Фан не понимала.
– Я ждала тебя, сударь, – сказала она, вся изменившись в лице, – как ждут урожая, и следы моего плача на подушке, я уверена, все еще существуют. И что же? Только что удалось свидеться, как у тебя не оказалось никаких чувств грусти и любви… Что за сердце!
Чжан, видя теперь ясно, в чем дело, схватил ее за руки и принялся горько вздыхать, все подробно рассказывая. Спросил ее о судебном деле – и на этот раз оказалось то же, что говорила Шуньхуа. Только что они оба всю эту историю прочувствовали, как услышали за дверью шарканье чьих-то туфель. Спросили – не отвечают.
Надо сказать, что в деревне появился какой-то молодой негодник, который давно уже заприметил, что Фан хороша собой.
Как раз в эту ночь он шел к себе из другой деревни и издали заметил, что какой-то человек пробрался к ней через стену. Он решил, что это не кто иной, как любовник, идущий к ней на развратное свидание, и, хвостом за ним, вошел в дом. Этот человек не очень хорошо знал Чжана в лицо и только, притаившись, подслушивал. Когда Фан окликнула несколько раз и настойчиво, он спросил:
– А в спальне что за человек?
Фан скрыла, сказав, что нет никого.
– Я тут давно уже подслушиваю, – сказал человек, – позвольте-ка, я задержу развратника!
Фан ничего не оставалось сделать, как сказать все начистоту.
– Чжан Хунцзянево уголовное дело еще не кончено, – сказал человек, – так что если он вернулся домой, то я также и его должен связать и отправить к начальству.
Фан стала усердно умолять, а негодяй приставал к ней все гнуснее и грубее. Чжан загорелся гневом, сдержаться и остановиться уже не мог, схватил нож и, побежав прямо на злодея, вонзил ему нож разом в середину черепа. Тот повалился наземь и стал кричать. Чжан нанес ему еще несколько ударов – и наконец тот умер.
Фан сказала:
– Ну, раз дело обернулось так, то преступление твое еще осложнилось. Беги-ка поскорее, а я, с твоего позволения, возьму вину на себя.
– Настоящий мужчина, – сказал на это Чжан, – раз умрет, так умрет. Как он может срамить жену, связывать сына – и все это только для того, чтобы искать спасения своей жизни? Ты, милая, вот что: не обращай внимания и не заботься ни о чем. Дай только этому нашему сыну не прекращать, как говорится, «аромата книги». Тогда глаза мои закроются мирно.
Когда небо начало светлеть, он пошел в уездное управление и выдал себя с головой. Чжао, ввиду того что он уже попал в дело, восходящее на утверждение императора, наказал его пока лишь несильно. Но вскоре его из уезда повели в столицу, заковав в колодку, лишив свободы и причиняя сильные мучения.
По дороге ему встретилась какая-то женщина, проезжавшая верхом на лошади, которую под уздцы вела старая служанка. Оказалось, что это Шуньхуа. Чжан окликнул старуху и хотел заговорить, но вместе со звуками речи у него стали падать слезы. Женщина потянула узду, повернула, открыла рукой вуаль и удивленно вскрикнула:
– Это ты, братец! Как ты до этого дошел?
Чжан сообщил ей в общих чертах, что случилось.
– Собственно говоря, – сказала она, – за твое поведение надо бы мне от тебя отвернуться. Но все-таки я такого дела не допущу. Мое холодное жилье отсюда недалеко. Я сейчас же приглашу сторожей к нам, вместе с тобой. Можно будет, между прочим, помочь тебе и им деньгами на путевые издержки.
Прошли за нею около трех ли и увидели горную деревушку, в которой, однако, были настоящие хоромы, высокие, строгой формы. Женщина слезла с лошади, вошла в дом, велев служанке открыть комнаты и пригласить гостей. Тут же появилось вино и разные кушанья, настолько роскошные и прекрасные, что показалось, будто все это было приготовлено заранее. Вслед за этим Шуньхуа велела служанке выйти вон и сказала:
– У нас в доме сейчас нет мужчин. Пусть господин Чжан сам получше угостит вас, служивые, и даст вам чарок побольше. В предстоящем вам пути много мест, где можно подкрепиться, и я, видите ли, уже послала человека, дав ему в распоряжение несколько десятков серебряных дан, чтобы он потратил их на господина Чжана, да и вам поднес. Но, как видите, его еще нет.
Оба сторожа в душе ликовали и стали пить вовсю, не упоминая более о том, что надо идти. День уже склонялся к вечеру. Сторожа были совершенно пьяны. Шуньхуа вышла, указала пальцем на колодки, и те сейчас же упали. Она взяла Чжана за руку, потащила вместе с собой на одного коня, и они помчались, словно летя по воздуху.
Вскоре она заторопила его слезать.
– Ты остановись здесь, – сказала она. – У меня с младшей сестрой назначено в Синем Море свиданье. И так уж я ради тебя замешкалась и заставила бедную так долго ждать.
Чжан спросил, когда им встретиться снова. Она не отвечала. Спросил второй раз. Она столкнула его с коня и удалилась. Когда рассвело, он спросил, что это за местность. Оказалось, Тайюань. Чжан вошел в город, снял помещение и стал обучать юношей, приняв имя Гун Цзыцяня.
Прожив здесь десять лет, он из расспросов узнал, что погоня за беглецом стала слабеть, и снова побрел потихоньку на восток. Подошел уже близко к воротам деревни, но не решился войти сразу же, а подождал глубокой ночи и тогда только вошел. Когда он очутился у своих ворот, то оказалось, что стена высока и крепка, перелезть уже было невозможно. Только и мог постучать в ворота плеткой. Прошло много времени, прежде чем жена вышла и спросила, кто там. Чжан заговорил с ней тихим голосом. Обрадовавшись ему выше меры, она впустила его, но сделала вид, что кричит на него сердито.
– Раз в столице, ты говоришь, у тебя было денег мало, то ты должен бы, кажется, явиться раньше. Как это случилось, что тебя отпустили домой лишь к полуночи?
Войдя в комнату, каждый из них рассказал о своих делах. Тут только Чжан узнал, что оба сторожа бежали и до сих пор еще не вернулись. Пока они говорили, к ним все время из-за занавески появлялась какая-то молодая жен- щина.
– Кто это? – спросил Чжан.
– Жена сына.
– Где же сын?
– Уехал в столицу на «большие состязания» и все еще не возвращается.
Чжан заплакал.
– Сколько уж лет я блуждаю вдали от дома! Мальчик мой стал взрослым мужчиной. Не думал, что он сможет продолжать аромат нашей родовой культуры… Но ведь на это ушла вся кровь твоего сердца!
Не окончил он своих слов, как жена сына уже успела согреть вино и сварить ужин, накрыла на стол, заполнив его совершенно. Чжан был рад и утешен выше всяких ожиданий.
Несколько дней продолжал он скрываться на постели в спальной, боясь, как бы не узнали люди. Однажды ночью только что он лег спать, как вдруг услыхал человеческие голоса, волнующиеся и кричащие. В ворота стучали чрезвычайно сердито. Оба супруга сильно испугались и поднялись. Раздался чей-то голос:
– Есть у них задние ворота или нет?
Жена Чжана перепугалась еще сильнее, быстро схватила дверь, поставила ее вместо лестницы и проводила Чжана через стену. Когда он убежал, она наконец явилась к воротам и спросила, в чем дело. Оказалось, что пришли известить о «новом знатном человеке». Она сильно обрадовалась и тут же глубоко пожалела, что Чжан убежал и что догнать его и вернуть уже нет возможности.
В эту ночь Чжан несся по траве, пробирался через заросли, спешил изо всех сил и дороги не выбирал. Только на рассвете, выбившись решительно из сил и изнемогая, он подумал, что хотел, собственно, идти на запад. Спросил у прохожих. Оказывается, он недалеко от большой дороги, ведущей в столицу.
Он зашел в какое-то село, думая здесь заложить свою одежду и поесть. Перед ним высились чьи-то ворота, на стене у которых была наклеена полоска. Чжан подошел, посмотрел и узнал, что это семья Сюй и что в ней есть человек, только что выдержавший экзамен на сяоляня.
Вскоре из дома вышел старик. Чжан обратился к нему с поклоном и рассказал о своем положении. Старик, видя, что его наружность и манеры в высшей степени изысканны, понял, что он не из вымогателей пищи, пригласил его войти и стал угощать. Затем он спросил его, куда он направляется. Чжан сказал, будто у него поставлен свой шатер в столице, но на пути домой он будто наткнулся на разбойников. Старик оставил его у себя учить младшего сына. Чжан расспросил его в общих чертах, где старик служит и кто у него родня. Оказалось, что это столичный крупный чиновник в отставке, а кандидат, только что выдержавший экзамен, его, так сказать, второй сын.
Через месяц кандидат пришел домой вместе с одним товарищем по экзамену, сказав, что это Чжан из Юнпина, юноша лет восемнадцати-девятнадцати. Чжан, видя, что и место его рождения, и фамилия очень подходят, втайне решил, что это и есть его сын. Однако у них в городе людей с такой фамилией было очень много, и он пока мол- чал.
К вечеру юноша развязал свои вещи и достал список выдержавших с ним кандидатов. Чжан быстро взял у него бумагу, пробежал: действительно, это был его сын! Незаметно для него самого из глаз его покатились слезы. Все окружающие в крайнем изумлении кинулись к нему с вопросами.
– Чжан Хунцзянь, – сказал он, указывая на свое имя, – это я самый и есть!
И рассказал все, что было. Кандидат Чжан обнял отца и зарыдал. Дядя и племянник Сюй бросились их утешать, уговаривать, и наконец они перестали горевать, предавшись радости.
Сюй сейчас же послал всем влиятельным сановникам золото и шелка вместе с письмами, и отец с сыном вернулись вместе домой.
С того времени, как Фан узнала весть о сыне, она целыми днями горевала, думая: жив Чжан или погиб. Теперь же она услыхала, что кандидат Сюй уже дома, и стала тужить еще сильнее от ран своего чувства. Вскоре, однако ж, к ней уже входили отец с сыном и поразили ее, словно свалившись с неба. Бросилась спрашивать, узнала, как все это приключилось, и оба супруга во время рассказа предавались то горю, то радости.
Отец человека, следившего в свое время за Фан, узнав, что ее сын стал знатным кандидатом, не посмел уже лелеять в своем сердце месть и погибель, а Чжан стал обращаться с ним с особой добротой. Рассказал ему все случившееся за эти годы, от начала до конца. Тот весь проникся стыдом за себя.