Если бы не собрался целый архив писем охотников, свидетельствующих мне своё доверие, я не решился бы ни за что рассказывать об этом удивительном случае с моим гонцом — Соловьём, показавшим невероятный пример топографической памяти гончих собак.
Было это под Загорском.
В густом тумане лисица ходила неправильными кругами, и, как мы ни бились, не могли её подстоять. Свечерело, я выстрелил по мелькнувшей в кустах тени, промахнулся, и лиса пошла наутёк, и за ней, удаляясь в прямом направлении и постепенно затихая, понёсся и Соловей…
Мы ждали Соловья чуть ли не до полуночи, а когда вернулись домой, то оставили калитку к нам на двор открытой. Так сплошь и рядом у нас бывало: Соловей ночью вернётся и ляжет в своей тёплой конуре.
В этот раз мы утром проснулись, глянули на двор — и обмерли: возле будки Соловья лежала неподвижная цепь с расстёгнутым ошейником.
Вот только этим, одним только этим и тягостна бывает охота с гончим мастером. Самые хорошие мастера не позывисты, они до тех пор не бросят гон, пока ты не убьёшь зверя. А сколько раз случается, что до вечера не постоишь, и потом, уходя, потихоньку всё оглядываешься, всё ждёшь, трубишь, трубишь, губы обморозишь, горло высушишь, и всё нет и нет. А наутро встанешь рано, выйдешь в поле, глянешь через поле в лес, и вот заметишь, бывает, там вдалеке сорока, тоненькая как спичка, на берёзе сидит, и голова у неё вниз, а хвост вверх. Это значит, что там внизу падаль лежит и кто-то на падали сидит и не пускает сороку, и она дожидается, когда этот кто-то наестся и освободит место.
— Не волк ли?
И направишься туда. Но поле большое, идти не хочется. Возьмёшься тогда за трубу: если это волк, то он от трубы убежит, а сорока слетит вниз. И трублю, вот трублю! Сорока же сидит и глядит вниз. Значит, не волк, и является надежда.
А ещё потрубишь — и вот из овражка показывается самая дорогая для охотника, самая милая на свете и такая знакомая голова. Сорока же стрелой летит вниз…
Раз было ещё и так, что пришли мы в лес на другой день после гона и слышим: кто-то глухо и странно отзывается на трубу. Прислушиваемся лучше и не понимаем: это не вдали отзывается, а тут же где-то близко, и вроде как бы даже и под землёй. Вскоре затем разобрались хорошенько и вдруг поняли: это возле лисьих нор отзывается. Пришли к лисьим норам, и вот какая вышла беда: лиса вчера влетела в барсучью нору, и Соловей за ней, и сгоряча залез в отнорок, и так залез, что ни вперёд, ни назад.
Понемногу он всё-таки, очевидно, подавался вперёд, а то бы, наверное, замёрз. И так, согреваясь, за ночь он продвинулся, и всего оставалось до выхода каких-нибудь полметра, но тут выход преградили корни берёзы.
Лиса прошмыгнула, а Соловей застрял и так бы скоро погиб, если бы мы не услыхали его хрип, стон и вой в ответ на трубу…
Возвращаюсь к нашему рассказу.
Вот, как только мы увидали, что возле будки Соловья лежит неподвижная цепь с расстёгнутым ошейником, сразу же мы кто куда: кто в лес, кто в милицию, надо же где-то собаку искать.
Так проходит день, а на другой день, когда в городе о пропаже собаки — моего знаменитого во всей округе Соловья — всем стало известно, у нас дверь на петлях не стоит, то и дело слышим: «Идите скорей, ваш Соловей на улице ходит». Поглядишь, а это совсем не Соловей.
Так и работа остановлена, и есть не хочется, и сон отлетает, и одна только мысль о собаке, и жизнь без такой собаки как-то даже и вовсе не нравится.
И вдруг нежданно-негаданно приходит из Васильевского Илья Старов и ведёт на поводке Соловья.
Вот тут-то и приходится мне просить поверить невероятному.
Только единственный раз, год тому назад, был я у этого Старова на охоте за русаками, от Загорска это село вёрст восемнадцать.
Мы убили в Васильевском за день двух русаков и ночевали у Старова. Хорошо помню, что железка горела, и ребятишки лежали возле железки, и Соловей растянулся рядом с ребятишками.
И после с тех пор мы не бывали в Васильевском. А через год Соловей за лисой прибежал в окрестности Васильевского и, когда ночью опомнился или, может быть, просто загнал лисицу в нору, вспомнил Васильевское, разыскал в нём дом Старова и лёг на сено в сарае. Утром Старов и нашёл его в сарае и не повёл его ко мне в тот же день только потому, что Соловей на ноги не мог наступить.
Справочное бюро
Что такое топографическая память?
Топографическая память — способность запоминать расположение предметов, особые приметы местности, пройденный путь. Она необходима, чтобы ориентироваться в лесу, в городе. Это качество совершенно необходимо путешественникам, охотникам, грибникам, не позволяя им заблудиться. Охотничья собака также должна быть наделена такой памятью, чтобы после погони за добычей возвращаться к хозяину.
«Подстоять», «не позывисты», «трубишь»?
Когда гончая собака гоняет лису, охотник должен угадать путь, по которому побежит жертва, и встать ей навстречу для верного выстрела — «подстоять». Когда охота кончается, свору гончаков созывают горном или рожком: охотник трубит, собаки слышат сигнал и прибегают. Но некоторые собаки «не позывисты» — они такие азартные, что их трудно оторвать от погони за зверем.
Какая она, барсучья нора?
Барсук — средних размеров приземистый обитатель южных лесов и степей, отдалённый родич куницы. Верх его тела серебристо-серый, низ почти чёрный, на белой короткоухой голове чёрная продольная полоска. Его короткие лапы с мощными когтями — ими он роет в мягком грунте сложные норы. Барсучья семья живёт дружно на одном месте и за многие десятилетия устраивает под землёй целый разветвлённый лабиринт со многими выходами, длинными ходами, тупыми отнорками и гнездовыми камерами. Барсуки в норах укрываются на день, а зимой залегают в спячку. Иногда на окраине барсучьего «городища» поселяется лиса, чтобы вывести потомство. Барсуки не любят такое соседство: они сами очень чистоплотные, а лиса у выхода из норы устраивает свалку из костей и перьев съеденной добычи.
Что такое верста?
В старину на Руси были особые меры длины: верста (приблизительно 1 км), сажень (около 2 м), аршин (72 см), вершок (4,5 см). Они не имели строго фиксированных значений: в разное время и в разных местах их применяли по-разному. Современная десятичная система (километры, метры, сантиметры) введена в ХХ веке, зафиксирована металлическим эталоном.
Почему Соловей не мог наступить на ноги?
Охотничья собака в поисках добычи или в погоне за ней за время охоты набегает многие километры. И какой бы выносливой и тренированной она ни была, к концу дня её силы оказываются на исходе. Собака едва тащится за хозяином, повесив голову и тяжело дыша: охотники говорят — собака «чистит шпоры». Дома, наевшись, она заваливается спать.
Лимон
В одном совхозе было. Пришёл к директору знакомый китаец и принёс подарок. Директор, Трофим Михайлович, услыхав о подарке, замахал рукой. Огорчённый китаец поклонился и хотел уходить. А Трофиму Михайловичу стало жалко китайца, и он остановил его вопросом:
— Какой же ты хотел поднести мне подарок?
— Я хотел бы, — ответил китаец, — поднести тебе в подарок свой маленький собак, самый маленький, какой только есть в свете.
Услыхав о собаке, Трофим Михайлович ещё больше смутился. В доме директора в это время было много разных животных: жил кудрявый пёс Нелли и гончая собака Трубач, жил Мишка, кот чёрный, блестящий и самостоятельный, жил грач ручной, ёжик домашний и Борис, молодой красивый баран. Жена директора Елена Васильевна очень любила животных. При таком множестве дармоедов Трофим Михайлович, понятно, должен был смутиться, услыхав о новой собачке.
— Молчи! — сказал он тихонько китайцу и приложил палец к губам. Но было уже поздно: Елена Васильевна услыхала слова о самой маленькой во всём свете собачке.
— Можно посмотреть? — спросила она, появляясь в конторе.
— Собак здесь! — ответил китаец.
— Приведи.
— Он здесь! — повторил китаец. — Не надо совсем приведи.
И вдруг с очень доброй улыбкой вынул из своей кофты притаённую за пазухой собачку, каких я в жизни своей никогда не видел и, наверное, у нас в Москве мало кто видел. Моей мягкой шляпой её можно было бы прикрыть, прихватить и так унести. Она была рыженькая, с очень короткой шерстью, почти голая и, как самая тоненькая пружинка, постоянно отчего-то дрожала. Такая маленькая, а глазища большие, чёрные, блестящие и навыкате, как у муравья.
— Что за прелесть! — воскликнула Елена Васильевна.
— Возьми его! — сказал счастливый похвалой китаец.
И передал свой подарок хозяйке. Елена Васильевна села на стул, взяла к себе на колени дрожавшую не то от холода, не то от страха пружинку, и сейчас же маленькая верная собачка начала ей служить, да ещё как служить! Трофим Михайлович протянул было руку погладить своего нового жильца, и в один миг тот хватил его за указательный палец. Но, главное, при этом поднял в доме такой сильный визг, как будто кто-то на бегу схватил поросёнка за хвостик и держал. Визжал долго, взлаивал, захлёбывался, дрожал, голенький, от холода и злости, как будто не он директора, а его самого укусили.
Вытирая платком кровь на пальце, недовольный Трофим Михайлович сказал, внимательно вглядываясь в нового сторожа своей жены:
— Визгу много, шерсти мало!
Услыхав визг и лай, прибежали Нелли, Трубач, Борис и кот. Мишка прыгнул на подоконник. На открытой форточке пробудился задремавший грач. Новый жилец принял всех их за неприятелей своей дорогой хозяйки и бросился в бой. Он выбрал себе почему-то барана и больно укусил его за ногу. Борис метнулся под диван. Нелли и Трубач от маленького чудовища унеслись из конторы в столовую. Проводив огромных врагов, маленький воин кинулся на Мишку, но тот не побежал, а,