Но за забором маленький Таджикистан заканчивался, и скупого Абдурахимова языка не хватало, чтобы отбрехаться от свирепых вечноголодных милиционеров, барражирующих вокруг строек века в поисках легкой добычи.
Пытался как-то сварщик Фарух из третьей бригады пронести через КПП кусок баранины, но охрана отобрала, и влетело всей бригаде за нее покрепче, чем за перехваченный неделей раньше гашиш. Правил тут было много, и не обо всех строителям рассказывали.
Но ничего, курица так курица. Обедать часто приходилось и вялой лапшой из стаканчиков, и ускользающими сосисками, так что Абдурахим не капризничал. Плов варили не просто так: всю бригаду переводили на новый объект.
Возведенная в самом центре комплекса «Москва-Сити» башня «Памир», высокая, как сама гора, подпирала обваливающееся и прохудившееся московское небо. Ее верхние этажи почти никогда не были видны, облака плотно обкладывали бесконечное здание не выше его середины. Несмотря на родное имя, скучающий по дому Абдурахим о новом месте работы думал с опаской.
«На небеса — самый короткий путь», — мрачно шутили рабочие. Шептались, что на «Памире», окруженном предгорьем трехэтажных теплушек, несчастные случаи происходили чуть ли не каждый день. Подтверждений не было: отработавших на «Памире» строителей отправляли обратно в Среднюю Азию для соблюдения условностей визового режима, а оттуда везли уже на другие объекты. Правило странное, но были и постраннее, зато платили на «Памире» вдвое больше обычного.
Куриный плов, вроде бы и легкий, в кишках у Абдурахима вел себя тревожно, никак не хотел упокоиться. Сны ему в ту ночь виделись нехорошие: будто он надеялся добраться до самого верха башни «Памир», и все карабкался по лестнице, но конца ей не было видно. А потом кто-то сказал ему, что затея его пустая, потому что башня эта живая и все время растет…
Секретарь резво обежал вокруг машины, взялся за ручку и потянул тяжелую, словно у банковского хранилища, дверь на себя. Кротов, прикорнувший на расползшемся диване двухцветного «Майбаха», глянул на него мутно, зевнул и потянулся. Чертова обложка Vogue так ухайдокала его прошлой ночью, что он уже готов был пересмотреть свое пренебрежительное отношение к моделям. Девочка старалась, ей явно кто-то нашептал про его повышение в списке Forbes.
Завтра на стройку делового центра должны были заехать кураторы и инспекция, и чтобы рутинное распитие шотландских резервов не превратилось в неприятный разговор об изменении расценок на благожелательность властей, Кротов должен был навести на территории марафет. Заодно и кинуть взгляд на новую технику.
Прорабы и начальники объектов, шлейфом тянувшиеся за ядром секьюрити, в центре которого шагал мрачный Кротов, на подступах к «Памиру» рассеялись. Хозяин всегда уделял центральному небоскребу особое внимание, и режим там был тоже особый. Стройплощадка в стройплощадке, «Памир» управлялся собственным начальством, и попасть за забор за забором могли лишь избранные.
В кармане Кротова запиликал забрызганный сапфирами мобильный с особой кнопкой. В стандартных телефонах одним ее нажатием можно было соединиться с консьержем, который мог ответить на любые вопросы обладателя телефона в любой точке мира. Однако Кротову волшебную кнопку перенастроили на номер его начальника службы безопасности, который все эти вопросы мог еще и решить в течение получаса.
— А что, рейсовыми нельзя? Топливный кризис? На черта мы тогда долю покупали? — бурчал в трубку Кротов, остановившись у рядов хромированных агрегатов с многосложным немецким словом на консервативном лого. — Ладно, хрен с вами, отправьте джетом. А еще лучше — подождите пару деньков, пусть наберется на чартер, на Ил-76 какой-нибудь, а то велика честь мой Бомбардир гонять… Ничего, подождут, никуда не денутся. Пусть у индусов порченый товар берут по дешевке, без сертификатов, с камнями!
— Это оно, Аркадий Петрович, — одними губами сообщил секретарь, деликатно указывая на парк хромированных аппаратов.
— Не стухнет же, в самом деле! — рыкнул в телефон Кротов, в нетерпении отвешивая безгласной машине звонкую оплеуху. — Все, решили. Со Штатами завтра разберемся. Давай, у меня вторая линия. Да, привет. Что, всю сеть купили? Ляле на юбилей? Ребрендинг? Была у меня идейка… Давай назовем «Био-органика»… Или просто «Органика», точно. Ну, пусть теперь вегетарианская будет, это модно, от мяса уже всех тошнит. Все, пока, у меня вторая линия. Да! Господи, да перекупи его с потрохами, прости за каламбур. Сколько там этот профессор получает, со всеми взятками и подарками? Дай ему двадцатку в месяц, он тебе и студентов своих приведет… Окупится, конечно, за неделю. Извини, у меня вторая линия…
Предчувствия Абдурахима не обманули.
В первый же день их бригаду развели по разным этажам, и бродя по своему, шестьдесят второму, он поражался тому, что холеная, сверкающая башня внутри оказалась диковатой, полузаброшенной. Отделочные работы тут вроде как начинались, но внезапно были прерваны, и уже довольно давно. Кое-где голый бетон стен начал обрастать гипсокартоном и даже розетками, в других местах с этими признаками жизни спорили расписанные с пола до потолка титанические партии в крестики-нолики и навязчивый запах прелой мочи.
Остальные рабочие на этаже казались необщительными и чудаковатыми, и Абдурахим решил, что посылки из Чуйской долины доходят-таки до здешних адресатов. Весь день работы не было, и заскучавший Абдурахим, просидевший пять часов на корточках перед панорамическим окном с видом почти на всю Москву разом, добровольно отправился сдаваться бригадиру. Тот вяло и даже с некоторой жалостью поинтересовался у Абдурахима, что же ему не сидится, прикурил одну от другой и продолжил ковыряться в сканворде.
Но не успел Абдурахим снова устроиться напротив Москвы в самой удобной из доступных человеку поз, как у бригадира щемящими душу ферганскими распевами заголосил сотовый. Рассредоточившиеся вокруг своего начальника бездельники насторожились, как собаки, которым пообещали прогулку, да и сам бригадир напружинился, внимая отрывистому лаю из исцарапанного аппарата.
Через минуту Абдурахим наконец получил боевое задание: приступить к шпатлевке щелей между небрежно собранными гипсокартонными ширмами и потолочными плитами. Еще через две минуты — после того, как он взобрался по шатающейся стремянке, отчего-то утопленной в мотках электропроводов, к незаделанным щелям и умиротворению, сильнейший разряд электрического тока, пройдя от левой ступни Абдурахима к его правой ступне, оборвал его строительную карьеру.
На ухоженной гостевой парковке замерла, медленно выпуская сквозь жабры жар и топорща акулий плавник, хищная «семерка» с угрожающими спецслужбистскими номерами. Рядом степенно расположились два купеческих «пятисотых» с залихватски нахлобученными мигалками и триграмматонами «А… МР». Водители молча курили, закинув головы и пытаясь узреть пик «Памира».
Сверху вниз с семьдесят восьмого этажа на них глядел холеный пожилой мужчина в невообразимо дорогом темно-синем костюме, нежнейшей рубашке с собственными инициалами и запонками из золота 750-й пробы и алой эмали с достоверным изображением генеральских звезд.
— Вот руководство обеспокоено участившимися несчастными случаями на вверенной вам территории, — смакуя «Глен Гариох» пятьдесят восьмого года, задумчиво обронил он.
— Редкие осечки, — развел руками Кротов.
— По обычному тарифу, — пожал плечами человек с генеральскими запонками. — Каждая несостоявшаяся публикация в прессе о смерти на ваших объектах — сто девяносто тысяч, каждая состоявшаяся — плюс три процента к ежемесячным выплатам. Мы тоже несем имиджевые риски.
— Я вот чего не пойму, — присоединился к разговору пухлый розовощекий очкарик, придушенный английским галстуком. — При таких-то бюджетах, что же используете киргизов на стройке? Я, ей-богу, побоюсь жить и работать в самом высоком в Евразии здании, если его собирали люди, всю жизнь прожившие в юрте… Неужели вы не можете позволить себе добросовестных немецких рабочих?
— Можем, отчего не можем… Думали уже. Да они столько пива жрут, печень ни к черту, — пространно объяснил Кротов. — И работают у нас, кстати, не киргизы, а таджики. Они непьющие.
— Техника безопасности? — понимающе кивнул очкастый. — Ну с немцами вы меня удивили, конечно. А таджики у вас тут ухоженные, не то что в этой псевдо-сталинке на Тверской…
— Обижаете, — ухмыльнулся Кротов. — У нас тут трехмесячный курс реабилитации. Чуть ли не чистка организма получается. Они все такими живчиками становятся, подтянутыми, одно загляденье.
— Приятно иметь дело с таким современным, рачительным хозяином, — широко улыбнулся третий из гостей, высокий и худой мужчина с узким черепом и скверно замаскированной плешью.
— Ну знаете… Они ведь точно такие же люди как мы, — развел руками Кротов и зачем-то добавил, — По счастью…
Слава Аллаху! Голова раскалывалась, рот, нос и глотку переполнял омерзительный горько-кислый смрад, но он был жив. Собрав все силы, Абдурахим приподнял с подушки голову и осмотрелся. Он лежал на каталке, совершенно нагой и прикрытый лишь сиротливой простынкой в застиранных кровавых разводах. В нескольких шагах от него находился большой операционный стол, над которым сгорбились трое облаченных в зеленые хирургические костюмы. Что же случилось? Абдурахим помнил шпатель, стремянку, провода… Чуть не убило током, но его спасли! Воистину, русская медицина способна на чудеса. Случись такое даже в самом Душанбе, уже до захода солнца Абдурахима закопали бы, чтобы не кормить мух.
Он хотел было сказать докторам спасибо, но голос еще не вернулся к нему. Это Аллах его уберег: приглядевшись к тому, что происходило на операционном столе, Абдурахим похолодел.
Трудно дыша в пластиковый намордник, от которого к прозрачным электрическим мехам уходил гофрированный шланг, на столе лежал его знакомый плиточник, Фахраддин. Похоже было, бедняге крепко досталось: возившиеся с ним врачи были основательно перемазаны кровью. Абдурахим закрыл глаза и попросил Бога, чтобы тот помог Фахраддину выбраться из этой передряги ц