевич, — включим электрическое освещение.
Это обрадовало Ленина.
— Можно будет почитать! — улыбнулся он.
Враги революции так и прозевали ленинский поезд. Они были твердо уверены, что он отойдет от Николаевского вокзала, и успели заложить заряд динамита под одним из мостов. Там его вскоре и обнаружили бойцы железнодорожной революционной охраны.
A 4001-й летел в ночи. Все разошлись по купе, спали. Только в купе Владимира Ильича светилась лампочка. Рядом с нею на столике лежал лист бумаги, и вскоре на нем появился заголовок будущей статьи: «Главная задача наших дней».
Написав его, Ленин на минуту задумался и написал эпиграф — знаменитые некрасовские строки:
Ты и убогая, ты и обильная,
Ты и могучая, ты и бессильная,
Матушка-Русь!
Такой она и проплывала за окном. Но Ленину в его статье она виделась уже другою — действительно могучею, богатою, социалистическою.
Сберегли, сохранили
Среди многочисленных памятников Ленинграда есть особенный — памятник длиною в 200 километров! Его монументы, стелы, обелиски стоят на рубежах обороны города в годы Великой Отечественной войны. Молчаливо, словно охраняя завоеванный в битвах покой, замерли на гранитных пьедесталах танки, артиллерийские орудия, серыми конусами дыбятся надолбы, прямо у волн Ладожского озера поднялось «Разорванное кольцо». На бетонных плитах под ним четко отпечатан след автомобильной колеи — он уходит прямо в озеро на трассу бывшей легендарной Дороги жизни. А на площади Победы всех, кто едет в город со стороны Пулкова, встречает величественный монумент героическим защитникам Ленинграда.
…Я помню тот день — 22 июня 1941 года.
Тогда на самых людных перекрестках города, на стенах зданий появилось много репродукторов — длинных серых раструбов. С утра они гремели мелодиями духового оркестра, потом началась передача для детей… И оборвалась на полуслове. Длинная непонятная пауза словно перехватила дыхание репродукторов. Вновь они заговорили совсем по-иному. Серьезно, тревожно, грозно:
«…Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну…»
И уже на следующий день, в самом его начале, в 1 час 45 минут, над городом взвыли сирены. Надрывно гудя, их песню подхватили паровозы, пароходы, заводские гудки. Из репродукторов впервые донеслось к ленинградцам:
«Внимание! Внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны города. Воздушная тревога! Воздушная тревога!»
Когда говорят о мужестве на войне, то в первую очередь, конечно, имеют в виду воинов. Но это совсем не значит, что мирных жителей — женщин и детей, ученых и музыкантов — мужество обходит стороной. Совсем не значит… Ленинградцы доказали это.
…В Летнем саду рыли траншеи. Тем летом, 1941 года, весь Ленинград покрылся узкими сырыми щелями, куда можно было спрятаться во время бомбежек.
Но в Летнем саду рыли не щели — траншеи. Возле них стояли высокие треноги с талями, суетились землекопы, такелажники, деловито и грустно перебегал от одной траншеи к другой скульптор-реставратор Георгий Александрович Симонсон. Нелегкое выпало ему задание: зарыть в землю знаменитые скульптуры Летнего сада.
Георгий Александрович спешил. Стояли по-летнему теплые дни, но приближалась осень, и нужно было торопиться.
На пересечении 6-й и 9-й аллей ушла в землю юная Аврора, скрылись в свое подземное убежище царственный Аполлон и прекрасная Нимфа. Богиня охоты Диана словно в последний раз улыбнулась зверинцу на памятнике дедушке Крылову. Старый баснописец сидел молча. Сурово насупясь, он наблюдал, как один за другим исчезали его беломраморные соседи, как землекопы старательно притаптывали землю на месте зарытых траншей.
Скоро на темно-коричневых шрамах сада уже зазеленела трава, и лишь несколько человек знали, где спрятаны знаменитые скульптуры.
Конечно, знал это и Симонсон. Но знал и другое: не успели! Не все успели укрыть! Надвинувшиеся морозы, нехватка людей, подступающий голод не позволили закончить работы. Осталась неукрытой скульптурная группа «Амур и Психея», Эльфдальская ваза…
После каждой бомбежки Георгий Александрович спешил в Летний сад. Но с каждой неделей путь от Загородного проспекта становился все длиннее. Голод давал себя знать. Таяли последние силы. В один из дней Георгий Александрович мог сделать лишь несколько шагов и опустился на лестничную ступеньку. Сил хватило только на то, чтобы доползти обратно в квартиру. Около умершего скульптора нашли листки, вырванные из общей тетради. Нетвердой рукой на них были начерчены аллеи Летнего сада, стояли крестики с цифрами. На других листочках против цифр было написано: «17 — Немезида, 18 — Рок, 22 — Искренность…». Георгий Александрович, конечно, знал, что план зарытых скульптур существует и без его листочков, но что, если он случайно потеряется, погибнет при пожаре? Ведь не вечно лежать скульптурам в земле! Настанет день, придет Победа, и он все должен будет вернуть городу. Сохранить и вернуть! И, умирая, он чертил план Летнего сада.
…В ясные солнечные дни сверкают над Невою купола соборов, врезаются в небо золотые иглы шпилей. Ничего не скажешь, красиво! Только что для фашистов красота? Подойдя вплотную к стенам города, рассматривая его в бинокли, в куполах и шпилях они видели не красоту — ориентиры для своих дальнобойных орудий. Глядя на сверкающие шпили, производили они свои расчеты. Чуть-чуть правее — «военный объект» № 9 — Эрмитаж, еще чуть правее и чуть ближе — «объект» № 192 — Дворец пионеров.
Нужно было отнять у врага эти ориентиры, спрятать их.
Маскировкой Исаакиевского и Никольского соборов, Инженерного замка, Адмиралтейства, колокольни Предтеченской церкви на Лиговской улице руководил архитектор С. Н. Давыдов. А выполнили это по-настоящему фронтовое задание люди самых разных профессий. Виолончелисты М. И. Шестаков и А. Н. Сафонов, пианистка О. А. Фирсова, архитекторы В. Н. Захарова и Ю. П. Спегальский, художница Т. Э. Визель. На пять куполов и три шпиля натянули серые халаты, золотую «лысину» Исаакия и шпиль Петропавловской крепости покрыли серой краской. И назло врагу слились «ориентиры» с хмурым ленинградским небом, исчезли…
И все-таки гремели взрывы бомб, рвались на улицах снаряды, свистели их смертоносные осколки. Хорошо, что с Аничкова моста успели снять бронзовых коней Клодта.
Но памятников в Ленинграде было много. И каждый из них нужно было спасти, сберечь. Не жалели для этого сил ленинградцы! 14 памятников было укрыто, 95 закопано в землю.
Памятник В. И. Ленину у Финляндского вокзала и памятник С. М. Кирову обнесли деревянной опалубкой из досок и засыпали песком. Земляная гора выросла и над Медным всадником. Хотели было снять его с Гром-камня и опустить на дно Невы, но к архитекторам пришел старый архивариус, работавший в Центроархиве. Пришел и рассказал, что среди бумаг 1812 года сохранилось любопытное письмо некоего старожила города, адресованное царю. Тогда, в 1812 году, перепуганные петербургские вельможи ждали, что со дня на день Наполеон повернет свои войска на столицу, разумеется, возьмет Петербург, и что делать? Решили вывезти из города наиболее ценные реликвии, в том числе и памятник Петру I — Медный всадник. И тут как раз — письмо царю. Писал старожил, что приснился ему сон, будто сам Петр I пришел к нему и повелел передать царю следующие слова: «Покуда я стою в граде сем, ни один враг не ступит на землю его!» Письмо это обнаружили в архиве только в 1941 году, и архивариус решил его показать архитекторам. Наверное, это письмо произвело впечатление, но важнее было то, что погружение в воду могло испортить выдающийся памятник. Решили оставить его на месте — соорудить особо прочный каркас из досок, засыпать двойным количеством песка.
Памятник Николаю I на Исаакиевской площади укрыли мешками с песком. Первый конный памятник России — фигуру Петра I у Инженерного замка срезали с пьедестала, густо смазали тавотом, завернули в бумагу и рубероид и закопали. Рядом в Михайловском саду укрыли под землей и знаменитое «Пугало» — памятник Александру III работы П. Трубецкого. Во дворе бывших Конногвардейских казарм были закопаны «Диоскуры» А. Трискорни. И когда уже шли бои под Пулковом, к воротам Мясокомбината на Средней Рогатке подошел трактор с платформой, погрузил на нее тяжелых «Быков» скульптора В. Демут-Малиновского и увез через весь город, спрятал под кроны деревьев Александро-Невской лавры.