– Да, я настоящая Асю, – утверждала девушка, – неподдельная и ничьим обликом не пользующаяся. Отец приехал со мной из Гуаннина, и при наступлении беспорядков я была захвачена. Дали мне лошадь, но я все время падала. Вдруг появилась передо мной какая-то девушка, взяла меня за руку и побежала со мной. Мы стали как попало пробираться среди войск, но никто нас ни о чем не спрашивал. У той девушки шаг был сильный; она словно неслась, а я, к горю моему, не могла за ней поспевать. Едва я сделала сотню шагов, как башмаки мои уже слезли с ног. Бежали мы довольно долго; наконец слышим, как крики людей и ржание коней остаются все дальше и дальше. Тогда она освободила мою руку и сказала: «Ну, прощай! Впереди, перед тобой, – сплошь ровная дорога. Можешь идти не торопясь. Тот, кто тебя любит, уже подходит, тебе с ним вместе и следует вернуться».
Лю понял, что это была лиса, был очень тронут и рассказал по этому поводу всю историю, задержавшую его в Гае. Девушка же сказала, что дядя выбрал ей жениха в доме Фанов. Не успел он, как говорится, «положить гуся»[276], как разыгрались беспорядки. Лю узнал наконец, что слова его дяди не вздор, взял девушку к себе на коня и, скача так, вдвоем, приехали домой.
Въехав в ворота, Лю узнал, что мать здорова, и очень обрадовался. Привязал коня и вошел в комнаты. Затем рассказал, откуда девушка. Мать тоже была ей рада, дала ей помыться, и когда она кончила свой туалет, блеск ее красоты засиял повсюду. Мать обрадовалась еще больше.
– Ничего нет странного, – приговаривала она, – что мой глупыш не забывал ее даже во сне.
Вслед за тем мать приготовила тюфяк и матрац, положила ее с собой спать, а сама отправила в Гай человека с письмом к Яо. Не прошло и нескольких дней, как прибыли Яо с женой, выбрали счастливый день, устроили обряд и уехали.
Лю все еще берег шкатулку, в которой старые пакеты так и лежали запечатанными. Там была коробочка пудры. Открыл ее – а она превратилась в красную землю. Лю был страшно удивлен, а дева, прикрывая от смеха рот, проговорила ему:
– Вот наконец, когда раскрываются проделки, учиненные мною столько лет тому назад! В те дни я видела, что ты предоставляешь мне завертывать что угодно, не особенно-то смотря и вникая, настоящее это или нет. Вот я с тобой и пошутила!
Только что она пошутила и посмеялась, как вдруг кто-то поднял занавес и вошел.
– Вот как вам весело! Поблагодарите же «выпрямителя хромоногих»!
Лю взглянул – еще одна Асю! Позвал мать. Пришли мать и домашние, но никто не умел отличить одну от другой. Лю отвернул голову и тоже потерялся. Напряженно и довольно долго всматриваясь, он наконец сделал жест приветствия и поблагодарил. Дева потребовала зеркало, посмотрела и, вся раскрасневшись, выбежала. Бросились ее искать – она уже исчезла.
Муж с женой, тронутые ее достойным поведением, устроили ей место у себя в комнате и стали приносить ей жертвы[277].
Однажды Лю вернулся домой пьяный. В комнатах было темно и ни души. Только что он зажег лампу, как Асю уже появилась. Лю схватил ее за руку и спросил, куда она ходила.
– Послушай, – смеялась она, – винная вонь от тебя меня прямо коптит; просто нестерпимо становится, а ты задаешь такие кривые вопросы… Кому это, скажи, здесь убегать «в туты»?
Лю засмеялся и схватил ее за щеки.
– Как ты думаешь, сударь, – спросила она, – кто из нас лучше – я или сестричка-лисичка?
– Ты, милая, конечно, лучше, – сказал Лю. – Однако тот, кто может узнавать людей не дальше как по их коже – гадатель глупый и банальный, – различить вас не сумеет.
С этими словами он закрыл дверь и стал с ней интимничать. Вдруг кто-то постучал в ворота. Женщина вскочила и засмеялась.
– Ты тоже, знаешь, из таких гадателей по коже, – сказала она.
Лю не понял. Побежал открыть ворота – и в них вошла Асю. Совершенно перепуганный, Лю теперь только понял, что та, с которой он только что вел разговор, – лисица.
А там, в темноте, все еще раздавался смех.
Муж с женой обратились в пространство и стали читать молитву, прося ее проявиться.
– Я не хочу видеть Асю, – говорила лиса.
– Почему же вы не превратитесь в кого-нибудь другого?
– Не могу.
– Почему не можете?
– Да видите ли, Асю – моя младшая сестра, которая в предыдущей своей жизни, к несчастью, рано умерла. Когда она еще была жива, то вместе со мной и с матерью ходила в Небесные Чертоги, где и представлялась Сиванму. Богиня внушила нам к себе любовь и обожание, так что, вернувшись домой, мы сейчас же стали усерднейшим образом подражать ей. Сестренка – способнее меня, и в один месяц у нее стало выходить божественно похоже. А я достигла этого, только промучившись три года, да и то в конце-то концов ее не нагнала. Прошел целый век. Я думала уже, что ее превзошла, – ан нет: оказывается, все как было прежде. Я тронута, знаете, искренним расположением со стороны обоих вас, так что по временам буду к вам заходить, а теперь пока что – исчезаю!
И замолчала. С этих пор проходило от трех до пяти дней, и она появлялась. Все недоумения и трудности она решала сама.
Когда Асю уходила проведать родителей, лиса появлялась и не уходила в течение нескольких дней. Домашние со страхом от нее убегали.
Когда случалась какая-нибудь пропажа, она сейчас же, принарядившись, чинно усаживалась, втыкала себе агатовую булавку[278] в несколько дюймов длиной, принимала, как на аудиенции, домашних слуг и говорила им с важ- ностью:
– Украденную вещь ночью изволь принести на такое-то место. Иначе, если голова сильно заболит, – не кайся!
На рассвете действительно вещь находили на данном месте. Прошло три года – она больше не появлялась, и когда случалось, что пропадало золото или шелк, то Асю, подражая ей, одевалась, наряжалась и важно кричала на слуг. Тоже часто помогало.
Зеркало Фэнсянь
Лю Чишуй из Пинлэ смолоду отличался талантливостью и оригинальностью. Пятнадцати лет он уже поступил в уездное высшее училище. Отец с матерью у него умерли рано, и он вслед за их смертью стал вести рассеянную и непутевую жизнь, чем подорвал дело настолько, что дома уже на расходы не хватало. Тем не менее у него в характере была любовь к прихорашиванию и нарядам. Одеяло и постель были всегда отменно хороши.
Однажды вечером его кто-то позвал пить, и он пошел, забыв погасить свечу. Вино уже обошло по нескольку раз, прежде чем он наконец вспомнил об этом – и быстро побежал домой. Здесь он услышал, что в его комнате идет какой-то разговор. Он припал к окну, подсмотрел – видит: молодой человек обнял красавицу и спит с ней на постели.
Его дом примыкал к разрушенным зданиям одной знатной семьи, в которых постоянно происходило много непонятных и необыкновенных явлений. Лю догадался, что это – лисицы, но даже если бы это было и так, он не трусил. Войдя в комнату, он закричал им:
– Разве я предоставил вам свою постель тут для храпенья?
Оба спавших заторопились, схватили впопыхах свои одежды и, голые, выбежали, оставив на месте штаны из лилового атласа, к поясу которых был привязан мешочек с иголками. Лю штаны страшно понравились. Боясь, что их украдут, он спрятал их под одеяло и прижал к сердцу.
Вдруг в дверную щель вошла какая-то лохматая служанка и обратилась к Лю с просьбой отдать ей вещь. Лю засмеялся и потребовал выкупа. Служанка предложила оставить ему вина. Лю не согласился. Давала ему денег – он опять не принимал. Засмеялась и ушла, потом вернулась.
– Старшая барышня говорит, что, если вы соблаговолите вернуть штаны, она отблагодарит вас красивой женой.
– А кто она такая? – полюбопытствовал Лю.
– Нашей семьи, – отвечала она, – фамилия Пи. Старшую барышню зовут именем Басянь, а тот, кто лежал с ней вместе, был господин Ху. Вторая наша барышня, Шуйсянь, вышла за господина Дина. Третья, Фэнсянь, еще красивее обеих этих барышень, и, само собой разумеется, в ней нет ничего, что бы не пришлось вам по вкусу.
Лю, боясь, как бы его не обманули, предложил, что он посидит и подождет приятных вестей. Служанка ушла и, после долгого времени, снова вернулась.
– Старшая барышня поручает передать господину, что это дело радости вряд ли может быть заключено второпях. Я только что с нею говорила и сейчас же нарвалась на брань и резкости. Вы только обождите некоторое время, повремените. Наш дом не из тех, что легко дает согласие и мало внушает доверия!
Лю вручил ей вещь. Прошло несколько дней, а ничего, как есть, – никаких вестей не сообщалось. Как-то к вечеру он откуда-то вернулся домой, запер двери и уселся, вдруг обе двери сами собой распахнулись, и два человека, подняв на одеяле девушку, внесли ее, держа одеяло за четыре угла.
– Вот пришла свита с молодою! – сказали они, положив ее со смехом на постель, и удалились.
Лю подошел, посмотрел. Она еще не очнулась от пьяного сна, и от нее шел чудесный запах винных паров. С раскрасневшимся лицом, вся в опьянении, она повергала ниц, она исключала собой весь прочий человеческий мир! Придя в крайний восторг, Лю схватил ее ножки и стал снимать чулочки, потом, прижимая к себе ее тело, стал развязывать пояс. А девушка уже чуть-чуть очнулась, открыла глаза и увидала Лю. Конечности не могли уже быть у ней себе хозяевами…
– Этакая бесстыжая холопка Басянь! – только и могла она промолвить в досаде. – Продала-таки меня!
Лю страстно ее обнял. Она выразила отвращение к его холодной коже, улыбнулась и сказала:
Этот вечер – что за вечер? —
Вижу этого холодного мужчину!
Лю отвечал:
И радостно стал с ней любовничать.