Еле успел забраться в отходящий уже вагон и сунул проводнице в зубы пятитысячную, чтобы нашла место в купе. Пока все было тихо. Видимо, Машина от Сергея Васильевича такой прыти не ожидала и зависла, пересчитывая план действий.
Ничего, пусть посчитает, гнида. Он ей еще и не такое выкинет.
– Вы верите в то, что в компьютере может зародиться сознание? – после двухчасового молчания спросил-таки у своего соседа Чистяков.
Тот смотрел на него внимательно, приглаживая жидкие волосы. Мерно отстукивали колеса, на столе позвякивали граненые стаканы в подстаканниках.
– Я – системный администратор. Работаю в налоговой инспекции, – сосед помолчал немного. – Верю.
– А вы слышали что-нибудь о системе ГАС «Выборы»? – оживился Сергей Васильевич.
– В новостях что-то было… Вроде бы, скоро бумажных бюллетеней не потребуется, голосовать будут кнопкой, и никаких подтасовок. Хорошее дело, – кивнул сосед. – В новостях говорили.
– А вот скажите, как администратор администратору, – взволнованно сказал Сергей Васильевич, – может ли в такой системе пробудиться злой разум?
– Как сотрудник налоговой, а значит, сугубо рациональный человек, могу сказать, – сосед прихлебнул чаю. – В этом мире возможно все.
– Там ведь таким цифрам неоткуда взяться! – выплеснул Чистяков. – Понимаете… У меня по логике никак не получается, чтобы… чтобы один человек проиграл выборы. Значит, Машина сама так решила. Обмануть ее нельзя, так? Но если в ней вдруг жизнь проснулась?
– А вы ее… Обижали как-нибудь? – раскрашивая в стакан упаковку сахара, спросил сосед. – Есть у нее причины вас не любить?
Сергей Васильевич примолк, вспоминая. Поезд въехал на темную полузаброшенную станцию и встал.
– Кто же знал, что она такая злопамятная, – наконец выдавил из себя Чистяков.
– Что-что, а память у них хорошая, – почему-то улыбнулся сосед. – И каждый год удваивается. Говорят, скоро на флэшке будет помещаться больше, чем у человека в сознании!
– Вы как будто ими восхищаетесь, машинами этими, – подозрительно сказал Чистяков.
– А что тут такого? Я ведь ими живу! – системный администратор улыбнулся еще шире.
Тут его телефон – необычно крупный, снабженный широким экраном и множеством кнопок, да и вообще напоминающий больше компактный компьютер – ожил и пропищал что-то. Сосед, заслонив от Сергея Васильевича спиной экран, прочел сообщение и спрятал телефон в карман.
– А пойдемте в тамбур, перекурим, пока поезд на станции? – улыбка, словно приклеенная, все не сходила с какого-то пластмассового лица.
– Не курю, – насупился Чистяков.
– Ну, семечек купим. Или пива, – настаивал сосед.
Время приближалось к двенадцати ночи. На перроне не было ни души.
– А пойдемте, – неожиданно для себя кивнул Чистяков.
Сосед двинулся по узкому проходу первым; двери всех купе были плотно задраены, словно Сергей Васильевич шагал не по настоящему вагону, а по сценической декорации, и жилое купе устроили только там, где разыгрывалось действие…
Системный администратор, повторял про себя Чистяков. Кормится машинами. Знает, что разум может возникнуть. Спрашивает, не обидел ли я Ее чем-нибудь? Подводит к мысли… Потом приказы ему кто-то шлет в компьютерчик его… Станция пустая. Семечек ему… Пива.
Наймит, падла. Полицай. Все ясно. Сейчас он Сергея Васильевича за семечками поведет и в кустах под ребро старику перо засадит. А сам – раз! – и на поезд. В Москву, отчитываться за геройство.
– А вон ларек работает! – выглянув из тамбура на перрон, радостно сообщил сосед. – Сходите со мной, а? А то мне одному страшно. А семечек хочется – смерть!
Поезд протяжно заскрежетал: вот-вот отправится.
– Одна нога здесь – другая там! – сосед обернулся.
– Нет. Расчленить точно не успеешь, – мрачно усмехнулся Сергей Васильевич.
– Что?!
И тут, прежде чем системный администратор успел осознать, что происходит, старик свалил его аперкотом на рубчатый пол тамбура, а потом выпихнул из поезда на платформу. Сосед, кажется, упал головой. Начал подниматься – медленно, очумело – но состав уже уходил в ночь.
– Полицай, – сплюнул презрительно Сергей Васильевич и побрел, шатаясь, в свое купе.
И тут же – поворот на девяносто градусов.
У выбывшего соседа под подушкой оказался журнальчик, открытый на интересной статье. Репортаж, так сказать, с места событий: основатель корпорации «Майкрософт» Билл Гейтс лично приезжал в Москву… и посещал Центризбирком!
По некоторым сведениям, «Майкрософт» выиграла закрытый тендер и помогала России оснастить новейшими информационными системами избирательные участки и центр обработки голосов.
Эге, да тут не просто взбунтовавшийся компьютер! Тут подготовка американского вторжения… Внутри у Сергея Васильевича словно заработал барабан стиральной машины.
Значит, это американцы ей такие цифры против него заложили… Но зачем им он, старик, и так уже доживающий свое? Почему именно он стал первой мишенью, на которой они отрабатывают свое адское оружие? Чем насолил? Ну да, не любил Чистяков американцев, и на митингах об этом всегда открыто говорил. Но мало ли кто их не любит – от Жириновского до Бин Ладена… И сам Национальный лидер нет-нет, да и приложит их в своей афористичной манере. Почему снимать Чистякова?
Может быть… Может, стараются его убрать – как в Терминаторе – не за то, что он уже сделал, а за то, что сделает в будущем?!
Сергей Васильевич дочитал статью до конца, но понял только, что кто бы ни стоял за экспансией ГАС «Выборы» в России – сама ли Система или иностранные агенты, невидимая война против его страны была уже почти выиграна. Железные ящики с красными глазками наводнили всю Россию, они стояли теперь в каждом райцентре, неслышно о чем-то докладывая в Москву. Своему собственному начальству докладывая – гигантской вычислительной машине с тысячей глаз.
И совсем скоро она отдаст им приказ.
Выход у него был один – захват Центризбиркома.
Двое суток в поезде Сергей Васильевич не спал, оттачивал план действий. Пробраться внутрь, заминировать все кругом и потребовать прямую линию с Президентом, а еще лучше – с Национальным лидером. И пусть еще камеры будут! О таком должны знать все.
Сергей Васильевич понимал: да, скорее всего, конец карьеры. Но то, что случилось с ним за последние два дня, вдруг совершенно перетряхнуло его приоритеты. Он понял, что снова оказался на войне – небывалой, непостижимой. И ему, старому солдату, сейчас казалось куда слаще погибнуть героем, чем выйти на пенсию.
Погибнуть – если не получится ничего доказать. Тогда – как подобает, уйти в клубах дыма и пламени. Но если удастся убедить руководство, обличить американцев или саму Машину… Тогда, может быть, за заслуги перед Родиной… Его оставят? Ведь и обрекшие его зловещие цифры тогда будут неверными, и руководство будет должно признать это…
На Казанском вокзале Сергей Васильевич сразу нырнул в толпу, надвинул на глаза шляпу и посеменил к метро.
Турникет на входе зло лязгнул в сантиметре от былого; Чистяков сначала и это списал на происки искусственного интеллекта, но потом окрик дежурной расставил все по своим местам. Забыл заплатить!
Добрался до Покровки, отыскал квартиру сына и принялся названивать в дверь. Ничего, что семь утра. На войне как на войне.
– Нужен тротил. И противопехотные мины. Срочно, – огорошил он сонного усатого здоровяка.
– Бать… Какой тротил? – тот поморгал и зевнул.
– И «Газель», чтобы отвезти. С остальным я сам справлюсь, – решительно заявил Чистяков. – Смотри, сына, не подведи!
– Погоди, бать. Я под кроватью гляну, может завалялось чего с дня рождения, – генерал поскреб в промежности и побрел в комнаты.
Сергей Васильевич присел на табурет. Клонило в сон. Но не уснул: через закрытую дверь долетело тревожное: «…собирается что-то взрывать. Скорее приезжайте…».
– Иуда! – горько прошептал Чистяков.
Не дослушивая до конца сыновьего доноса – хоть и интересно, в ЧК он жалуется, или в дурку? А может, напрямую Машине?! – Сергей Васильевич тихонько притворил за собой дверь и шагнул в лифт.
Итак, взрывчатки нет.
Делать нечего. И терять время дальше нельзя.
– В коробках – динамит! Здание захвачено! Я требую прямой линии с Президентом! – заорал Сергей Васильевич в звенящий от напряжения громкоговоритель.
Картонные коробки, забитые бумагой и связанные скакалками, равномерно заполняли холл Центризбиркома. Сверху в каждом ящике лежали бюллетени из чистяковского чемодана. Охрана сама помогла таскать коробки из угнанной «Газели» внутрь: Сергей Васильевич сказал, что приехали голоса, уворованные демократами, а в такое не поверить преступно.
В вычислительный центр – к самой Машине – его, правда, так и не пустили; но раз никакой взрывчатки на самом деле не было, то какого черта. Теперь ставка только одна – на силу убеждения.
Снаружи здание постепенно окружала милиция, подтягивалась группа «Альфа», разворачивали спутниковые антенны телевизионщики.
– Тут хватит, чтобы весь квартал к едрене фене вынести! – взвизгнул громкоговоритель. – Я, Чистяков Сергей Васильевич, требую прямой линии с Президентом! У меня информация государственной важности! Я буду считать до десяти, а потом снесу ваш Центризбирком и все, что вы успели вокруг понастроить…
Ответом ему был только вой сирен.
– Раз, – угрожающе произнес Сергей Васильевич. – Два. Три.
Надо было хотя бы ампулу с цианистым калием в зубе…
– Четыре. Пять. Шесть…
Хотя, наверное, сейчас снайпер одним выстрелом в лоб снимет, и все…
– Семь. Восемь…
В здании погас свет. Вот и Машина вмешалась…
– Девять…
Дверь отворилась и по полу заскользил на середину холла какой-то предмет, вроде бы привязанный веревкой. Газ? Бомба? Что-то белое…
Телефон! Белый гербовой телефон!
Аппарат зазвонил. Сирены на улице почтительно умолкли.
– Слушаю вас, – спокойно сказал голос на том конце вертикали.