Он стал ходить на базар и покупать серу и селитру. Накупив несколько сотен фунтов, он постарался незаметно рассыпать все это в саду, и когда все было обсыпано, он разом повсюду поджег. Пламя взвилось к небу и слилось со звездами и Небесной Рекой, клубясь, как черный вещий гриб линчжи[454]. Вонь горелого и режущие глаз тучи пепла мешали подойти поближе, и только слышны были громкие вопли, плач, рев, крики суеты, все это в диком хаосе звуков, положительно оглушавших. Когда пожар стал потухать, Ли пошел посмотреть. Мертвые лисицы покрывали собой все пространство, и их обугленные головы с палеными мордами валялись неисчислимыми кучами. Только что он стал все это рассматривать, как откуда-то появился старик и с сильным негодованием, отнюдь не скрываемым, стал выговаривать Ли:
– Ведь мы никогда не ссорились, и я вас не обижал. За ваш сад, заброшенный пустырь, я дал вам сто ланов в год, что, конечно, немало. Как же вы позволили себе всех нас так уничтожить? Такое редкостное злодейство без отмщения никогда не остается…
Сказал – и в сильном гневе исчез…
Ли стал бояться, что лис начнет швырять в него камни и наделает этим беды, но прошло больше года, ничего: ни малейшей чертовщины, никаких странностей.
Это дело было в первый год государя Шунь-чжи[455]. В горах Шаньдуна, где жил Ли, стали обнаруживаться банды мятежников, пересвистывающихся и скапливающихся десятками тысяч: никакой губернатор, конечно, не мог их изловить. Ли, у которого была на руках большая семья, с тревогой задумывался каждый день, как бы уйти от мятежа. Как раз в это время в его деревне появился гадатель-астролог, называвший себя старцем из Наньшаня. Он указывал человеческую судьбу, добрую и злую, с такой отчетливой определенностью, словно видел ее собственными глазами, и слава его гремела. Ли пригласил его к себе в дом и просил исчислить, сколько ему жить. Старец в крайнем изумлении вскочил и стал в почтительно-благоговейную позу.
– Здесь передо мной настоящий, подлинный царь, – проговорил он.
Ли, услыхав это, страшно испугался и начал говорить, что ведь это же вздор, но старец с самым серьезным лицом положительно это утверждал, и Ли не то верил, не то сомневался.
– Ну как же может быть, – сказал он наконец, – чтобы так вот, голыми руками можно было принять волю Неба на воцарение?
– Неправда, – возражал старец, – с самой глубокой древности наши цари и государи в большинстве случаев, кажется, восставали из простых людей. Да и кто, в самом-то деле, бывал Сыном Неба от рождения?
Ли пришел от всего этого в восхищение, пододвинулся ближе к старцу и просил его быть при нем. Старец с величайшей решимостью взял на себя роль знаменитого Лежащего Дракона[456] и просил Ли прежде всего приготовить несколько тысяч лат и шлемов, а также луков и самострелов. Ли выразил опасение, что к нему никто не пристанет, но старец возражал ему.
– Подданный вашего величества, – говорил он, – просит разрешения соединить под вашей властью все горные группы, вступить с ними в договор, полный глубокого значения и совершенно определенный. Стоит только мне сказать, что Великий Князь есть истинный Сын Неба, как войска и командиры горных масс сейчас же и непременно откликнутся мне, как эхо.
Ли обрадовался и отправил старца в путь. Затем он вынул все свои запасы серебра и пустил их на военные доспехи.
Старец вернулся лишь через несколько дней и докладывал:
– Благодаря обаянию и счастливой судьбе вашего величества, а также трехвершковому языку вашего покорного слуги и подданного, все без исключения горы изъявили желание схватить свои нагайки и мчать под ваши знамена.
Действительно, в течение десяти дней к нему пристало, как к повелителю, несколько тысяч. Он теперь назначил старца главным полководцем, водрузил себе огромное знамя и раздал целый лес полковых значков. Захватил горы, устроил в них себе ставку, и имя его, сила и могущество уже владели народом, действуя на него как грозные раскаты грома. Начальник уезда собрал свои войска и явился его покорять, но старец, став во главе мятежных банд, разбил его наголову. Начальник в страхе и смятении бросился к областному яньскому правителю, донося о грозном и критическом положении вещей. Подошло, сделав далекий переход, яньское войско, но старец опять взял в свои руки мятежников, выступил против правительственных войск, ударил и совершенно рассеял их, причем убил и ранил командиров и солдат в огромном количестве. Сила Ли становилась все более и более грозной, и банды его насчитывались уже десятками тысяч. Теперь он возвел себя в княжеское достоинство, назвавшись Великим Князем Девяти Гор.
Затем старец стал тревожиться, как бы не было недостатка в лошадях. Но как раз случилось так, что из столицы посылали в южные провинции лошадей. Старец отрядил партию своих банд, которые в одном удобном месте отняли всех лошадей, и с этих пор имя Великого Князя Девяти Гор гремело уже повсюду. Тогда он дает старцу титул «Великий Вождь, защищающий династию» и остается себе пребывать в величественном покое среди своего горного гнезда, совершенно открыто и самоуверенно считая, что день, когда на него наденут желтое императорское облачение, уже близок, остается лишь выждать его.
Шаньдунский губернатор уже собрался выступить против него и отнять лошадей, которых он захватил; тут еще подоспела депеша яньского правителя, – и вот губернатор отправил несколько тысяч лучших войск, которые пошли шестью путями, окружили горы и стали наступать. Полковые знамена замелькали по всем ущельям и наводнили их… Великий Князь Девяти Гор в страшном испуге послал за старцем, чтобы посовещаться, но куда тот делся, никто не знал. Князь пришел в крайнее замешательство и положительно не знал, как поступить. Взошел на гору, обратился к наступавшим войскам и прокричал:
– Теперь только я понял, как велика сила его величества.
Горы были взяты. Ли захвачен, казнен, и весь его род уничтожен. Он уже догадался, что старец был старый лис, который, значит, отомстил Ли также истреблением всего его рода.
Вот сидит человек, обнимая свою жену и своих детей; сидит себе, растопырив ноги, без шапки[457]. Где тут убьешь его? Ну, допустим, убьешь, а каким же манером и за что истребишь весь его род? Нет, план лиса был хитрее!
Однако его семени на земле уже нет: нет и нет – хоть поливай, не вырастет. Что до Ли, то уже одно его злодейство с убийством лисиц свидетельствовало о том, что в его сердце имеется корень вора и мятежника. Вот почему лису и удалось вырастить из этого корня побег и затем основать на этом свою месть.
Попробуйте, хоть сейчас, взять первого попавшегося вам на дороге и скажите ему: «Ты – Сын Неба и царь!» Конечно, не найдется ни одного, который не убежал бы от вас в ужасе. Но смотрите: вы вполне открыто будете им руководить к совершению действия, пахнущего истреблением рода, а он… он с радостью будет вас слушать. Что жена и дети погибнут, это не заслуживает, конечно, внимания.
Когда, знаете, человек слушает негодные речи, то сначала он возмущен, сердится. Потом он начинает колебаться, а потом верить. И поймет свое заблуждение только тогда, когда погибнут и жизнь его, и имя. Все мы, в общем, таковы.