На конкурс, правда, этот проект они представили.
Солидный был конкурс! Шестьдесят одна работа! А мастера какие! Маниэер, Фомин, Козлов, Шервуд, Руднев!.. И что приятно: рядом — никому неведомые самоучки. Кто тогда премии получил? Первую — архитектор Лангбард, вторую — ленинградский скульптор Разумовский, а вот третью — просто инженер! Московский инженер Самородов.
Долго ходила комиссия по залам Академии художеств и все же записала: «Нужно констатировать, что не нашлось скульптора, который бы сумел представить Ленина таким, каким он был и каким его желает видеть ныне в художественном изображении ленинградский пролетариат».
Вот так-то…
Их первый проект премии не получил. Но что-то все-таки сумели они найти в нем верное. Не зря же ведь именно их «тройственному союзу» и было поручено выполнение окончательной модели.
Да, снова тогда они спорили и искали, спорили и искали… Пять раз переделывали проект. Отказались от окружающих фигур, оставив только броневик. Но и этот вариант сами же забраковали. Броневик, «обутый» в толстые шины, выглядел излишне большим, фигура Ленина на нем — маленькой. Но ведь главное-то не броневик, а Ленин! Оставили только одну из башен броневика. И сразу центром скульптуры стал Владимир Ильич. Было найдено именно то, что так долго искалось.
…Обстрел все-таки «изволил быть». Правда, Сергей Александрович уже успел перейти Неву и первый свист снаряда настиг его уже у стенки правого берега. Из-за низко нависшей ваты плотных, напичканных снегом облаков выстрелов гитлеровских пушек, установленных где-то на Вороньей горе, было не слышно. Об опасности предупреждали сами летящие снаряды. Едва заметный вначале свист нарастал, усиливался и заканчивался грохотом. Стреляли по Финляндскому вокзалу, и потому Сергей Александрович забеспокоился, заторопился туда, где падали снаряды.
— В укрытие! В укрытие! — выросла перед ним женщина с противогазной сумкой через плечо.
Пришлось сворачивать в парадную. Что ж, и впрямь можно передохнуть, посмотреть на часы… Так… Сколько же он шел? Три часа. Назад, очевидно, получится чуть дольше.
Обстрел прекратился, и Сергей Александрович побрел на привокзальную площадь.
Рядом со зданием вокзала, в том месте, где в апреле 1917 года Ленин говорил с броневика, возвышался сейчас широкий дощатый конус с плоским верхом. Вырастал он прямо из земляного холма, засыпанного снегом. Там, под дощатым конусом, обложенным мешками с песком, бережно укрытый от осколков бомб и снарядов, стоял памятник Ленину. Памятник, уже ставший символом Ленинграда.
Сергей Александрович смотрел на припорошенные снегом доски, а видел каждую складочку на скульптуре вождя. Помнил их наизусть.
Как было не помнить!.. Ведь он и лепил ее — огромную статую в 4,5 метра. Даже мастерская академических театров, казавшаяся ему такой просторной, на этот раз оказалась мала. Пришлось ломать потолок. Под проемом в потолке все трое установили они каркас, возвели вокруг леса.
Потом он лепил. Лепил и лепил. Володя Щуко был всегда рядом. Техника ваяния ему была знакома: в молодости брал уроки у скульптора Беклемишева. Но главное — Щуко видел и слышал Ильича. Евсееву повезло лишь один раз: тогда, в апреле семнадцатого. Щуко же не раз встречался с Владимиром Ильичем. Его постоянные советы были точны и тем особенно ценны. Кстати, он сам и позировал. Невысокий, чуть коренастый, долгими часами простаивал он в трудной позе с выброшенной вперед рукой. А только лишь слезал со специально сделанной круглой тумбы, сразу спешил на леса, придирался к каждой мелочи, к каждой складочке на костюме.
В октябре 1925 года фигура была полностью вылеплена из пасты. В мае следующего года была готова гипсовая модель. И самой статуи, и броневой башни с радиатором.
И тогда в мастерскую хлынул поток рабочих, наверное, со всех заводов и фабрик города. Первыми пришли путиловцы, потом — с Семянниковского завода, потом… уж и не вспомнить. На многих предприятиях был даже проведен специальный анкетный опрос: «Ваше мнение о будущем монументе Ленину?». Сергею Александровичу один ответ особо запомнился, рабочих Выборгской стороны: «Считать модель памятника и фигуру Ленина пригодными и хорошими». С этим согласилась и комиссия, куда входили Сергей Миронович Киров, Николай Михайлович Шверник, представители Института истории партии, Главнауки, скульпторы, искусствоведы…
Памятник можно было отливать.
Теперь он стоял зашитым в дощатый корпус. Сергей Александрович обошел земляной холм, выбрал как ему казалось, наиболее удобный склон для подъема и стал забираться. Ноги скользили, заставить их упираться в насквозь промерзшую землю было не так-то просто. Но он все-таки добрался до верху и принялся одну за другой ощупывать доски. Осколки не облетали их стороной. То там, то здесь темнели царапины, было несколько пробоин, но, судя по всему, мешки с песком не пропустили их к бронзе скульптуры. Держались же доски крепко. Сергей Александрович даже улыбнулся про себя: «Молодцы красновыборжцы! И с металлом, и с деревом работают на совесть!»
Иначе и быть не могло: памятник-то их! Они его отливали.
В те годы только они и могли это сделать. Гражданская война крепко подрубила художественно-монументальное литье. Бывшая петроградская бронзолитейная фабрика А. Морана стояла наглухо закрытой. Ни рабочих, ни бронзы. Инженер ее Э. П. Гаккер перебрался на «Красный выборжец» — поближе к медеплавильному производству. На него и легли заботы по отливке памятника.
Но главная-то забота была другой: бронза! Где взять столько бронзы? Шутка ли, 600 пудов!
Был объявлен сбор бронзы. Несли ее отовсюду. Старые подсвечники, уцелевшие еще царские орлы, балконные решетки… Да не все годилось из того, что несли. Для памятника нужна была специальная бронза: сукрасная. Не боявшаяся любых перепадов температур, дождя, снега.
…Сергей Александрович остановился, вспоминая. Как же звали литейщика с «Красного выборжца»? Вот был мастер! Ага, вспомнил! Венедикт Семенович Яскевич. Именно он отбирал тогда металл для памятника. Да как отбирал! Возьмет в руки подсвечник, повертит, на изломы посмотрит — и пожалуйста: абсолютно точно называет состав бронзы, содержание в ней цинковой лигатуры! Не человек — лаборатория! На глаз, а точнее иных анализов! Талант! Это уже талант! И еще — Подмостков Анатолий Станиславович. Литейщик каких поискать!
Разумеется, собранной добровольными приношениями бронзы не хватило. Выручили гильзы. Старые снарядные гильзы, сохранившиеся со времен гражданской войны. Они-то и пошли на переплавку. Не для новых снарядов пошли, а на художественный памятник великому ратоборцу за мир — Ленину.
…С высоты земляного холма Сергей Александрович спустился вконец уставшим, замерзшим, но каким-то успокоенным: цел памятник! Не тронули его ни бомбы, ни снаряды. Надо будет через месяц еще раз сюда наведаться.
По засыпанной снегом привокзальной площади прошел отряд красноармейцев, и снова осталась она пустой, притихшей.
А какой красавицей была эта площадь 7 ноября 1926 года! Щуко сам продумал ее украшение. Зеленые гирлянды, мачты с развевающимися флагами, транспаранты! Вокруг еще не открытого памятника — почетный караул красноармейцев, моряков, летчиков! И сотни, нет — тысячи людей, пришедших на открытие памятника.
Сергей Александрович обернулся к зданию Финляндского вокзала, отыскал глазами его вышку. Да-да, именно оттуда грянули тогда фанфаристы, и все люди на площади обнажили головы. И тогда загремел орудийный салют. Духовые оркестры грянули «Интернационал», вся площадь сразу подхватила его.
С памятника спало покрывало. Сверкнули грани серо-черного гранита, доставленного с берегов Онежского озера. На сверкающие камни пьедестала легла красная звезда с серпом и молотом, выполненная из живых цветов. А над площадью снова стоял Ленин. Как живой с живыми говоря.
…Возвращаться домой не хотелось. Но ведь надо! Вечер уже надвигается. Сергей Александрович пошагал мимо разрушенного бомбой старенького дома, мимо деревянных сараев, раскинувшихся между вокзалом и Невой. Слышал он о проекте реконструкции площади, но все это будет впереди, после победы. Нисколько не сомневался старый скульптор в том, что и победа будет, и площадь изменит свой вид, станет нарядной, просторной. Просто это все еще впереди! А пока надо идти домой. На свою улицу Союза Печатников. Через замерзшую Неву.
…Не раз, не два проделывал этот путь старый скульптор. Когда в городе пошли трамваи, добираться к Финляндскому вокзалу стало быстрее и проще. Да и Сергей Александрович чувствовал себя уже более окрепшим. Теперь он легко взбирался на зеленый холм к деревянным щитам, легко мог узнать каждую новую пробоину от осколка вражеского снаряда.
Так и прошли они вместе через всю войну — памятник и его создатель.
Весною 1945 года пришла долгожданная победа. Пришла и распахнула перед вокзалом огромную площадь. Ленинградцы убрали кирпичный забор, отделявший вокзал от Невы, разобрали пакгаузы, железнодорожные пути, подходившие к самой реке, служебные помещения товарной станции… И открылся простор!
Долго стоял памятник, окруженный тротуаром из каменных плит и чугунными тумбами с цепями, почти у самых стен вокзала. Змеились у его подножия трамвайные рельсы, тарахтели автомобили, по неровному булыжнику мостовой сновала толпа. Тесно было здесь величественному монументу.
После войны это как-то особенно почувствовалось. И Сергей Александрович даже обрадовался, когда ему позвонили и сообщили, что завтра намечается передвижка памятника. Разумеется, он тоже приехал к Финляндскому вокзалу.
Памятник переезжал. На новую площадь. Его поставили на зеленом холме, окруженном поребриком из черного гранита. Зеленели вокруг него кусты нового сквера, разбитого на небольшом возвышении — стилобате, вспыхнули на зеленом травянистом ковре газона цветы.
Сергею Александровичу Евсееву исполнилось 75 лет. В день его юбилея к нему на улицу Союза Печатников шли и шли друзья, почтальон спешил с телеграммами. А через Неву с простертой вперед рукой стоял памятник Владимиру Ильичу Ленину. Словно тоже приветствовал своего создателя. Впрочем, почему «словно»? С бронзовой башни броневика Ленин и сегодня приветствует всех ленинградцев, отстоявших свой город в великой битве, возродивших его дома и заводы, прославивших его новыми успехами в труде.