В силуэте мой любовник; на картине – его страсть[291].
– Эти слова сказаны про нынешний день! – промолвила дева.
Лю в изумлении и восторге оглянулся на все стороны – и нашел Фэнсянь стоящею уже за его креслом. Oн схватил ее за руки и стал спрашивать, как поживают ее отец с матерью.
– После того как мы расстались, – рассказывала она, – я совершенно не возвращалась домой, а лежала в горной пещере, желая разделить с тобою труды[292].
Лю поехал в город на обед. Фэн попросилась с ним. Сели вместе в повозку и поехали. Люди, смотря ей в лицо, ее не видели. Когда собрались домой, она научила Лю, чтобы он говорил всем, будто женился на ней в провинциальном городе.
Вернувшись домой, она наконец вышла и показалась гостям, а затем принялась за управление домом. Всех поражала ее красота, но что она лисица – никто не знал.
Лю был учеником Фучуаньского начальника и пошел к нему с визитом. Встретил там Дина, который с искренним радушием пригласил его к себе, принял и угостил самым щедрым и богатым образом.
– Тесть с тещей, – сказал он, – опять переехали в новое место, и моя «комнатная» домоправительница[293] поехала проведать их. Когда она вернется, надо будет мне послать им письмо, чтобы вместе ехать к вам с поздравлением.
Сначала Лю казалось, что Дин тоже лис. Когда же он навел подробные справки о его происхождении, то выяснил в конце концов, что он сын большого коммерсанта в Фучуане. Оказалось, что он в свое время как-то возвращался под вечер с дачи домой и встретил Шуйсянь, которая шла одна. Увидев, как она красива, он стал на нее исподтишка поглядывать. Она попросила ее подвезти. Дин с радостью посадил ее и привез к себе в кабинет, где и стал с ней спать и жить. Она могла входить через щели и скважины. Дин только тогда понял, что это – лиса.
– Сударь мой, – сказала она, – ты мне своих подозрений не выказывай. Я считаю тебя человеком искренним и честным и поэтому желаю тебе вполне довериться.
Дин сделал ее своей наложницей, а сам уже не женился.
Лю, вернувшись домой, снял у одного знатного лица обширное помещение, где для гостей приготовлено было есть и спать, вымыто, вычищено так, что все сияло чистотой, но мучился тем, что не было никакой обстановки. Осмотрелся наутро – оказалось, что мебель наставлена такая, что глаза слепит.
Через несколько дней, действительно, явилось человек тридцать, принесших чай, кушанья и дорогое вино. Повозки и кони, запрудив дополна все улицы и проулки, хлынули беспорядочным потоком. Лю кланялся и приветствовал старика, а равным образом Дина и Ху. Он вводил гостей в приемные комнаты, где Фэнсянь уже встречала старуху и обеих сестер. Вошли и в спальню.
– Ты теперь, девочка, знатная и на своего, так сказать, «человека у льда» не ропщешь? Скажи, у тебя или нет мои браслет и башмаки?
Женщина поискала и вручила ей.
– Башмаки-то те же, да вот тысячи людей их насквозь просмотрели, – сказала она.
Басянь ударила ее по спине башмачком:
– Бью тебя, чтобы передать то же господину Лю! – и бросила башмаки в огонь, приговаривая:
Пока были новые – словно цветы, распускались;
Когда стали стары – словно цветы, отцвели.
Дорожила ими, как жемчугом, никогда их не надевая:
Хэнъэ пришла, их у меня заняла!
Шуйсянь, в свою очередь, приговаривала за хозяйку:
Когда-то они вмещали яшму – росточек[294];
Надеть, показать, от тысяч людей хвала!
И если бы даже увидела их Хэнъэ —
Должна б пожалеть, что ей слишком они узки.
Фэнсянь пошевелила огонь и сказала:
Ночь за ночью они подымались к синему небу,
Утром однажды ушли от блаженного счастья.
Оставили только тонкую слабую тень,
Всем и повсюду в свете людям напоказ.
С этими словами она положила пепел на поднос, сделала кучку, поделила ее на десять частей и, увидя, что подходит Лю, поднесла ему в подарок. Лю мог видеть только полный поднос вышитых башмачков совершенно такой же формы, как и прежние.
Басянь быстро выбежала, поддала поднос, так что он упал на пол, но на полу все еще было два уцелевших башмака. Басянь легла на пол и давай дуть. Тогда наконец все следы их исчезли.
На следующий день, ввиду того что Динам предстоял далекий путь, муж с женой уехали домой раньше всех. Басянь ненасытно шутила и играла с младшей сестрой, а старик и Ху все время ее торопили. Наконец, в самый полдень, она вышла и отправилась вместе со всеми.
Когда гости приехали, их экипаж и слуги имели необычайно роскошный вид, так что местная публика собралась поглазеть на них, толпясь, словно на рынке. У двоих грабителей при виде этих красавиц замерла душа. Они решили похитить их на дороге. И вот, подкараулив, когда они отъехали от деревни, хвостом поехали за ними. Когда расстояние до них не превышало какой-нибудь стрелы, лошади вдруг поскакали, и так, что грабители не могли догнать их. Доскакали до одного места, где два утеса сжимали дорогу, телега поехала несколько тише. Грабитель догнал, вынул нож и зарычал. Люди бросились бежать. Разбойник слез с лошади, открыл занавес телеги, и там вдруг оказалась сидящей какая-то старуха. Только что он, в недоумении, решил, что нечаянно грабит мать, и начал заглядывать по сторонам, как ему был нанесен по правой руке удар оружием и в один миг он был связан. Всмотрелся пристальней: утес – и вовсе даже не утес, а ворота города Пинлэ; в телеге же сидел не кто иной, как мать первого кандидата Ли, возвращавшаяся домой из деревни. Второй разбойник подъехал сзади. У него тоже была подрублена нога коня и его привязали к воротам. Ли арестовал их и направил к начальнику области. Тот сделал допрос, и сейчас же обоим была устроена казнь. Как раз в это время было двое непойманных грабителей. Из допроса выяснилось, что это они и есть.
Следующею весной Лю достиг высшей ученой степени чжуанъюаня. Фэнсянь, боясь, между прочим, как бы не накликать беды, настойчиво отказывала всей родне, являвшейся поздравлять. Лю тоже ни к кому не сватался. Когда же он достиг важного поста в министерстве, то взял наложницу, от которой имел двух сыновей.
Бог града
Покойный Ван Юньцан, отправляясь на службу в Чу, решил подняться на гору Дракона и Тигра и посетить там Небесного Учителя[295]. Доехав до озера[296], он уже садился в свою лодку, как вдруг в это самое время появился какой-то человек, сидевший в небольшом челноке, подъехал к нему и велел лодочникам доложить. Ван принял его. Это был высокий приличный человек. Он вынул из-за пазухи визитный листок Небесного Учителя, в котором стояло следующее: «Узнав, что ваши кони и свита готовы подойти, посылаю вперед человека нести ваши доспехи»[297]. Ван изумился этому предугадыванию и еще более уверовал в божественную силу Учителя. Теперь он направлялся к нему с полной и убежденной искренностью.
Небесный Учитель дал обед, за которым усердно его потчевал. Прислуживавшие Учителю своей одеждой и убором волос не походили на обыкновенных людей. Посланец, уже знакомый Вану, стоял также рядом с Учителем и прислуживал. Через некоторое время он что-то тихо сказал Небесному Учителю.
– Он ваш, знаете ли, земляк, – сказал Небесный Учитель Вану, – а вы его и не узнаете!
Ван спросил, кто он такой.
– Да он тот самый, которого у вас теперь считают Градовиком Ли Цзочэ!
Ван изумился и переменил свое к нему отношение.
– Он мне только что сообщил, – продолжал Небесный Учитель, – что получил приказ[298] сыпать град, и вот, значит, пока прощается!
– А куда именно он идет? – спросил Ван.
– В Чжанцю.
Ван, зная, что это очень близко к его родине, вышел из-за стола и стал умолять о пощаде.
– Да, но ведь это яшмовый указ Верховного Владыки[299]. Града полагается определенное количество. Как он может сделать что-либо по вашему желанию?
Ван продолжал умолять. Небесный Учитель погрузился в раздумье и пребывал в нем довольно долго. Потом взглянул на Градовика и сказал ему внушительно:
– Вот что, ты побольше сыпь в горы и долы, не вреди посевам – вот и будет ладно! Да, вот еще что, – добавил он, – наш дорогой гость сидит за столом, так что ты изволь выйти чинно, а не воинственно.
Бог вышел. Когда он был уже на дворе, вдруг у него под ногами вырос дым, охвативший клубами всю землю. Так длилось несколько мгновений, и вдруг он со страшной силой взлетел на воздух… Сначала он только-только был на высоте деревьев, росших на дворе. Взлетел еще – стал выше построек и храмов, прогремел громом и улетел по направлению к северу.
Дома, комнаты затряслись, закачались. Сосуды на столе заходили, зашевелились. Ван сидел перепуганный.
– Что же это он, – спросил Ван, недоумевая, – как только ушел, так и стал Громовиком, что ли?
– Нет, – отвечал Небесный Учитель, – я ему, видите ли, только что сделал предостережение. Вот почему он и проделал все это потихоньку, не торопясь. Иначе он сразу бы зашумел по всей земле и затем только исчез бы.
Ван простился и поехал к себе. Он запомнил месяц и число, когда все это случилось. Послал наведаться в Чжанцю. Действительно, в этот самый день был большой град, которым были засыпаны канавы, а на поля попало всего несколько градинок.
Благодарная Сяомэй
Ван Мучжэн из Мэнъиня был сын, как говорится, «наследственного дома»